остальных казнить на поле боя!
Это грозное повеление еще больше ожесточило сердца воинов.
5
Враги ворвались в Пантикапей опять-таки благодаря изменническим действиям горожан. Ворота оказались открытыми, и ревущие толпы вражеских солдат начали свою кровавую работу на улицах столицы.
Савмак и часть войск были осаждены в акрополе. Атамаз с тысячью воинов начал создавать завалы в северной половине города, перегораживать улицы и рыть волчьи ямы на пути конницы. Его целью было сохранить выход из Пантикапея через северные ворота. Где-то за стенами действовал Абраг. Он сумел сплотить разрозненные отряды рабов и сатавков и создал угрозу левому крылу войск Диофанта, обеспечив этим возможность отхода Савмака к Парфению и Железному холму.
Пантикапей оставляли не сразу. Дни и ночи рубились на улицах и площадях. Жители бежали в более спокойные, отдаленные от центра переулки, но смерть и насилие настигали их везде. Горели и с грохотом рушились дома и надворные постройки. Зловещий шум и треск пламени, неистовые крики сражающихся, вопли женщин и плач детей слились в водопад звуков, от которых кровь стыла в жилах.
Стены акрополя подкапывали и обрушивали на дома горожан. В храмах устроили укрепления и места отдыха для воинов, так как бои шли круглые сутки. Здесь же скапливались огромные толпы раненых. На крыши храмов втаскивали баллисты и оттуда непрерывно обстреливали позиции повстанцев. Пленных убивали на месте или тащили в нижний город, где бросали в пылающие гончарные печи. На улицах было трудно дышать от мясной гари и тяжелого дыма, что стелился по земле.
Против сильнейших отрядов Атамаза Диофант повелел Олтаку двинуть полчища конных дандариев и сарматов, приказав им на скаку преодолеть завалы. Но воины Атамаза, распаленные боевой страстью, не дрогнули перед неистовым напором всадников. Они подготовили им достойную встречу. Когда конница с воем и гамом ворвалась в узкие улицы, захламленные обломками зданий, то все дома вокруг и кучи мусора оказались облитыми маслом, взятым из запасов, созданных ранее самим же Атамазом. Полетели факелы, и со всех сторон загудело жаркое пламя.
– Вот вам за сожженных братьев наших! Это наша жертва богу свободы!
Торжествующими криками повстанцы приветствовали страшную картину. Сотни всадников сгорели в пламени небывалого пожара вместе с конями и оружием. Кто и успевал покинуть его живым, то, пробежав несколько шагов, падал на мостовую и катался в мучениях, тщетно стараясь погасить горящие одежды. Лошади с пылающими гривами и выжженными глазами разбивались о заборы и дома, пытаясь вырваться из огненного ада.
И, вместо ожидаемого отступления, воины Атамаза предприняли встречную атаку. Они, как лава вулкана, прокатились по улицам до самого акрополя и ударили в тыл понтийцам, штурмовавшим эту последнюю твердыню Пантикапея.
– Держитесь, рабы! – кричал Атамаз, весь черный, как угольщик, размахивая топором. – Идем вам на подмогу!
Понтийские солдаты дрогнули, смешались, они не ожидали тылового удара. Пользуясь замешательством, рабы в неистовой ярости убивали их дубинами, рубили топорами, перебивали им ноги и, повергнув на землю, пятками крушили им ребра.
Атамаз в боевой страсти, которую уже нельзя было назвать ни храбростью, ни мужеством, но каким-то безумным возбуждением, после которого нет возврата к обычным чувствам и мыслям, казался неуязвимым. Его свирепость, свист его топора и удары, рассекающие человека пополам, внушили врагам такой ужас, что, несмотря на крики военачальников и самого Диофанта, понтийцы начали бегство в сторону порта, где стояли их корабли.
Диофант походил на помешанного. Он выхватил меч и рубил им, не разбирая ни своих, ни чужих. Но и он должен был отступить перед натиском тех, кто побратался со смертью и не боялся ничего, кроме плена.
– За свободу! – взывал Атамаз. – Убивайте, убивайте! Мы победим!
Результатом атаки было освобождение всех, кто оказался осажденным в акрополе.
Вот и Савмак! Атамаз кинулся навстречу другу. Тот вышел из ворот акрополя вместе с толпой изнуренных нечеловеческим напряжением воинов-рабов. Царь тяжело дышал, полураскрыв рот, губы его запеклись, глаза, налитые кровью, округлились, как у разъяренного дикого коня-табунщика, отбивающего нападение стаи волков. Распаленный боем, в окровавленном панцире и многократно помятом блестящем шлеме, он выглядел настоящим богом войны. Рядом с ним, одетая в скифскую кольчатую рубаху и кожаные шаровары, решительно шагала Гликерия с мечом в руке. Она напоминала женщину-воительницу из древних сказаний. Все заметили, что на лезвии ее меча краснела кровь.
– Смотрите! – зычно крикнул Атамаз своим воинам. – Сама царица наша обнажила меч и поражала врагов! Вот она, Афина Паллада! Слава царю и царице! Мы победим!
Но враги не дремали. В ответ на временное поражение понтийцы, объединив вокруг себя херсонесцев, фанагорийцев и варваров Олтака, устремились обратно сплошной стеной, начали метать камни и свинцовые шары из пращей, нанося рабам большой урон.
Царь после краткого совета с Атамазом приказал отступать к северным воротам. Рабы, покидая город, поджигали все, что могло гореть. Зная о предательстве эллинской общины, убивали подряд всех домовладельцев, разнося в пух и прах их имущество. Теперь уже ни Савмак и никто другой не смог бы остановить это мщение, как в первую ночь восстания. Рабы платили полновесной монетой за свою невольничью долю, за предательство, за те поражения, что терпели сейчас от врага. После неистовых рукопашных схваток, продолжавшихся на протяжении еще нескольких суток, Пантикапей оказался целиком в руках врагов свободы. Но какой ценой! Диофант проклинал тот день, когда ступил ногою на проклятую скифскую землю. После испытаний войны с Палаком он нес чудовищные потери в борьбе с рабами, которые тоже величали себя с гордостью сколотами. По улицам Пантикапея нельзя было пройти, не наступив на трупы. Со всех сторон слышались стоны раненых. Черные вороны уже слетались на пир и с криками кружили над городом.
А борьба еще далеко не кончилась.
6
Опять просторный трапезный зал в доме на Железном холме. Как он знаком ей! Гликерия почти упала на
