– Что, разделались с фракийцами? – спросил Пифодор, подсаживаясь и сразу протягивая руку к винной посуде.
– Разделались, – пробасил спокойно Абраг. – С одним делом покончили, а десять на носу.
– Экклезию собирать надо. Весь народ пантикапейский вывести на площадь! – подсказал из бочки Лайонак.
– Экклезию? – переспросил грек. – Где только вы ее соберете? Площадь-то ведь занята.
– Знаем, что народ гуляет на площади, по это не помешает. Гульню прекратим, площадь очистим!
– Какую гульню? – скривился насмешливо Пифодор. – Сейчас на площади толпятся сотни, а может, и тысячи голодных! И откуда только они выползли? Словно тараканы из щелей! Поют фиаситские песни и кричат разом: «Хлеба!.. Хлеба!..»
– Хлеба? – переспросил удивленный Атамаз, беря из рук женщины рушник. – У кого же они его просят, если все склады и пекарни открыты? Ешь сколько влезет!
– У кого просят? У нового царя! Теперь вы должны с новым царем ночи не спать, все думать, как прокормить эту ораву голодных и бездомных, что достались вам в наследство от царя Перисада!
И он рассмеялся своим беззаботным смехом, расплескивая вино на дорогую скатерть.
– А в складах уже ничего нет, – добавил он небрежно, – я сейчас прошел по всем улицам. Одни объелись и опились, еле дышат. А другие только понюхали, чем хлеб пахнет. Все растащили, размотали! Народ проворный!
– Ладно, разберемся, – пробурчал Лайонак, обтираясь полотенцем. – Тебе, Пифодор, надо одно дело свершить немедленно – царское!
– Говори, сделаю, если смогу.
Лайонак отвел его в угол зала и стал шепотом что-то толковать, показывая на дверь мокрой еще рукой.
– А, понимаю, – кивнул головой пират, – в воду, значит, с камнем на шее.
– Какая шея, когда голова-то отрублена!.. Иди забирай тело – и в воду его тайком! И молчок об этом!
– Понял, иду! Оставляю вам князя Фарзоя. Позаботьтесь о нем, он тоже давно не мылся и не брил бороды.
Напевая что-то веселое, родосец исчез.
Появился Савмак. Все замолчали, устремив взоры на его статную фигуру и лицо, гладко выбритое Бунаком. На царе были надеты узкие замшевые штаны и цветной кафтан, опоясанный золотым поясом с самоцветами. Левое плечо закрывал пурпурный плащ, застегнутый на правой стороне драгоценной фибулой. К поясу был пристегнут короткий меч в дорогих ножнах, покрытых золотыми фигурами и зверями, с рубиновыми блестками.
Из-за спины Савмака выглянула лукавая физиономия Бунака. Он бегал глазами по лицам друзей, как бы спрашивая: «Ну, каков наш царь?»
Друзья встретили преображенного Савмака дружными криками:
– Слава боспорскому царю!.. Слава Савмаку!..
Фарзой пристально вглядывался в черты лица нового царя, в которых прочел решительность человека, прошедшего через огонь борьбы, закаленного в горниле страданий. Рабство, пытки и лишения оставили на его щеках аспидный оттенок нездоровой бледности, но могучая шея и каменные плечи выказывали огромную физическую силу, не сломленную ни пытками, ни невольничеством.
«Муж достойный!» – подумал князь, испытывая чувство восхищения героем минувшей ночи, что взмыл как белоперый кречет из черной бездны позора и унижения в недосягаемую высь и горделиво оседлал подоблачную вершину царской власти.
Царь выглядел внушительно, его глаза горели внутренним пламенем. Атамаз хотел отпустить какую-то шутку, но прикусил язык. Все склонили головы. Увидев Таная и Абрага, Савмак быстро подошел к ним и обнял каждого.
– Разоружили врагов?
– Разоружили, государь, – ответил Абраг с присущей ему солидностью, – сопротивление всюду прекратилось. Отряды воинов накормлены, отдыхают. А свежие люди направлены на побережье, охранять земли твои от вторжения врагов!
– Не мои земли, Абраг, а исконного хозяина – сколотского народа! Хочу, чтобы сатавки снова почувствовали себя дома на земле отцов своих!
Все еще красными от усталости глазами царь обвел всех, словно ожидая подтверждения своим словам. Взгляд его упал на взъерошенного босяка, стоявшего поодаль.
– А это кто?
– Фарзой я, – выступил князь на шаг вперед, – раб-гребец с «Арголиды», помилован тобою ночью. – Простым воином хочу быть в твоем войске!
– А, ночной буян! – улыбнулся Савмак. – Привет тебе, брат мой! А кем тебе быть, – еще решим. Ты, Бунак, преобрази князя-то! Я считаю – он гость наш из великой Скифии, хотя и попал к нам не совсем прямым путем!
С этими словами царь подошел к Фарзою и обнял его, поцеловал. Оба имели почти один рост. Савмак выглядел покрепче и был чуть повыше.
– Эй, толстуха! – крикнул Бунак женщине. – А ну, разводи очаг да согрей еще котел воды! Да поживее!
