Игорь Поль
Личный номер 777
Этот грузопассажирский челнок выглядел так, будто касательно него проектировщики получили особый заказ. Хочется что-нибудь тесного и мрачного, сказали заказчики. Так что приладьте перед пассажирскими креслами грузовую сеть и сделайте так, чтобы при каждом маневре она колотила бедолаг по физиономиям. А сами кресла спроектируйте жесткими, как камень, и задвиньте поближе к грузу, чтобы ноги пассажиров не разгибались в коленях. В довершение всего воткните в переборку обзорный экран без светофильтров, чтобы счастливчики всю дорогу любовались видом горящих атмосферных щитов. Одним словом, сделайте так, чтобы всякому стало ясно: летать на десантном челноке Объединенных сил можно, но нормальные люди должны делать это как можно реже.
Заказ удался на славу. Внутри челнока было зябко, тускло и тесно. Грузовые контейнеры с полустертыми эмблемами Объединенных сил Альянса громоздились по сторонам роликовой колеи, которая, как миниатюрная железная дорога, проходила по палубе вдоль всего судна и заканчивалась у кормовой рампы. В воздухе витали запахи дезинфекции и горячей духовки. В довершение ко всему в атмосфере этот аппарат летал немногим лучше топора, запущенного с высокой башни. Но в этом Бруку только предстояло убедиться.
А пока он с любопытством крутил головой. Для него, еще несколько часов назад пребывавшего в анабиозе, все вокруг было ново и загадочно. Два месяца на транспорте Объединенных сил пролетели как один день, казалось, только вчера он был дома, на Мероа, и вот теперь оказался заброшен за десятки световых лет от родины. Так далеко, что вряд ли отыщешь среди россыпи звезд огонек родного солнца.
Он сидел, дисциплинированно пристегнувшись к креслу с истертой до блеска обивкой, спиной к переборке, отделяющей пилотскую кабину от десантного отсека. Сидеть было неудобно — ноги постоянно затекали. С подволока, едва не касаясь лица, свисали стропы грузовой сети. Вдобавок ко всему у него зудела каждая клеточка — сказывались последствия анабиоза. В соседнем кресле расположился сержант Санин — их временный командир, за ним — еще два десятка новобранцев, одолженных правительству Менгена для восстановления конституционного порядка. На всех были комбинезоны из сверхпрочной паучьей ткани, которую, по утверждению вербовщиков, не брали пули из стрелкового оружия, и тропические маски на шеях.
Новобранцы внимательно — насколько позволяло скудное освещение — изучали бумажки с инструкцией, выданные каждому перед посадкой. В ней подчеркивалось, что челнок типа «Корморан-II», на борту которого они находятся, является надежным, проверенным многолетней эксплуатацией средством высадки с многократным дублированием основных узлов и высокоэффективной системой вентиляции и жизнеобеспечения. Там же убористым шрифтом перечислялись различные нештатные ситуации, при которых обитателям десантного отсека предписывалось использовать аптечки, ручные огнетушители, химические кислородные патроны или надувные спасательные жилеты. От обилия аварийных пунктов сохло во рту.
Самые важные сведения о предстоящем полете сообщил сержант Санин.
— Посадка будет жесткой, — сказал он и оглядел притихших солдат. — Тут у них иногда постреливают, потому челноки приземляются круто, с большой высоты. С противозенитным маневром.
— И как, помогает? — спросил новобранец по фамилии Глазер.
Улыбка сержанта была словно реклама провинциального зубопротезного кабинета.
— Иногда.
Температура в отсеке как-то резко понизилась.
К счастью, ожидание тянулось недолго. Пилот что-то неразборчиво каркнул по корабельной трансляции, зашипел воздух, двигатель под ногами болезненно кашлянул, словно огромное животное, затем последовало несколько сильных толчков. Уши заложило от резкого перепада давления. На мгновенье Бруку показалось, что пол и потолок поменялись местами — кораблик вышел из поля искусственной гравитации транспорта. Потом челнок задрожал, взревел и устремился к планете. Экран затопило багровое пламя. Рев за бортом, едва приглушенный звукоизоляцией, стал таким плотным, что, казалось, его можно коснуться рукой.
