стряхнул это чувство, пытаясь весело взглянуть на будущее. Пусть впереди война, зато он теперь свободен, как бог!.. Все говорят, что поход будет легким, вроде большой воинской прогулки. А добычу сулят большую! Выпадет удача и на его долю! После войны он вернется на Боспор богатым и независимым человеком!
Появился жрец Гермей с накладной бородой, испачканной соусом. Он был под хмельком и что-то жевал. С улыбкой обнял Асандра и увел его. Они прошли в особый покой, вроде внутренней дворцовой молельни. Здесь, в полумраке, под расписными сводами, оба в благоговении остановились перед восьмифутовой золотой статуей Митридата – Обожествленного Повелителя!..
– Ты, как жрец боспорских евпатористов, удостоился великой милости, – промолвил Гермей вполголоса, дыша винным паром. – Государь утверждает тебя в этом жреческом звании на всю жизнь! Молись!
Утром Асандр проснулся с тяжелой головой. Ему сообщили, что Митридат повелел ему следовать за царской ставкой во время похода. Он уже знал – царь хочет, чтобы он стал свидетелем великих событий и мог по возвращении на Боспор рассказать о величии и непобедимости понтийских войск. Это входило в расчеты Митридата. И не вызвало в душе Асандра ни удивления, ни возражений. Он сам испытывал любопытство и был доволен, что станет очевидцем решающей схватки двух гигантов.
VI
В это утро было объявлено начало похода, сохранившегося в истории под именем Третьей Митридатовой войны.
Царь предстал перед войском на том же холме. Сейчас он явился в доспехах и шлеме, опоясанный драгоценным мечом, за ним несли круглый золотой щит, равный по красоте щиту Ахилла, воспетому Гомером. Митридат выглядел как живой и великолепный бог войны, подобный Аресу, ему не хватало лишь крыльев за спиной. Его встретили криками и звоном оружия тысячи воинов. Царя-полководца приветствовали на двадцати языках.
Как и вчера, вокруг толпились военачальники. Но собраны они были не для молений и не для совета, то и другое уже миновало. Настал час действовать. Все смотрели на царя воспламененными взорами, ожидая, когда он поднимет руку и, указав перстом направление похода, скажет одно слово: «Вперед!»
Митридат обратил взор ввысь, а потом на землю у ног своих, символизируя этим обращение к богам небесным и подземным, потом снял шлем и надел золотую китару. Воздев руки вверх, он обратился к воинам с речью, слова которой передавались из уст в уста, а поэтому доходили до самых дальних:
– Волею богов и при их помощи я, царь ваш, веду вас на великую и справедливую войну против жадного и разбойного Рима! Рим хочет отнять у вас свободу и имущество, согнать вас с наследственных земель и превратить в рабов! Я же, царь ваш, собрал под своей властью племена и народы, пекусь о их благоденствии, охраняю их святыни и обычаи отцов! Боги покровительствуют мне, – вы видите, как растет и крепнет мое царство, созданное предками моими и преумноженное мною во сто крат!.. А Рим смердит как гнилой труп, ибо боги отвернулись от него!.. У Рима нет подданных, есть лишь рабы. Но и рабы восстали против него; в римских землях идет междоусобная война, рабы воспользовались раздорами и взбунтовались. А я говорю: кто был рабом у римлян – да будет свободен!.. Кто был должен римским трапезитам – освобождается от долгов! Каждое племя, каждый город да живут по законам своим, признавая меня как царя и ставленника богов!
Войско ответило на эти слова криками, тысячи рук подняли над головами оружие, взметнулись вверх шапки. Митридат переждал, пока не улегся восторженный шум, потом продолжал:
– У Рима нет друзей, нет союзников ни на земле, ни на небе!.. Его лучшие люди, как великий Серторий, восстали против него, теперь они единомышленники и помощники наши!.. Посмотрите, вот они, лучшие умы и таланты, они ненавидят Рим и вместе с нами идут в поход против Рима!..
Митридат величественным жестом показал на Мария Одноглазого и двух советников рядом с ним. Те молча склонили головы.
