– Меня отпустила скифская царица только для того, чтобы я поклонилась от ее имени нашей Деве и испросила ей ребенка!.. А Палаку – здоровья!
– Ребенка? – удивилась Лаудика, смеясь сквозь слезы. – Смотри, как бы богиня не ошиблась и не сделала так, что ты сама станешь матерью!
– Что ты говоришь, Лаудика! – заметила Мата укоризненно, тоном наставницы. – Разве можно так говорить? Дева никогда не ошибается!.. Что ж, Гедия, разрешаю тебе обратиться к богине с просьбой от скифской царицы, но это ты сделаешь завтра!
Со стороны площади послышались крики. Народ приветствовал Диофанта.
У входа в храм стоял Скимн с улыбкой человека, дела которого идут хорошо, и смотрел через двери на группу белоснежных жриц. Он только что сошел с седла и выглядел грязным, оборванным, как и все воины, когда они возвращаются из похода. Ему было известно, что состоялась экклезия, но какие приняты решения, он не знал. Мата заметила архитектора и поспешила выйти к нему. Жрица милостиво улыбнулась в ответ на его учтивый поклон.
– Ну, Скимн, теперь ты убедился, что я была права, когда освободила тебя и Биона из темницы и помогла бежать в Херсонес? Тебя никто не собирается судить, более того – ты можешь получить обратно свой перстень с рубином, если вернешь мне мою записку на получение двух сотен серебряных монет!
– Но перстень-то не у тебя, а у Бабона!
– Тсс… – зашипела Мата, багровея и берясь рукой за припухшую щеку, – ты говоришь неприятные вещи!.. Бабон со всеми молодыми воинами уже подъезжает к городу, Диофант всех их освободил от обязанностей по охране Прекрасного порта и разрешил вернуться домой. Значит, перстень будет у меня не сегодня, так завтра. Но ты должен молчать! Приди вечером с моей запиской, теперь она тебе не нужна.
– Почему?.. Я хочу получить две сотни монет и, думаю, ты не будешь спорить! Злой человек, имея в кармане твою записку, мог бы немало навредить тебе, но, к счастью, я не такой. Я лишь прошу выплатить мне стоимость перстня.
Мата прикусила губу и пристально взглянула в грязный, шелушащийся лик хитрого архитектора.
– Но, Скимн, – возразила она, сдерживая гнев, – получая от меня деньги, ты навсегда теряешь перстень, свою фамильную драгоценность, талисман счастья!
Скимн ухмыльнулся.
– Что ж, – ответил он, – да будет так!.. Мой перстень, Мата, обладает одной особенностью! Даже не угадаешь, какой!
– Какой же? – спросила Мата, широко раскрывая глаза.
– Он служит мне даже в том случае, если находится в чужих руках, подобно перстню Поликрата. И сам вернется ко мне. Я мог бы бросить его в море и получил бы его обратно в чреве рыбы, пойманной рыбаками!
– Ах! – не то с сожалением, не то с испугом отозвалась жрица, отступая на шаг. – Почему же ты молчал об этом раньше?
– Это было в моих интересах!
– Ты хитрый человек!
– Не хитрее Бабона, который хочет, чтобы ты помогла ему жениться на Гедии!
Мата смущенно и с тревогой оглянулась на двери храма.
– А чтобы этого не случилось, – продолжал тихо Скимн, наклоняясь к уху жрицы, – ты должна сделать для меня одно дело.
– Говори, если могу, сделаю.
– Помоги мне женить сына на дочери Херемона!
Ноздри Маты вздрогнули от скрытой насмешки. Она убедилась, что Скимн ничего не знает о состоявшемся только что осуждении Херемона и о том, что девушка стала уже не богатой невестой, а беднячкой, бесприданницей. И решила сыграть на его неведении.
– Это сделать очень трудно, но я обещаю помочь тебе, Скимн, если ты будешь молчать обо всем и вернешь мою записку.
– Молчать буду, но записку верну за сто монет.
– Это много, даю пятьдесят, и покончим с этим.
– Согласен. Поклянись, что поможешь.
– Клянусь Девой!
Диофант в сопровождении Бритагора, Миния, Дамасикла и группы херсонесских старейшин вышел на улицу и направился на площадь. Понтиец шел и обдумывал, как ему лучше выступить перед народом, что обещать, в какие сроки, чем убедить народ в скором возвращении их деревянной богини в Херсонес.
Они подошли к трибуне. Толпа шумела, ожидая молений богам и принесения им благодарственной жертвы, как это было принято после народного собрания.
– Великий стратег, – обратился к нему Дамасикл, – готов ли ты вместе со всеми гражданами полиса принести поклонение нашей великой Заступнице и принять участие в жертвоприношении?
Полководец не совсем понял секретаря и ответил с улыбкой сожаления:
– О да, я был бы счастлив сделать это! Но, увы, Дева пленена и не услышит наших молитв!
– Дева там, где и всегда, стратег, в своем храме!.. Сейчас ее вынесут к народу!
Бритагор вскинул голову, как взнузданный конь, и широко раскрытыми глазами уперся в секретаря.
