обломок и пнул грязным чувяком ничего не чувствующего Бакха.
Обратившись к юноше, скривился в презрительной гримасе. Каким ничтожным показался ему сейчас собственный сын-красавчик, который смеет римский плен сравнивать с жизнью у отца, среди войск, готовящихся сражаться за честь и независимость Понтийского царства!..
– Следуй за мной! – приказал он и вышел не оборачиваясь.
Эксиподр дрожащими руками схватил цветной плащ, подбитый белым мехом северного зверька, и, накинув его на плечи, поспешил за отцом, гадая в смятении: что теперь его ожидает?
XI
Из многочисленных сыновей Митридата в Диоскуриаду прибыло только шесть. Остальные отсеялись раньше. Одни умерли от тягот походной жизни, как это случилось с Аркафием, другие были заподозрены в измене и казнены, подобно Митридату-младшему, тезке своего жестокого отца.
После измены Махара старших сыновей оставалось двое: Артаферн, уже немолодой муж, и полный душевного кипения Фарнак. Но они настолько разнились один от другого как внешностью, так и характерами, что их трудно было считать братьями.
Артаферн следовал за отцом с выдержкой воина, терпеливого и исполнительного. Однако не проявлял живости души и был чужд порывам доблести. Если Фарнак со всей страстью молодости был готов ринуться в огонь и воду, только бы заслужить одобрение отца, то Артаферн действовал с осмотрительностью и равнодушием, что порою раздражало Митридата, хотя он и старался до времени скрывать это.
– Фарнак способен на ошибки, ибо порывист и горяч, – говорил царь Менофану в доверительной беседе, – но он может свершить и великие подвиги, а также зажечь сердца людей!.. А вот Артаферн имеет холодное сердце, в нем нет того пыла, который необходим настоящему вождю, ибо вождь не только думает и приказывает, но должен и воспламенять своих бойцов!.. За Фарнаком войско пойдет в кровавую сечу, на смерть! А за Артаферном – едва ли. Рано остыл он, нет в нем божественного Прометеева огня!
Среди младших сыновей, имена которых сохранила история, известны Дарий, Оксатр и Ксеркс. В описываемое время они были почти юнцами. Однако, по требованию Митридата, уже изучали науку войны, хотя проявляли неравные способности.
В стороне от других держался Эксиподр, синеглазый красавец, плод любви Митридата и Стратоники.
Это было двадцать лет назад, в дни больших побед, когда еще никто не мог предполагать последующих поражений. Анатолия была в руках Митридата, римляне изгнаны или перебиты. Восемьдесят тысяч римских граждан обоего пола и разного возраста приняли смерть от руки понтийских копьеносцев. Вся земля Западной Анатолии была залита кровью.
И в это страшное время Митридат, как юноша, увлекся Стратоникой, светловолосой красавицей, встреченной им случайно в доме бедного арфиста, ее отца. Стратоника очаровала царя своей прекрасной внешностью и изумительной игрой на арфе. Она стала возлюбленной царя, а потом царицей. Царь так упивался ее любовью, что забывал о войне и о своей роли великого царя и полководца. Он окружил юную арфистку роскошью и всеобщим поклонением. И сам обожествлял ее.
Обнаженная, как Афродита, возлежала Стратоника в храме богини любви на ложе, усыпанном розами. Кругом стояли золотые курильницы. Синие слои ароматного дыма становились бирюзовыми в лучах ярчайшего каппадокийского солнца, проникающих сквозь прозрачную крышу храма. В голубых отсветах, среди облаков дурманящих курений, все казалось призрачным. Он ласкал ее на священном ложе. А за широким пологом юные девы пели сладкие гимны, восхваляющие любовь властелина.
А потом они плыли по морю на праздничном корабле, среди ослепительного блеска дорогих украшений, под красными парусами. Безмолвные черные рабы подавали им пряные вина и затейливо приготовленные кушанья на золотых блюдах. Они вдвоем возлежали на пурпурном ложе и смотрели, как красивые рабыни танцевали перед ними, размахивая кисейными покрывалами.
