покидая гнездо в жаркие часы, чтобы поесть. Самец, видимо, в это время к ней не приближался. Птенцы вылупились через месяц после начала строительства (одиннадцать дней на лепку гнезда, три дня на кладку яиц, семнадцать на высиживание). В тот день я нашла одно яйцо на моей раскладушке, которая стояла как раз под гнездом. Решив, что оно выпало случайно, я дождалась, когда ласточки улетели кормиться, и положила яйцо на место. В зеркальце я рассмотрела двух крохотных голеньких птенцов. Они еще не обсохли, и большие клювы с желтой полоской придавали им жалкий и уродливый вид.
Но вот родители вернулись, и вскоре я опять увидела яйцо на кровати. Видно, они знали, что из него уже не вылупится птенец, поэтому выбросили. Отец и мать поочередно согревали птенцов, покидая их только в знойный полдень. Уже на второй день птенчики стали обрастать пушком. С утра до вечера родители не знали покоя, удовлетворяя неуемный аппетит своих отпрысков. Даже при моем приближении малыши широко открывали свои клювы.
В гнезде царила безупречная чистота. Как добивались этого его крохотные обитатели, я не знаю. В первые дни я ни разу не видела, чтобы они садились на край гнезда, а между тем кровать внизу была испещрена пометом.
Вскоре после появления птенцов ветер снова принялся трепать палатку. Гнездо начало отставать от кола, а тут еще хлынули дожди и затопили лагерь. На следующее утро меня разбудило возбужденное щебетание. Самочка металась от палатки к проволочной сетке, за которой я спала в машине. Я вбежала в палатку и увидела, что один птенец лежит на моей кровати. Он продрог и тяжело дышал. Я взяла его в руки, стала отогревать своим дыханием. Тут я заметила, что передняя стенка гнезда отвалилась, а задняя висит буквально на волоске, вот-вот упадет. Второй птенец еще как-то держался, но первого уже некуда было класть, и родителям негде было сесть, чтобы кормить их. Умница ласточка сразу догадалась позвать меня на помощь, видя, что самой ей не под силу исправить беду. Я попросила Джорджа подержать и погреть птенца, а сама принялась липким пластырем чинить гнездо. Пожертвовав наволочку, я сделала из нее лямку и притянула гнездо к палатке. Родители летали у меня над головой и следили, что я делаю. Не отпугнет ли их белая лямка? Нет, едва я закончила работу, как они юркнули в гнездо.
Теперь ласточки стали на ночь покидать гнездо. Но это уже не было опасно, так как птенцы начали оперяться и хорошо согревали друг друга. Один из них рос особенно быстро. Мы решили, что это самец. На шестнадцатый день он начал упражняться в полетах. Приземлялся он благополучно, а взлететь еще не мог. У него было несравненно больше желания, чем умения, и родители тревожно метались над ним, пока я не клала смельчака обратно в гнездо. Тотчас все начиналось снова. К сожалению, птенец и ночью не мог угомониться. Проснувшись однажды утром, я увидела, что родители неподвижно сидят на оттяжке. Я вошла в палатку и на кровати обнаружила мертвого малыша.
Джордж один поехал искать львят, а я осталась в лагере, чтобы присматривать за вторым птенцом. И очень кстати, потому что как раз в этот день пичуга задумала испытать свои крылья. Совсем как брат, она спускалась вниз, будто на парашюте, но вернуться в гнездо не могла, и мне пришлось-таки потрудиться. Когда стемнело и родители улетели, я положила птенчика в коробку, выстланную мягкой тряпочкой. Еще до рассвета я снова положила его в гнездо, и, когда родители вернулись, он уже ждал их с разинутой пастью. И в этот день я осталась в лагере. Родители тоже дежурили, отгоняя сорокопутов, которые накалывают чужих птенцов на длинные шипы и поедают их. Маленькая ласточка могла уже летать метров на сто, но на земле все еще оказывалась беспомощной. В лагере было много воробьев, которых она боялась. Чтобы отвлечь их, я насыпала в сторонке кукурузы и семян. Воробьи, конечно, были в восторге. К ним вскоре присоединилось семейство мышей. Толкая друг друга, они все вместе уписывали угощение. Просто идиллия… Зато жизнь ласточек-родителей была далеко не идиллической. Меня поражала беспомощность их птенца. Джордж сказал, что видел гнездо острохвостых ласточек в глинистом береговом обрыве. Я не могла представить себе, как они спасают своих птенцов, когда те, вылетев из гнезда, попадают в реку.