Полет показался Бруку бесконечным. Летучая развалина вибрировала так, что ныли зубы. Аптечки, огнетушители, надписи на контейнерах, красные аварийные плафоны — все дрожало и расплывалось, точно в жарком мареве. То и дело накатывала невесомость, и тогда желудок недвусмысленно сообщал, что желал бы избавиться от излишне плотного завтрака, но уже в следующее мгновение тело придавливала свинцовая плита, воздух становился вязким, как тесто, и ряды контейнеров заслоняла красная пелена, чуть разбавленная прозрачными червячками.
В какой-то момент пытка прекратилась: челнок заложил глубокий вираж, а когда палуба выровнялась, свечение плазмы на экране сменилось солнечным светом. Зажужжали серводвигатели, выдвинулись атмосферные плоскости, и на смену грохоту пришел ровный успокаивающий гул. Ослабив ремни, Брук приник к экрану. Тяжелую машину изредка потряхивало. Мимо проносились клочья облаков, оставляя на оптических сенсорах тающие струйки влаги. Потом облака кончились, тряска прекратилась, и далеко внизу Брук увидел землю: ровную, как стол, пустыню всех оттенков охры с синей каймой гор на горизонте.
Так вот ты какая — планета Луакари!
Челнок быстро снижался, и пейзаж внизу уже не казался гладким. Стали видны барханы, рыжие зубья скал и сверкающие пятна солончаков. На земле, словно сеть кровеносных сосудов, проявились русла пересохших рек. На горных вершинах показались белые шапки. Под крылом промелькнуло шоссе с крохотными блохами-автомобилями, ярко блеснула тоненькая жилка трубопровода. К небу потянулись тонкие иглы городских башен, но прежде, чем Брук успел удивиться отсутствию защитного силового пузыря над домами, город унесся назад и сгинул за кормой. И тут же, будто в качестве компенсации, на горизонте засияла полоска расплавленного серебра. Море.
— Море Куду, — крикнул сержант. — По всему побережью делают неокинетик.
— Не слышу!
— Неокинетик! — повторил сержант. И добавил, заметив недоумение Брука: — Самая убойная дурь на свете!
Пустыня кончилась, теперь они летели над джунглями, вдоль большого озера с изумрудной водой; от озера разбегалась паутина оросительных каналов, солнечный свет отражался в мозаике рисовых чеков, которые напоминали осколки разбитого зеркала. Земля внизу выглядела ухоженной и мирной, и Брук все удивлялся, как это возможно — поля на открытом грунте, без всякой защиты; и еще ему не верилось, что где-то среди этой цветущей красоты идет война. Больше всего ему понравились джунгли — они напомнили Бруку непроходимые дебри родной планеты.
Внезапно палуба ушла из-под ног. Брук взмахнул руками в тщетной попытке ухватиться за стропы грузовой сетки, но единственное, что ему удалось сделать, это ободрать костяшки кулаков и как следует треснуться головой о жесткий подголовник. В глазах полыхнули огненные полосы.
Через мгновенье челнок вновь провалился вниз.
Брук почувствовал себя так, словно оказался на спине сбесившегося быка. После серии резких снижений, рывков и раскачиваний у него свело в животе, закружилась голова и выпучились глаза. Вдобавок ко всему у него заложило нос, так что приходилось дышать сквозь стиснутые зубы. Сержант знаками дал понять, что лучше бы всем держаться покрепче, потом начал демонстрировать, как правильно сидеть при жестком приземлении: он прижал локти к бокам и поджал ноги так, что стал похож на зародыш.
Брук с трудом понимал, что от него хотят. В голове у него проносились дикие мысли: может, в этой колымаге что-то вконец разладилось и через минуту они врежутся в землю и их конечности расшвыряет по зеленому лугу, так что не поможет никакая военно-полевая хирургия. Или, может, в них попала ракета и корпус вот-вот разлетится ко всем чертям — как-никак они летят над зоной боевых действий. Вспомнился короткий инструктаж перед погрузкой: офицер говорил, что партизаны норовят сбить побольше летательных аппаратов, причем неважно, гражданских или военных.
— Этот ублюдок не любит бокового ветра! — прокричал сержант. — Аэродинамика как у сапога!