От этой обожествленной любви величайшего из царей и красивейшей из женщин родился Эксиподр. Сейчас ему двадцать лет. Он похож на мать. Зная о своей прекрасной внешности, он с большой охотой надевает золоченые доспехи и яркие плащи, любит носить осыпанное самоцветами оружие и выезжать на тонконогом арамейском скакуне в окружении разодетых юношей из лучших семей.
– Эксиподр слишком красив и, несмотря на его страсть к оружию, женоподобен! – говорил о нем Митридат. – Он ценит оружие не за то, что оно способно поражать врагов, а за его блеск и красоту. Он хватается за позолоченный меч, как избалованная девушка за ожерелье, желая украсить им себя!
Фарнак и Эксиподр оказывались наиболее видными среди царских сыновей, но совсем не походили друг на друга. В первом чувствовался воин, жаждущий сражений и побед, а во втором – артист, умеющий разыграть воина перед зрителями. Фарнак, как и Митридат, не ощущал неудобств, ночуя в дымной хижине или в походном шатре. Эксиподра всегда коробили грязь и убожество этих временных пристанищ. Его настоящее место было среди дворцовой роскоши, на блестящих полах, где сотни взоров, устремленных на него, могли оценить его необыкновенную внешность.
Украшенный драгоценностями, подаренными матерью-царицей, с навитыми золотистыми локонами, он и в Диоскуриаде вызывал всеобщее восхищение.
– Это Апполон! Это прекрасный Нарцисс! – говорили местные греки. – Наверное, он стал бы царем после Митридата, если бы Понтийское царство не было захвачено римлянами!
Но Митридат еще раньше предрешил этот вопрос и не прочил красивого сына в наследники, несмотря на то, что это было заветной мечтой Стратоники. Он полагал, что Эксиподр страдает врожденной несерьезностью, слишком утончен, изнежен и далек от понимания действительности. Сейчас же, после утраты всех владений, вопрос о наследовании отпадал сам собою, хотя в голове Митридата продолжали роиться замыслы восстановления великого царства и даже конечного торжества над кичливым Римом.
Царь знал о привязанности Бакха к царевичу. Евнух нянчил Эксиподра, когда тот был младенцем, обучал его грамоте в отроческие годы, позже привил ему вкус к приличным манерам, красивой одежде. В этом не было чего-то необычного. Воспитание детей, даже если они родились в царской семье, всегда поручалось рабам. Бакх же был человеком незаменимым, совмещая в себе твердость и настойчивость мужчины с обходительностью женщины, был грамотен и пользовался доверием как царя, так и царицы Стратоники, которую боготворил.
Царю было известно и то, что Эксиподр продолжает и ныне пользоваться услугами Бакха как искусного цирюльника и знатока парадных облачений. И случай в храме мог бы сойти более гладко, если бы Митридат не услыхал роковых слов, произнесенных сыном столь неосторожно.
Слова эти поразили царя, запали ему в сердце, как-то совместились с подозрениями в отношении Стратоники и в значительной мере предрешили судьбу Эксиподра в будущем.
XII
Митридат приказал Эксиподру жить вместе с Фарнаком и никуда не отлучаться, кроме войскового лагеря, и не заниматься ничем, кроме боевой науки.
Избитого Бакха сначала бросили в яму, прикрытую сверху решеткой, где он окоченел от холода и ослаб от недостатка пищи, ожидая смерти. Но непорядки в гинекее принудили царя сменить гнев на милость и выпустить евнуха на свободу, вернуть ему высокую должность и все права. Митридат понимал, что проступок евнуха небольшой и лучше его простить, чем терпеть хаос в гинекее, с которым никто, кроме Бакха, не справился бы.
Более двух недель город жил веселыми рассказами об этом происшествии, потом интерес к нему иссяк. И сам Митридат стал забывать о нем, поглощенный подготовкой к приближающейся боевой весне, которая должна была решить судьбу его царствования.