На другой день ласточки, как обычно, прилетели к гнезду, но не стали кормить малютку, а попробовали убедить ее лететь с ними. Наконец она расхрабрилась и взяла курс на макушку акации. А затем принялась порхать с дерева на дерево, как ни трудно ей было сохранять равновесие с такими коротенькими крылышками и хвостиком. Родители летели следом и подкармливали ее. Под вечер они всполошились и попробовали заманить пичугу обратно в гнездо. Даже трясли ветку, на которой сидел птенчик, но он только крепче цеплялся за нее. Когда стемнело, родители улетели. Я не знала, что делать, чем дотянуться до макушки дерева.
Весь вечер мы с Джорджем то и дело выходили проведать маленькую ласточку. Она сидела все на той же ветке. Ночи были холодные, и мы боялись, что пичуга погибнет или попадет в зубы ночному хищнику. Но утром мы увидели ее на месте, она как будто хорошо перенесла ночевку. Появились родители. Весь день они провели с дочерью, кормили ее, а она отважно перелетала с дерева на дерево. Все-таки родители продолжали беспокоиться. Они без конца влетали ко мне в палатку, словно прося помочь поймать птенца и посадить обратно в гнездо…
Пять ночей прошло благополучно. С каждым днем маленькая ласточка летала все дальше в сопровождении родителей. Интересно, что заставляет ее проводить ночи в одиночестве, несмотря на холод и опасности? Конечно, она не могла знать, где ночуют ее родители. И вряд ли понимала, что гнездо находится в палатке, а коробка, в которой ей довелось ночевать, лежит в автомашине. Возможно, унаследованный инстинкт заставлял пичугу избегать искусственной среды и отдавать предпочтение дереву, где по-настоящему следовало быть ее гнезду.
На шестое утро маленькая ласточка сидела взъерошенная, втянув голову в плечи. Она дрожала всем тельцем и, когда появились с кормом родители, не открыла ни глаз, ни клюва. Я надеялась, что солнце ее отогреет, и не стала ничего предпринимать. Но вскоре родители прилетели в палатку и тревожно закружились у меня над головой. Я вышла и увидела птенца на том же месте. Джордж принес лестницу, мне с трудом удалось снять пичугу с ветки. У нее не было никаких наружных повреждений, но она непрестанно дрожала и продолжала жмуриться. Я отнесла ее в гнездо, надеясь, что родители накормят дочь, но они сидели на оттяжках и к гнезду не подлетали. Может быть, меня боятся? Я ушла. А когда вернулась, малютка барахталась на моей кровати. Я положила ее на место и заметила в гнезде сгусточек крови. Похоже, птичка заболела воспалением легких… Когда она снова выпала из гнезда, я взяла ее и стала согревать своим дыханием. Но все было напрасно, маленькая ласточка умерла у меня на ладони. Я опустила ее на кровать.
И тут случилось нечто странное. Откуда-то прилетели красногузые ласточки, которых все это время не было видно, и принялись гоняться за острохвостыми. Несколько часов длилось преследование, наконец, красногузые как будто победили. Они сели на оттяжки, а острохвостые стали метаться между деревьями.
Однако на следующее утро положение вновь изменилось. Красногузые исчезли, а острохвостые принялись собирать глину для нового гнезда. Но мы должны были покинуть Серенгети, и не стоило поощрять ласточек снова лепить гнездо в палатке, которую предстояло вскоре снимать. Я убрала бечевку и прочие приспособления. Настроение у меня было грустное. Еще больше я расстроилась, когда ласточки утром влетели в палатку и сели на оттяжках, недоуменно все разглядывая. В конце концов они улетели и больше уже не показывались.
Много дней меня по утрам будило их щебетание. Теперь воцарилась тишина. Она была настолько тягостной, что мы стали выезжать на поиски львят чуть свет.
Я поведала вам все это в цельном рассказе, погрешив против хронологии в моем дневнике. А сделала я так потому, что это был единственный случай, когда ласточки слепили гнездо в нашей палатке и я смогла вблизи проследить судьбу одной пернатой семьи. История оказалась трагической. Родители так преданно трудились, и малыши были так счастливы. Но на девятнадцатый день погиб один из них, а шестью днями позже — второй. Сопротивляемость и выдержка маленькой пичуги на протяжении пяти холодных ночей стала для меня как бы символом жизни.
Какой смысл был заложен в этой трагедии? Не знаю. Но меня очень тронуло, что родители, как ни заботились они о первых птенцах, примирились с их гибелью и стали создавать новую семью.
Общаясь много лет с дикими животными, я убедилась, что их безотчетные реакции на удары судьбы вернее наших. Им дана мудрость, какой у нас нет. Незадолго перед тем я с интересом наблюдала, как преодолевает трудности паук. Я не могу любить этих восьминогих, но очень уж терпеливо паук восстанавливал свою паутину всякий раз, когда ее повреждал дождь или крупное насекомое. Он
