До этого она жила никем незамеченным человеком, кроме матушки, да может быть иногда сестрицы Любы, перешептывающейся с ней о кое-каких личных впечатлениях; но замужество разлучило их. Теперь Наташа нашла свое место в жизни. Ее стали замечать, всякий раз у нее появлялись все новые и новые друзья. В ней нуждались, ее приглашали, у нее стала появляться какая-то деятельность; правда, первое время — все это вращалось вокруг фотографий да альбомов со стихотворениями. Во всяком случае, теперь на молодежных вечерах она была не просто посетительницей, а членом этого общества. Жизнь в провинции стала совершенно тесной, и как только Наташа закончила семилетку, в семье Кабаевых созрело общее решение — переехать в город.
Это решение Кабаевы безотлагательно осуществили, сразу же после Нового года, поселившись на постоянное жительство в Ташкенте. Для Наташи этот день был днем торжества, потому что начавшееся пробуждение среди молодежи увеличивалось все более и более.
Здесь следует обратить внимание на предшествующие события в жизни баптистов города Ташкента, особенно христианской молодежи. В этом большую роль сыграл, переехавший из Сибири, Женя Комаров.
Глава 3
Женя Комаров
Род Комаровых принадлежал к числу зажиточных в городе Кургане. Будучи коммерческими людьми, они были связаны по делам торговли со многими городами Сибири и юга Азии, но бурные события 30-х годов вынудили (как и многих в России и Сибири) весь род Комаровых перебраться на жительство в город Ташкент.
Отец Жени, как и все дядюшки его, был религиозными человеком, строго хранил семейные традиции и все обряды православного вероисповедания. Однако, это не мешало ему увлекаться дамским обществом, что привело их семью к печальному результату — жену и детей он оставил, сойдясь с другой женщиной. Мать Жени терпеливо переносила эту трагедию, обливая слезами раннее, позорное 'вдовство', воспитывая троих деток, из которых Женя был самый старший.
В отличие от своего родства, он чуждался всех коммерческих дел, имея большую жажду к знаниям. Кроме того, от матушки или от кого другого из родных, молодой человек унаследовал кроткий, терпеливый характер, что в сочетании с богобоязненностью делало его особенно обаятельным юношей.
К восемнадцати годам, в его душе обнаружилось сильное Богоискание. С особым наслаждением и благоговением он относился к богослужениям, регулярно посещая православную церковь. С трепетом, он исполнял все 'святыни', однако, в своей душе полного удовлетворения не находил. Его молодая душа не удовлетворялась пышностью обрядов, стройностью литургии. Он жаждал живого общения с Богом, искал, но ни в чем Его не находил. Ему хотелось ощутить личное и непосредственное участие Господа в своей жизни.
Однажды, живя еще в Сибири, он задержался в гостях у близких, а когда заторопился домой, время склонилось уже к вечеру.
Несмотря на уговоры, Женя решился идти, рассчитывая на свою молодость и знание местности. На улице, резкие порывы ветра переходили в грозную метель. Густые сумерки застали его на полпути, в лесу. Едва он успел выйти из леса, как на него неукротимым шквалом обрушилась вьюга в чистом поле: то сбивая с ног и толкая сзади, то мелким ледяным бисером, выхлестывая слезы из глаз. Женя боролся, что было сил, поминутно нащупывая под ногами дорогу, и пока еще ноги чувствовали ее, пробивался вперед, хотя и ничего не видел. Но вскоре мощный порыв ветра сбил его с ног и бросил в сторону. Когда же он, поднявшись, встал и перевел дух, то дороги под ногами уже не нащупал. В отчаянии Женя метался из стороны в сторону, делал круги и зигзаги, но дороги не находил. С жадностью он вглядывался во тьму, защищая глаза от метели, но кругом не было видно ни зги. Долго он стоял, пытаясь услышать какие-либо звуки, но кроме завывания лютующей стихии, не слышал ничего. Затем он пошел прямо, вспомнив направление ветра, и, что было сил, по колено в снегу, решил идти до последнего. Но что такое идти без надежды и без направления? После нескольких таких шагов, порыв бури снова сбил его с ног. Тогда он, в отчаянии, поднял лицо в беспросветную мглу небес, и из глубины души его вырвался вопль:
— Боже мой, Боже! Я погибаю! Спаси меня и помилуй!
