— Мои приветствия, — сказал вошедший. — Я Кев. — Он заметил поникшие плечи Джеремии. — Я могу зайти и в другой раз, если хочешь.
Джеремия предпочел бы остаться один, но у него не было желания восстанавливать против себя других игроков в кости. Какое-то время ему придется провести в их обществе… если не весь остаток жизни. Но о такой перспективе он предпочитал не думать. И выпрямился, принимая вид учтивого хозяина.
— Входите, прошу вас, — он указал на кресло, отделенное от него столиком. — Устраивайтесь поудобнее.
Кев раскинулся в кресле и вытянул длинные ноги поперек ковра.
— Находиться Снаружи очень утомительно. Но не беспокойся. Тебе не придется бывать там слишком часто.
— Снаружи?
Кев обвел рукой комнату.
— Калания — место, где мы живем, — это Внутри. Все прочее — Снаружи.
Джеремия уставился на гостя:
— Мы все время остаемся в этих комнатах?
— Нам принадлежит крыло Цитадели. И парк. Его площадь — двадцать квадратных километров. — Словно извиняясь, Кев добавил: — Угодья большинства Каланий гораздо обширнее. Но Вьясу теснят горы. Впрочем, по-моему, этого вполне достаточно для четырнадцати человек.
— Здесь живут четырнадцать калани?
— Считая тебя.
Джеремия протер глаза.
— Не напоминайте мне!
— Так, значит, слухи верны? — Кев внимательно вглядывался в него. — Клятву у тебя взяли против твоей воли?
— Да.
— Вообразить трудно! Очень многие отдали бы все, чтобы оказаться на твоем месте.
Джеремия покачал головой:
— Я понятия не имел, что Директор Вьясы решила приобрести мой контракт.
— Обычно калани сами выбирают, чье предложение принять, — согласился Кев. — Когда Халь начала переговоры о твоем контракте, известия об успехах Джеремии в Игре разнеслись повсюду. Из-за этого контракта торговались несколько Цитаделей, несмотря на то, что ты не сдал положенных экзаменов.
Джеремия вытаращил глаза. Другие Директора тоже предлагали купить его тайный контракт калани?
— Откуда вы знаете?
Взгляд Кева стал непроницаемым.
— Халь иногда беседует со мной, — сдержанно ответил он.
Халь! По тону Кева могло показаться, что называть одну из влиятельнейших лидеров Коубей по имени было вполне естественным. Калани принадлежали к тем избранным, кто, возможно, имел на то право, однако Джеремия знал, что у него язык не повернется — он ведь с трудом заставил себя называть профессора Бренна Джеком, и то лишь после долгих и настоятельных требований. Ну, может, привычка родит непринужденность…
— А вы давно калани?
Тон Кева стал чуть надменным:
— Двадцать три года. Я дал Клятву в шестнадцать.
Джеремия был оглушен. Значит, Кев большую часть жизни провел затворником, играя в кости. И тут его пронзила мысль: «А не я ли всю жизнь с головой уходил в занятия? Был затворником библиотек и лекционных залов?»
Джеремия проспал все утро, что на Коубей с ним случалось редко, учитывая тридцать шесть часов тамошних суток. Ему не хотелось подниматься с постели. День он провел в халате, сидя у окна спальни и глядя вниз, в воздушную пропасть и плывущие в ней облака.
Разумеется, он попытался уйти. Отворил личную дверь и увидел Снаружи вооруженную охрану. Когда капитан спросила, чем они могут ему служить, он покачал головой и захлопнул дверь. Потом вернулся к окну и уставился в небо.
Вечером он несколько расслабился — искупался в бассейне с фонтанчиками. Побрился бритвой с перламутровой ручкой, которую увидел на полотенце, положенном на скамью из полированного камня у края ванны.
Вернувшись в спальню, он надел костюм, который нашел в гардеробе. А потом снова сел у окна.
Зашел Кев узнать, не хочет ли он пообедать с остальными калани в общей столовой или предпочтет, чтобы обед ему подали сюда. В ответ на оба предложения Джеремия мотнул головой.
Наконец обрывы окутала ночная тьма. Он все еще сидел у окна, когда за ним пришла охрана.
Отблески факелов играли на зелено-голубой мозаике в золотой обводке по стенам лабиринта коридоров, который завершился винтовой лестницей из черного мрамора. Она вела в башню, куда эскорт его и препроводил. Никто не объяснил ему, зачем… да и вообще всю дорогу никто не проронил ни слова.
Наверху они оказались перед аркой-подковой. Комнаты за ней были даже еще более изысканно убраны, чем его собственные. Плафоны излучали мягкий свет. По стенам поблескивали изображения птиц на цветущих ветвях. В углах стояли темные урны высотой с Джеремию, украшенные цветами из золотистого мрамора.
Эскорт проводил его в комнату с темно-голубыми стенами и голубым ковром. И никакой мебели, только груда зеленых, голубых и золотых подушек в одном углу. Капитан поклонилась ему, и охрана вышла. Секунду спустя Джеремия услышал, как затворилась дверь и щелкнул запирающий механизм.
В недоумении он потер подбородок. Зачем его привели сюда? Некоторое время он расхаживал по комнатам. Когда ему надоело искать выход, он улегся на подушки, погрузившись в их негу, и, за неимением лучшего, попытался обрести свободу во сне.
Однако сон не шел, и по его лицу поползли слезы. Черт! Он был не из слезливых… И все-таки продолжал оплакивать свою свободу и всех, кого любил. Некоторое время спустя ему все-таки удалось задремать. Но только это не был настоящий сон.
— Джеремия?
Он открыл глаза. Над ним стояла Халь Вьяса в облегающем халате из алого бархата. Она расплела косу, и волосы струились по ее спине великолепными волнами. Он недоуменно смотрел на женщину, невольно разглядывая очертания стройной худощавой фигуры под халатом.
Она опустилась на колени рядом с ним.
— Твоя охрана доложила мне, что ты весь день не прикасался к еде.
— Я не был голоден. — Он потер ладонью по щеке, стараясь уничтожить следы слез.
— О Джеремия, — прошептала она, — мне так жаль, что ты несчастен.
Ее сострадание захватило его врасплох. Он полагал, что она будет столь же холодна, как все вьясцы, которых он знал. Может быть, под этой прославленной невозмутимостью пряталось что-то человеческое?
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите?
— Чтобы ты поел. Ты заболеешь, если не будешь есть.
Он хотел отказаться, но его диета требовала особых забот. У него не было иммунитета, который
