Увлекается и размахивает руками, а ведь уверен, что на самом краю стоит. Врачом представился. Лекарем. Не верится что-то. Хотя врачи, они такие… Но говори! Только бы он не перестал говорить».
— Мало! Дьявольски мало для хоть сколько-нибудь уважающего себя Царства Мертвых. В Древней Греции той же и то на несколько порядков выше должна была быть естественная убыль населения. А вместе с искусственной считать — и говорить нечего… Выводов, как обычно, два. Или это не «тот свет», и тогда уж я и представить не могу — что. Или повдоль Реки существует множество подобных нашему… скажем, резерваций. По назначению, я подразумеваю.
А почему бы не так? — Врач даже уселся рядом с Хароном у Тэнар-камня, и Харон подвинулся, уступая часть места. — Если кого-то перевозят на тот берег, то возможно ведь и наоборот? Ну, не про нас, не про нас, помню я анекдот, который сам рассказывал на пристани у предыдущей Ладьи! Хороший, кстати, анекдот, из научных кругов… Не нас — но других? Оттуда, с Того берега, где тоже, вполне вероятно, имеется нечто вроде нашего лагеря, или в этом роде…
Ты ведь не скажешь, Харон? Ты никогда ничего не говоришь. За тебя всем нам голову морочат Локо да Псих. Теперь у них там еще один появился, этакий бодренький. Марк приносил слух, что до них был еще кто-то, от кого они премудростей набрались… А ты — безмолвен. Всегда.
«Вот оно, равновесие, — думал Харон, сам давным-давно пришедший к той же мысли. — В натуральном виде и в натуральную величину. Кому от этого легче, Мирам? Мирам легче».
Его собеседник вытянул руки с растопыренными пальцами перед собой.
— Не дрожат, а, Харон? А ты что же, по совместительству и палачом тут? Меня за этим привели?… Я, кажется, это уже говорил. Значит, все-таки боюсь. Неприятно. — Врач нервно передернулся.
На такое, самое, пожалуй, поразительное из всего, что он о себе слышал в лагере, Перевозчик мог лишь качнуть головой из стороны в сторону. Что он и сделал.
— А, все-таки они. Конвойные. Тот же жест.
— Вот как? Ну, остается верить на слово. Хочешь, тогда я расскажу тебе, отчего я решил вернуться с полпути?
Энергичный кивок.
— Э-э, вот ты чего все ожидал, а я-то растекался тут… Чтобы, значит, принять соответствующие меры, исключающие подобное впредь?
«Нет, — глазами, головой, плечами. — Только говори, говори».
— Ну, не знаю, зачем тебе в таком случае. Но сперва о слухах, что ходят в лагере насчет Тоннеля. Не всякого, мол, берут. Берут действительно не всякого, уж это я из грязной Локиной бороды вырвал. Он почему-то очень не хотел развивать именно тему Тоннеля. Понятно, если райское блаженство заведомо не светит самому… так что мои шансы росли. Это я говорю, про что думал, когда опять приволокли девчонку, которая снова была «в полете». Чем вы ее одурманиваете? Указала на меня. Ну, ты, конечно, видел этот вход в Тоннель…
«Нет, не видел, — подумал Харон. — Его никто никогда не видит, кроме тех, кому он указан. Знаю только, где примерно он открывается… а теперь, должно быть, и это поменялось».
— Странно, — откинувшись затылком на камень, проговорил собеседник, и темная запекшаяся капелька, вдруг ожив, упала с его губы, — я как будто бы и не входил в эту маленькую дверь прямо в скале. Пыльная такая. И вдруг — светлый переход, вроде крытый, но с окнами, за которыми ничего, кроме света. Нас много — откуда другие? Поразительные цветы в руке…
«Да! Да! — Харон чувствовал, что будь у него сердце — взорвалось бы. — Цветы и другие люди, и мы идем вместе туда, на ту сторону!»
— А ровный утоптанный пол ведет все-таки вниз. Почему он ведет вниз, Перевозчик?
Но нет у Харона сердца. Перевозчик пожал плечами.
—
Подошли оба таната, зорко бдившие в сторонке. Один протянул пятнистую ладонь привычно-знакомым жестом:
— Ключ, Перевозчик.
—
—
— Ты еще не понимаешь, Перевозчик, — ровно сказал второй танат, приблизившись вплотную. -
Но ты поймешь. Небо поменялось. Ты дал слово, что закончишь.
— Что? Пора? Время? — Врач вскочил, и Харон поднялся тоже. — Но подожди еще немного, Харон! Еще несколько минут! Я…
«Да, конечно, он — не отсюда. Он чувствует время, я еще в самом начале его рассказа отметил слово «давно». Чисто машинально, слух резануло. Конечно, он жив, и не место ему тут. Вот только главного-то он не сказал. Впрочем, главное для себя самого я услышал».
— Я же не рассказал, отчего я вернулся! Не потому что я не верил… то есть боялся. Чего уж там. Но где-то уже довольно далеко я как-то так… в общем, я понял, что должен вернуться.
— Мы доверяем тебе, Харон, — сказал один из танатов, не обращая внимания на Врача, — но не ты должен выводить его в Мир. Ты — не перевозишь обратно. Иди, Перевозчик, он не должен видеть тебя при выходе отсюда.
— Это было как голос во сне! — крикнул Врач. — Он сказал, что я должен вернуться! Болван безъязыкий, ты понимаешь, что такое должен?!
—
— Мы за вторым поворотом, Перевозчик, — сказал танат с кристаллом-Ключом. — Те мы, которые привели его сюда и ушли, когда ты захотел говорить с ним. Ты нужен, Перевозчик. В лагере, — танат помялся, что было непривычно видеть, — нехорошо. Кроме того, пришла новая Ладья. И тебя ждет список на Горячую Щель. Иди, Перевозчик, спеши.
Надменно выпрямившись, танат стал похож на собственное изваяние.
А Харон ушел. Не обернувшись. Даже когда донесся последний крик того, кто в палатке Локо назвался врачом и Врачом же останется у Перевозчика в памяти. Которому до самого конца не давали догадаться, что привели сюда, чтобы вернуть утраченный Мир:
— Мне сказали, что я должен вернуться сам, добровольно! Рассказать, как здесь на самом деле, слышишь?
…Спускаясь в компании танатов к лагерю, Харон спросил одного:
—
— Это означает, что ему была дана только самая первая попытка пройти свой дальний путь, — как о само собой разумеющемся отвечал на ходу танат. — Всего попыток девять, но точно нам не известно. Мы не интересуемся этим. Нам этого не надо. — Танат подумал и добавил: — В данном случае, говоря «нам», мы имеем в виду только нас. Без тебя, Перевозчик.
Харон кивнул. Он почти не сомневался в ответе. Потому что «будет еще восемь попыток» — это из его же, Перевозчика, сна. Там, в Мире. Когда Перевозчик еще даже не был Стражем.
Из того его прошлого, про которое он не перестает сомневаться — а было оно у него вообще?
—
Да и самого схода с тропы не было. Широкая россыпь крупных, мелких, очень крупных и очень мелких обломков, глыб и щебня, и чтобы добраться вниз, придется находить пути между ними.