Сколиец отпустил его локоть и сказал по-испански:
— Я прилетел за человеком по имени Джеремия Колмен.
— Это я, — с трудом выговорил Джеремия.
Сколиец взял его за подбородок и подставил его лицо свету звезд, поворачивая так и эдак. Потом отпустил подбородок и приподнял руку Джеремии, чтобы рассмотреть его браслеты.
— Да, верно. Надо торопиться.
Джеремия не успел и рта открыть, как пилот ухватил его за плечо и потащил за собой.
У люка космолета Джеремия уперся. Зачем он понадобился сколийцу?
Ветер донес голос.
— Джеремия, — кричала Халь, — подожди!
Сколиец мгновенно повернулся, опуская руку на бедро. В ужасе Джеремия увидел, как его пальцы легли на рукоятку джамблера, ручного армейского оружия, которое могло уничтожить Халь с быстротой, с какой антивещество ликвидирует вещество. Халь и Кев остановились в нескольких шагах от них. Глаза Кева расширились, будто он увидел сверхъестественное существо.
Джеремия ухватил руку сколийца с джамблером, лихорадочно надеясь, что пилот не испепелит его.
— Ради Бога! Не трогайте их!
Халь подошла ближе.
— Джеремия, не улетай!
Он сглотнул. Возможно, ему представился единственный шанс вернуться домой.
— Я должен… — голос застрял у него в горле.
Теперь, когда он видел Халь и Кева вместе, ему уже не удалось бы закрыть глаза на то, что бессознательно он понимал всегда. Они дополняли друг друга, составляя единое целое. Когда Хевтар покинет Вьясу, став мужем Карьи, они потянутся друг к другу, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту. Как он сможет жить с Халь, зная, что ее сердце принадлежит другому?
Она подошла совсем близко.
— Не улетай! Ты стал очень дорог Вьясе… — Она сделала усилие над собой: — Ты стал очень дорог… мне.
И ее взгляд! Тот, которым она смотрела на него после их любовных ласк — взгляд, суливший нежность, о которой она никогда вслух не говорила. Теперь она произнесла фразу, которую он так хотел услышать. Он старался найти слова, не забывая, что сколиец слушает их.
— Мне жаль, мне так жаль! Но я не могу. Не могу делить тебя. Это меня убьет. — Он судорожно сглотнул. — О, Господи! Халь, не давай гордости и дальше разлучать тебя с тем, кого ты любишь. Что бы вы с Кевом ни наговорили друг другу столько лет назад… позволь ране затянуться.
— Джеремия, — прошептала она, и в звездном небе блеснул влажный след слезы на ее щеке.
Пилот сказал с неожиданной мягкостью:
— Нам пора.
Халь прошептала:
— Прощай, прекрасный искатель знания.
Джеремия утер слезы.
— Прощай, Халь.
Сколиец уже открывал люк. Пропуская Джеремию вперед, он оглянулся на Кева:
— Никому не говори, — сказал он по-теотекански. — Ты знаешь, почему.
Затем он задраил люк, отгородив их от Вьясы.
Джеремия сидел в кресле второго пилота и глядел на экран, пока космолет уносил их все дальше и дальше от Коубей. Он не спускал глаз с планеты, покуда она не превратилась в алмазный шарик, красивейшую кость из набора для Игры среди звезд и звездной пыли. Слеза ползла по его щеке. Он поспешно утер ее, надеясь, что пилот ничего не заметит.
Но тот сосредоточился на приборах — заметно больше, чем требовало управление. Зато это обеспечивало Джеремии иллюзию уединения.
Некоторое время спустя Джеремия более или менее овладел собой и внимательнее рассмотрел своего спасителя. Кожа, волосы и глаза пилота отливали золотом. Кожа обладала упругостью, но выглядела, как металл. Землянин не сомневался: трансформация наделила этого сколийца свойствами выше обычных человеческих. Он был в прекрасной физической форме, под стать его атлетическому сложению, к тому же — редкий красавец. В волосах пилота пробивалась седина и, хотя на вид ему никак нельзя было дать больше сорока, в выражении его лица была умудренность куда более зрелого возраста, из чего следовало, что он обладал привилегией замедления старости. Как и трансформация его организма, решил Джеремия, это указывало на принадлежность к богатым и влиятельным кругам сколийского общества.
Джамблер на его бедре был армейский, как и тяжелые перчатки с раструбом, в которые были встроены сенсоры, контакты, пульты дистанционного управления. Оба запястья охватывали золотые обручи. Хотя перчатки выглядели жесткими, они сгибались при каждом движении его кистей, будто были второй кожей.
Пилот посмотрел на землянина и спросил по-испански:
— Чувствуете себя нормально?
Джеремия кивнул:
— Да. Благодарю вас. Я причинил вам столько хлопот!
— Не так уж много, — он пожал плечами.
— Вы же могли погибнуть!
— Бывало хуже. — Он помолчал. — Правда, я рассчитывал, что пойду по маяку. Хорошо, что вы знали формулы.
Джеремии вспомнилось, в какой панике он обратился к Игре.
— Я действовал наугад. Поставил вашу жизнь на поле для костей.
— Наугад такие проблемы решить невозможно.
— Мне повезло.
Лицо пилота смягчилось.
— А вы не такой, как я себе представлял.
— Да?
— Гений, который творит историю и в двадцать четыре года получает такую премию? Я полагал, что вы будете о себе крайне высокого мнения. Но это как будто совсем не так.
— Голдстоуновской премии я не заслужил. Но даже она вряд ли могла побудить военный флот Сколии взять на себя заботы о моем спасении.
— А он их на себя и не брал. И вообще об этом ничего не знает. — Сколиец помолчал. — Я доставлю вас в гражданский порт. А там подыщем для вас место на пассажирском космолете, отправляющемся на Землю.
Джеремия внезапно осознал, что пилот говорит с ним на теотеканском. Причем безупречном, хоть и с акцентом.
Какая-то бессмыслица! Зачем этот сколиец помогал ему? Или это эксцентричный чудак, не знающий, куда девать свое богатство? Тогда почему у него джамблер? Джеремия внимательно посмотрел на пилота.
— Вы говорите на теотеканском. И даже сумели прочесть мое имя на браслетах Калании. Зачем же этот маскарад? Кто вы?
Пилот ответил негромко:
— Мне потребовались годы, чтобы вновь привыкнуть к разговорам со снаружниками.
Смутная догадка, все это время прятавшаяся в дальнем уголке сознания Джеремии, внезапно превратилась в уверенность. Золотые обручи у раструбов перчаток не были последним словом
