пропало.
— Я не зябну. Я могу шесть дней жить в степи в одной рубашке!
— Я тебе верю. Конечно, можешь, Пикор.
— Это не шкура, это просто накидка.
— Но ты добыл ее сам? — Анджелка не унималась, она ждала, что необычное ощущение вернется. — Для кого, Пикор?
Даже в неверном свете фонаря было видно, как юноша покраснел.
— Мы охотились вместе с отцом, и… А, думай, что хочешь! — Он повернулся, чтобы уходить.
— Погоди! Что, если я оставлю ее себе?.. Нет, не оставлю, Пикор. Но все равно спасибо. Я иду к отцу, в Управный дом. Он еще там, и мама беспокоится. И старший брат в степи. Вот он отправился за чапаном специально. Для Тунии, ты знаешь ее? Она откуда-то с вашей стороны.
Анджелка незаметно двинулась дальше к близкой уже Ярмарочной площади, и Пикор как привязанный пошел рядом.
Они миновали хлебную лавку Гацци, большой дом с башенкой, принадлежащий семейству Рафальдов, Анджелка все говорила. Пикор приноравливался к ее неровному шагу. Он даже покачиваться стал Анджелке в такт, причем совершенно незаметно для себя. Она-то это сразу отметила.
— Ну, вот, — сказала она перед входом в Управный дом, куда вели три высокие ступени. Сняла накидку («Вот как он пахнет вблизи, чапан! Мне будут дарить их еще много-много! Парни будут драться за меня! Они уже готовы, уже дерутся! Мама Сиэна, ты была права!»). Протянула Пикору. — Отец здесь, видишь свет. Спасибо, что проводил. И защитил.
— Я сделаю из них приваду для чапана! — горячо воскликнул парень.
— Мне нужно поговорить с отцом. Не знаю, сколько это продолжится. Домой мы, наверное, пойдем вместе, меня будет кому оберегать.
Пикор переступил на месте. Снег скрипнул. Ночью всегда падал мороз. Накидку Пикор мял в руках.
— А если он… он задержится? Ведь у Большого Карта много дел. С кем ты пойдешь?
— Попрошу кого-нибудь. Скригу или Миса, если они там.
Анджелка чувствовала, как горят щеки. Необыкновенное, опьяняющее ощущение. Если она прикажет, он будет стоять здесь до утра. Она? Хромоногая замарашка? Она! Солнечная!
— Ну, если хочешь, можешь подождать меня. Если хочешь.
— Я подожду. Подожду.
Она поднялась по ступеням, будто летела по воздуху, не касаясь припорошенного снегом камня. Ей казалось, что она совсем не хромает.
— Анджи!
Она повернулась.
— А что, если бы… если бы я добыл этого чапана сам? Один? Для тебя? Ты бы взяла?
Глядя с высоты третьей ступени на Пикора, Анджелка вдруг отчетливо представила совсем другую фигуру и другое место. Свистящая, завивающаяся пороша над ледником. Едва отличимая от черноты неба округлая масса, наполовину утонувшая в таящем под ней льду. Масса излучает тепло и вдруг вспыхивает призывно и часто, и на ее фоне вырисовывается завернутая, как любой охотник, в меха тень. Широкая, мощная и невероятно далекая, хоть находится ближе, чем на расстоянии крика.
— Оденься, Пикор. Возможно, ждать тебе придется долго.
«Как же было его прогнать?»
Рука Большого Карта Анджела легла на черную от времени поверхность стола. Рука, на которой из всех пальцев остались только большой и указательный. Стол в Управном доме был сделан из очень толстых, почти с предплечье, обтесанных стволов колючего стланика. Такие старые деревья не часто отыщешь. Столу, как и самому Управному дому, тоже было немало лет. За ним пересидело много Управников, отполировавших его своими локтями.
— Жаль, ты не застал его, Ник. Мы ждали тебя. Возможно, ты понял бы о нем гораздо больше нашего.
— Зачем же ты так тянул? Я вышел, как только получил известие. Мис совсем замучился, пока добрался.
— Да, я послал его, хотя он пригодился бы мне и здесь. Я послал его, как только смог.
— Он старался. До Хижины путь неблизкий.
— Что заставляет тебя жить так далеко? Далеко и одиноко? Отчего ты чураешься людей?
— Это долго объяснять, Большой К.
— Одному выжить труднее.
— Мне это известно.
— Давно взял бы себе одну-другую жену. Я знаю места вокруг твоей Хижины, там много дичи, прокормились бы. Заставь — бабы охотятся не хуже. Хочешь, сосватаю пару охотниц?
Собеседник Карта Анджела тихо рассмеялся.
— Ни к чему. Я здесь всего день, и то от гомона устал, а ты предлагаешь все это перенести в мою маленькую Хижину. Одна-то женщина — уже толпа.
А две — война. Они раздерут мне все книги.
— Да уж. — Карт Анджел поскреб черные непокорные кудри с густой сединой. — Мои вот — тоже. Спасибо, Сиэна — баба благоразумная. И все-таки мы очень ждали тебя, Ник, — повторил он.
— И я спешил, мне ведь и самому хотелось бы взглянуть на вашего таинственного пришельца. Не моя вина, что он… убыл раньше. Ты слишком поздно послал за мной.
— Да, наверное.
Сидящий по ту сторону стола был невероятно высок и невероятно худ. Накидка из облезлой шкуры чапы болталась на нем, острые плечи натягивали стершуюся кожу. В нескольких местах накидка была залатана первыми попавшимися кусками. Под накидкой виднелась кожаная рубашка, еще более ветхая.
Но, несмотря на почти голый желтый череп с редкими косицами за ушами, этот человек не производил впечатление старца. Виной тому, должно быть, был ясный взгляд темных, глубоко посаженных глаз. Взгляд юноши, готового в следующий миг разразиться смехом, но в глубине угадывалась острота искушенного ума. И морщины на дубленной ветром и холодом коже были не старческие, а, скорее, приобретенные в трудной борьбе с жизнью.
Вместе с тем Большой Карт Анджел прекрасно знал возраст своего гостя. Карт еще баловался с игрушечными самострелами, а к Нику Чагару тогдашний Управник посылал помощников за добрым советом. Посылал, и сам сходить не гнушался.
Ник Чагар был отшельником и мудрецом.
— Сколько в твоей Хижине книг, Чагар?
— Ты же видел.
— Но я никогда не считал. Сколько?
— Все четыре стены. — Ник засмеялся. — Дело не в числе, Большой К.
— И ты прочел их все?
— Даже не один раз. Вернемся к вопросу. Ты говоришь, что он интересовался буквально всем, обо всем спрашивал, но ни во что не лез, только смотрел и слушал? Ты отвечал ему?
— Да. Он не показался мне врагом. Меринда, Скайла, кто поплоше, те же Шесть Хуторов, что на западных отрогах Горы, — они не стали бы засылать такого странного лазутчика. Скорее, подкупили бы кого-то из Города. В Охотничьей есть недовольные, они, я знаю, якшаются там…
— Он был странный. Чем?
— Ну… Говорил вроде по-нашему, а сразу не понять. Правда, потом выучился. Глядел…
