Глава восемьдесят вторая
Если верить симпатичному репортеру из Лос-Анджелеса, конфликт в офисе шерифа подходил к завершению. Доносились звуки выстрелов. Группа захвата штурмовала здание.
Энн дрожала. Такая развязка предвещала, что конец истории будет счастливым не для всех. Она не успокоится до тех пор, пока не узнает, что Фрэнк Фарман так или иначе обезврежен и никто не пострадал. Что Винс не пострадал.
Не зная, чем заняться, она принесла в гостиную свою сумку и высыпала ее содержимое на пуфик. Она даже улыбнулась, когда выпал подарок Томми. Вот чего ей недоставало — приятного сюрприза.
Коробочка была маленькая, такая, в которых обычно дарили кольца. Томми, наверное, сам ее оборачивал. Энн открыла ее с такой осторожностью, будто внутри могло лежать яйцо Фаберже.
Там оказалась тоненькая золотая цепочка. Надо же, цепочка, подумала она озадаченно. Где десятилетний мальчик взял денег, чтобы купить своей учительнице цепочку? Подарок слишком экстравагантный — что ей теперь делать? Он обидится, если она вернет его.
Она опрокинула коробочку на ладонь и аккуратно расправила цепочку, подняв ее и распутав, словно золотую нить.
На цепочке висела золотая фигурка.
Фигурка женщины, победно вскинувшей руки.
Такая же, какая была у Карли Викерс на фото с плаката.
У Энн кровь застыла в жилах.
Сердце забилось так быстро, что она едва не упала в обморок. Ее руки дрожали, и маленькая фигурка заплясала, отражая блики света лампы.
Откуда Томми мог взять ее? Есть ли какая-то разумная причина, по которой он смог получить цепочку, которую получают женщины, прошедшие программу Томасовского центра и успешно вышедшие в жизнь?
В замешательстве она постаралась найти в происходящем какой-нибудь смысл. Нашел ли он его в чаще? У Лизы Уорвик могла быть такая же цепочка? Она могла упасть и затеряться в грязи среди листьев. Томми мог поднять ее, когда они с Вэнди сидели и ждали за желтой лентой — после нахождения трупа и до ее прибытия туда.
Это казалось малоправдоподобным, но ей хотелось верить. Поразительно, что готов выдумывать разум, лишь бы найти смысл в недостоверной информации, заполняя пробелы на свой манер.
Если Фрэнк Фарман убийца, как предполагают репортеры, может, цепочка была у Дэнниса, и каким-то образом она досталась от него Томми.
Ну да. Так Дэннис и отдаст что-то Томми. Это Дэннис скорее бы избил Томми и отнял у него цепочку. Невозможно придумать версию, по которой могло бы быть иначе.
Отец Вэнди много работал в центре. Может быть, цепочка каким-то образом попала в руки Вэнди, а она отдала ее Томми.
Питер Крейн тоже работал в центре.
Но цепочка полагалась только женщинам, прошедшим программу. Даже сама Джейн Томас не имеет такой.
Конечно, этому должно быть разумное объяснение. Незачем думать, будто здесь есть какая-то проблема… но она думала.
Энн взяла цепочку и стала ходить по комнате, зажав ее в кулаке, как будто эта цепочка могла с ней заговорить.
Придется спросить Томми. Или, может быть, показать его отцу? Должен же быть какой-то ответ.
Лучше раньше, чем позже, подумала она, когда зазвонил звонок и она открыла дверь Питеру Крейну.
Глава восемьдесят третья
— Шрам останется, — сказал Винс.
— Только один? — спросил Мендес.
— Конкретно этот женщинам понравится, — сказал он, указывая на красную линию, которая прорезала щеку детектива. — А что касается тех, которых не видно…
Он многозначительно пожал плечами и сел на каменную скамейку рядом с Мендесом, положив руки на бедра.
Они сидели на улице, и никто из них не обращал внимания на холодный ночной воздух. Пахло лавандой и розмарином с ноткой океана, протянувшегося за холмами на западе. Но не порохом и смертью.
Репортеры наконец отбыли, после того как Диксон отказал им в интервью и послал куда подальше. То, что произошло в стенах офиса шерифа, могло бы стать сенсацией, но еще это была семейная трагедия, которой хватило на одну ночь.
Приехала «скорая». Мендес отказался ехать в больницу. Искупавшись в крови, мозгу и фрагментах кости, он решил, что из-за царапины на щеке не стоит терять времени. Ведь он мог умереть с такой же вероятностью, как и Фрэнк Фарман.
— Не хочешь поделиться аптекой, которую таскаешь с собой? — поинтересовался он у Леоне.
Винс извлек бутылочку с лекарством и высыпал ему в руку несколько таблеток.
— Советую взять белую длинную, — сказал он. — Только если у тебя нет приступа, конечно. Тогда на твоем месте я бы взял розовую.
Мендес поднял бровь.
— Приступа?
— Пуля вошла вот здесь, — сказал Винс, указывая чуть пониже правой скулы, где на коже выделялся кусочек новой кожи размером чуть меньше монеты в десять центов. Люди редко замечают чужие шрамы. Усы, которые он отрастил с тех пор, как Мендес виделся с ним последний раз, привлекали внимание куда больше.
— Пуля?
— Мне что, опять вызывать «скорую»? — спросил Винс. — Ты за мной все повторяешь.
— Какая пуля?
— Если бы я успел ее разглядеть, — с сарказмом ответил он. — Поверни я голову — и у меня был бы такой же очаровательный «след от бритвы», как у тебя. Или искусственный глаз. Моей бывшей жене нравились пираты из романтических рассказов.
— Что случилось?
— Версия «Ридерз дайджест»: наркоман с дешевым двадцать вторым. Вот ведь беда с этими малокалиберными пистолетиками — то, что входит в жертву, не всегда выходит обратно.
— Ты разгуливаешь с головой, полной свинца? — изумленно воскликнул Мендес.
— Правда, это многое объясняет?
— Вообще-то да.
— Официально я на больничном.
— Но почему ты ничего не говорил?
— Ну… потому что не хотел, чтобы кто-то знал, — сказал Винс. — Можешь называть меня параноиком, но мне кажется, что люди воспринимают тебя по-другому, когда знают, что у тебя в голове пуля.
— Ты должен был умереть.
— Ну да. Но не умер, — произнес он, и на его лице отразилась тень широкой белозубой улыбки. — Жизнь — это старая смешная собака. На нее нельзя надеяться, сынок.