И вдруг он так близко почувствовал присутствие Бога, и Бога живого. Слова вопля были необыкновенно сильными и, как ему казалось, не его словами. Кто-то иной, из глубины недр души его, взывал и взывал, именно к своему живому Богу.
Все его существо было потрясено, как ему казалось, до основания, никогда ничего подобного он не испытывал. С трудом поднявшись на ноги, он открыл глаза. Прямо перед собою, где-то далеко-далеко, сквозь мглу метели, увидел какую-то немеркнущую точку и направился к ней. Шел он упорно, по-прежнему спотыкаясь и падая, но поднявшись, вновь видел ее впереди себя, и опять, не останавливаясь, шел вперед. Через некоторое время Женя почувствовал под ногами твердый наст дороги и, вскоре после этого прямо перед собой, в затишье, увидел темный силуэт крестьянской избы. Совершенно обессиленный, он поднялся на крыльцо, прошел сени и, нащупав рукою дверь, потянул ее на себя. Она со скрипом, но покорно отворилась. Теплотой жизни обдало лицо. На столе против окна стояла всего лишь пяти-линейная керосиновая лампа с закопченной верхушкой пузыря. Женя, не успев перешагнуть порог избы и закрыть за собою дверь, потерял сознание и снежным комом повалился на пол…
В Ташкент Комаров переехал в 1930 году, и с собой привез неутолимое влечение к Господу. После описанного события, юноша в своей душе почувствовал большое изменение, ему казалось, что он приобрел что-то ценное, великое, новое, но не мог понять, что именно. Домашняя обстановка оказалась для него чужой; чужим был и огромный город с восточной пестротой, хотя он и любил его. Душа желала чего-то родного, чем она могла насытиться, но это родное надо искать. Этим Женя и был поглощен по прибытии в город Ташкент. С особой ясностью звучали в его душе слова вопля, какими он воззвал во время пурги: 'Боже мой, Боже! Я погибаю! Спаси меня и помилуй!'
Размышляя об этих словах, Женя пришел к выводу, что именно после этого в его душе произошло перерождение. Вспоминая эти слова, он получал какое-то обновление радости, но объяснить это состояние он не мог.
'О…как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!' (Рим. 11, 33).
С каждым человеком у Бога есть Свои встречи, и к каждому сердцу Свои пути. Петра Он достиг на озере Галилейском, Нафанаила увидел под деревом, Савла — на дороге, а разбойника — уже на кресте.
Несомненно, что у Жени встреча с Господом была в поле, в бушующем урагане.
Велик Господь и неисследимо велика, многообразна милость Его, велик Он в творении, велик в явлениях природы, в стихиях, велик и многообразен в спасении грешника.
Покаяние души человеческой — это тайна между Богом и человеком, и мы можем судить об этом только по духовным плодам помилованной души.
Вскоре после переезда в Ташкент, сердце Жени нашло свою родную стихию: в 1931 году он впервые встретился со служителем Божьим — Игнатом Прокопьевичем Седых, который с любовью пастыря окружил заботой и духовным воспитанием эту юную душу.
Игнат Прокопьевич Седых был известен братству баптистов, как самоотверженный и ревностный благовестник Евангелия. В 20-х годах он совершал служение в Восточной Сибири, по Забайкалью и Иркутской области, а после, с 30-х годов в городе Ташкенте.
Женя получил много полезного и дорогого из опыта благовестника, соприкасаясь с братом в познании истины; оказался, в дальнейшем, разумным посредником между молодежью и старыми, опытными служителями.
В 1932 году Женя усердно посещал собрания баптистов на улице Кафанова, любил слушать