– Я поведу вас к победам, ибо боги предрекли мне успех в войне! И отдам вам на разграбление города, если они не покорятся без боя! И каждый воин вернется домой со славой, как победитель, и с добычей, какую только сможет унести на плечах или увезти на своем коне!
Новый взрыв восторга заглушил голос царя. Воины пришли в неистовство, слышались требования немедля идти в поход.
Когда крики утихли, Митридат опять надел шлем и, указывая обнаженным мечом в направлении предстоящего похода, произнес зычно:
– Так добьем же римскую ядовитую змею, дабы она больше никогда и никому не угрожала своим жалом! Вперед, на запад!
Все пришло в движение. Заиграли рожки, засуетились десятники и сотники, затопотали тысячи ног, грянули копыта нетерпеливой конницы. Окрестности огласились ревом верблюдов и быков, скрипом возов и бряканьем колокольцев на шеях животных. Тучи пыли заволокли небо, стало тускло и мрачно, как в час солнечного затмения.
Великий поход против Рима и римского владычества начался. Таксил, главный стратег Митридата, заранее продумал порядок общего движения. Бесчисленные полчища сразу разделились на несколько потоков соответственно нескольким дорогам, ведущим на запад. Главные силы после прохода через земли Вифинского царства должны были выйти на «царскую дорогу» – древний путь из Месопотамии к Эгейскому морю, проложенный руками тысяч рабов еще во времена Дария.
Асандру показалось, что движущим началом общего стремления вперед было какое-то странное возбуждение. Оно охватило всех, от полководца до простого воина. Нечто сверхчеловеческое чувствовалось в лавинообразном движении необозримой массы вооруженных людей. Пешие почти бежали, задыхаясь в клубах едкой пыли, словно боясь опоздать. Они с завистью смотрели, как летучие отряды конницы обгоняют их, волнами перекатываясь через холмы и с грохотом устремляясь в долины.
– На запад!.. На запад!..
Вот двигаются левкосуры в белых колпаках и обуви из сырой воловьей шкуры. Они шарахаются в сторону, уступая дорогу всадникам пустыни в полосатых бурнусах, вооруженных причудливым оружием – метательным железом. Грозно выглядят халибы – мастера выплавлять и ковать сталь. Они закованы в кольчуги, все с секирами и кривыми ножами. А вот и мешковатые соотечественники – таврические скифы на мохнатых лошадках.
Поражают воинственным видом бастарны, бесстрашное кельтское племя, прославленное умением прорывать вражеские укрепления. Даже тавры, полудикие обитатели таврических гор, нашли свое место среди пестрого потока вооруженных племен, собранных воедино волею Митридата, воспламененных ненавистью к Риму и жаждой добычи.
Боспорец пытался задавать вопросы воинам, присоединяясь к их колоннам. Он сопровождал их на скакуне, предоставленном ему как важному военачальнику из свиты Митридата. Но воины плохо понимали его греческую речь или отвечали недоуменными, ошалелыми взглядами. Непривычный размах событий, неразбериха в передвижении разноплеменных отрядов, надсадный грохот, слепящая пыль и раскаленные лучи солнца, видимо, застилали сознание этих людей одуряющей мутью.
Темнота вооруженных толп, их неслаженность были поражающими. Их ничто не связывало воедино, кроме личности царя да смутных представлений о целях войны. Только воля Митридата и его огромные богатства могли объединить это разноязыкое скопище первобытных племен в некое подобие войска, направить силу и страсть в русло общего дела – сокрушения Рима. Как-то оно получится?..
Чувство неуверенности и странное раздумье вновь стали проникать в душу боспорца. И только обращая взор на «несгибаемых», вооруженных на римский манер, любуясь стройными рядами рослых парней, бодрых, грозных в своей сплоченности, он отгонял невольное сомнение. Пропуская мимо слаженные колонны тяжелой пехоты, сверкающей шлемами и луноподобными щитами, Асандр опять почувствовал воинственный подъем духа.
– Вот с такими бойцами можно надеяться на успех! Это другое дело! – сказал он вслух с облегчением.
