Коди оглянулся и, увидев его, нахмурился.
— Пошли, — сказал Дэннис. — У меня есть кое-что крутое, хочу тебе показать.
Коди подошел поближе, подозрительно глядя на него сквозь свои дурацкие кривые очки, склеенные скотчем.
— Мне нельзя играть с тобой, Дэннис. Так мама сказала.
Дэннис закатил глаза.
— Ой, да брось. Я кое-что нашел. Это очень круто.
Коди взглянул на тех, кто привез его в парк. Паренек, с которым он играл, побежал качаться на качелях.
— Давай. Не будь занудой, — произнес Дэннис, делая шаг назад, в чащу.
— Мне нельзя играть в чаще.
— Вот маменькин сынок.
— А вот и нет.
— А вот и да.
Коди хотел отправиться с Дэннисом, но сомневался.
— Я думал, мы друзья, — сказал Дэннис.
— Ты злой.
— А ты тупой. — Дэннис пожал плечами. — Дело твое. Пропустишь самое интересное, вот и все.
Он повернулся и пошел в чащу. Коди посмотрел на детскую площадку, затем на Дэнниса, потом на площадку. Дэннис сделал еще несколько шагов, не оборачиваясь. За спиной послышались шаги, ворошившие опавшие листья.
Дэннис глянул на Коди и побежал. Коди засеменил за ним. Они спустились с возвышенности, и детская площадка скрылась из виду.
Дэннис остановился и захохотал. Коди продолжал бежать, не успев затормозить. Он тоже смеялся. Затем Дэннис обернулся и, продолжая хохотать, с размаху молниеносно всадил нож в живот Коди Роча так глубоко, как мог.
Глава шестьдесят четвертая
Вэнди сидела в парке на скамейке, обращенной в чащу. В своей записной книжке она сделала набросок с места преступления — холм, с которого они спрыгнули, камни и деревья, а еще могила в самом низу. Она боялась рисовать голову мертвой женщины, будто рисунок мог каким-то чудом оживить ее, и она бы заговорила.
Это, конечно же, было глупо. Если бы здесь был Томми, он бы сказал ей, какая это глупая идея. Хотя фильму такая сцена добавила бы ужаса: если бы голова мертвой женщины преследовала их и витала повсюду, как привидение, и говорила с ними о том, что случилось. И никто другой, кроме Вэнди и Томми, не мог бы увидеть ее. Только если она сама не хотела, чтобы ее увидели, например, Дэннис или убийца.
А может, в фильме убийцей был бы Дэннис. Вот был бы ужас. Нет ничего страшнее в фильмах, чем злой ребенок. Ей подумалось, что Дэннису даже не пришлось бы притворяться.
Она жалела, что не позвонила Томми и не выманила его в парк. Теперь при свете дня чаща уже не казалась такой зловещей, и ей даже захотелось вернуться и повторить их судьбоносное путешествие из школы в тот день. Но было бы лучше, если бы Томми оказался здесь и помог ей восстановить все события.
Вэнди просто бесило, что мама Томми была такой строгой. Он постоянно ходил то на занятия, то на концерты. Ему не позволяли быть нормальным ребенком и просто играть. Он должен быть там в такое-то время, а тут — до темноты, ему нельзя то, ему нельзя это.
А он совсем не походил на Харлана Фридмана, который притворялся слабым аллергиком, чтобы не ходить на физкультуру или в походы. Томми любил и то, и другое. Ему просто не нравилось попадать в переделки.
Вэнди не была настроена осторожничать. Ее родители уже и так взбесятся из-за того, что она ушла из дома без предупреждения. Она могла делать что угодно до того, как ее найдут. А даже когда найдут — что они ей скажут? Как мог ее отец говорить с ней о том, что нельзя нарушать правила, когда сам нарушал самое главное правило на свете?
Повинуясь порыву, Вэнди спрыгнула со скамейки, сунула записную книжку подмышку и зашагала. Скоро она уже сошла с дороги и оказалась в чаще, через которую они бежали во вторник, когда за ними гнались Дэннис и Коди.
Она вспомнила, как назвала Дэнниса Фармана дураком, и ей стало интересно, разрешат ли такую фразу вставить в фильм. Наверное, да. Люди ведь ругаются в фильмах, конечно, не в тех, которые ей разрешали смотреть, но все равно… Она вспомнила, как на этом месте посмотрела через плечо, а Томми крикнул: «Прыгай!» И они прыгнули с насыпи, заскользили, поехали и свалились. Вэнди на сей раз пошла длинным путем и осмотрела насыпь. Они словно упали в глубокую миску, подумалось ей, и она открыла свою записную книжку и, высунув язык, стала записывать мысль, стараясь и писать, и идти одновременно.
Томми укатился дальше всех, остановившись прямо…
Крик пронзил воздух настолько неожиданно, что Вэнди даже не поняла, что он вырвался из нее. Там, в могиле, наполовину прикрытый опавшими листьями и ветками, сидел, плача, Коди Роч, а кровь заливала его руки, живот и лицо.
Он посмотрел прямо на Вэнди и всхлипнул:
— Дэннис убил меня!
Из-за дерева появился Дэннис. Он схватил Вэнди за одну косу и сбил с ног, не давая ей убежать. Ее записная книжка улетела в сторону. Девочка приземлилась и едва успела отскочить в сторону, когда Дэннис занес нож, собираясь всадить его ей в спину.
Стараясь быстрее подняться, она оглянулась на Дэнниса, побежала и натолкнулась на Коди, и оба упали. Вэнди вся перепачкалась в крови, когда скатилась с него, и снова побежала, преследуемая Дэннисом Фарманом по пятам.
Дэннис был больше и сильнее, но Вэнди проворнее двигалась. Всякий раз, когда он тянулся к ней, ей удавалось изогнуться и избежать его захвата — пока мысок ее кроссовка не зацепился за корень дерева.
Она упала, больно ударившись, и весь дух вышел из нее, когда она с грохотом обрушилась на землю.
— Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! — кричал Дэннис снова и снова.
Он упал на нее, нож вылетел из его окровавленных рук, когда он хотел пырнуть ее. Но Дэннис, казалось, не заметил, что ножа нет, и продолжал колотить ее снова и снова, словно всаживая в нее воображаемый нож, и его кулак так сильно бил Вэнди в грудь, что было ощущение, что у нее из глаз летят искры.
На глаза Вэнди словно опустилась черная пелена. Она не могла дышать. Дэннис сидел сверху. Ей предстояло умереть.
Глава шестьдесят пятая
Томми провел весь день, будто ходя по лезвию ножа. Он в этом деле поднаторел, потому что это было не в первый раз. Он всегда знал, как угадывать настроение своей матери — и вообще кого угодно. Он не понимал, почему другие этого не могут.
Отец уехал из дома рано, чтобы помогать искать пропавшую женщину. Томми просился с ним, но отец объяснил, что детей туда не пускают.
