Он повернулся к ней с насмешливо-презрительной улыбкой и ответил:
— Думаешь, я расстроюсь?
Другие страхи она держала при себе. Она опасалась, что, раз ты повязан, то повязан навсегда: неважно, вступил ли ты в тайное общество или в шпионскую организацию, — отныне за каждым твоим шагом будут наблюдать. В Гроте Эйландте — месте, где она работала до этого, — она знала одного молодого антрополога, которого посвятили в обрядовые тайны. Потом, когда он опубликовал эти тайны в своей диссертации, его стали преследовать мигрени и депрессии — и он смог жить лишь за пределами Австралии.
Лидия уговаривала себя не верить всяким историям про обречение смерти «указанием костью» и про колдунов, которые песнями навлекают на человека погибель. Однако у нее была мысль, что аборигены с их устрашающим бездействием, тем не менее держат Австралию за глотку. Была какая-то жуткая сила в этих с виду пассивных людях, которые простое сидели, наблюдали, ждали и манипулировали чувством вины белого человека.
Однажды, после того как Грэм отсутствовал целую неделю, она спросила его напрямую:
— Так ты хочешь учить — или не хочешь?
Он сложил руки.
— Хочу. Да, — ответил он с невероятным нахальством. — Но не в школе, которой заправляют расисты.
Она раскрыла рот от изумления, хотела уже заткнуть уши, но он неумолимо продолжал говорить. Образовательная программа, заявил он, систематически стремится уничтожить культуру аборигенов и силком затащить их в рыночную систему. Что нужно аборигенам — это земля, земля и снова земля, — ступать на которую не имеет права ни один европеец.
Он разглагольствовал еще долго. Лидия почувствовала, как ответ уже вертится у нее на языке. Она понимала, что не следует произносить этих слов, но они сорвались непроизвольно:
— В Южной Африке всему этому уже придумали название — апартеид!
Грэм вышел из ее дома. С того дня разрыв был полным. Теперь непрерывный
Она могла бы доложить о его поведении начальству. Она могла бы сделать так, чтобы его уволили. Вместо этого она взвалила на себя всю его работу и сама повела оба класса. Иногда, приходя в класс, она видела на доске выведенные мелом слова: «Лидия + Грэм = любовь».
Однажды рано утром, глядя, как солнечный свет растекается по простыне, из прихожей вдруг донесся голос Грэма. Он смеялся с Ники и Дэвидом. Лидия закрыла глаза, улыбнулась и снова задремала.
Потом она услышала, как он гремит посудой на кухне. Он вошел к ней с чашкой чая, уселся на краешек кровати и выложил новость.
— Успех! — сообщил он.
«Дедова Страна» заняла третье место в национальном хит-параде. Их приглашали выступать в Сиднее, в «The Place». Их имена будут напечатаны крупными буквами на афишах, все перелеты и проживание в гостинице будут оплачены.
— О! — удивилась она и снова откинула голову на подушку.
— Я за тебя рада. Ты заслужил. Правда, заслужил. На все сто.
Грэм согласился выступить на первом концерте в Сиднее 15 февраля — и, торопясь подписать контракт, не подумал как следует.
Он забыл — или сделал вид, что забыл, — что в феврале начинаются дожди и что февраль — это месяц инициаций. Он забыл о том, что его друг Мик должен был пройти обряд посвящения в клан бандикутов. И у него совершенно вылетело из головы, что он, Грэм, в момент бравады согласился пройти посвящение вместе с Миком.
Обряды инициации во всем мире представляют собой символическую битву, в которой юноша — дабы доказать свою мужественность и «пригодность» к браку — должен обнажить свои половые органы, подставив их челюстям кровожадного людоеда. Нож человека, совершающего обрезание, заменяет собой клык этого хищного чудовища. У аборигенов Австралии ритуалы, связанные с достижением половой зрелости, включают в себя также «укус в голову»: старейшины глодают черепа юношей или колют их заостренными наконечниками. Иногда юноши сами выдирают себе ногти и потом приклеивают их на место собственной кровью.
Обряд совершается втайне, в месте Сновидения, вдали от посторонних глаз. После него, на сборище, которое из-за боли делается незабываемым, в головы посвященных-новичков вдалбливают строки священных песен; новички все это время сидят, скорчившись, над тлеющими углями сандалового дерева. Считается, что дым от сандалового дерева оказывает анестезирующее действие, помогая ранам быстрее заживать.
Если юноша откладывает обряд посвящения, он рискует оказаться в безжизненном, бесполом «лимбе»: вовсе отказаться от него было до недавних пор делом неслыханным. Все действо может тянуться неделями, если не месяцами.
Лидия не вполне четко представляла себе, что происходило дальше. Грэм, по всей видимости, сходил с ума от тревоги, боясь, что они пропустят первый концерт; Мик же закатил ему страшный скандал, обвиняя Грэма в предательстве.
Наконец все пришли к компромиссу: Грэм подвергнется только символическим «надрезам», а Мику будет позволено сократить период изоляции. Он будет возвращаться в Попанджи, чтобы репетировать с оркестром, но каждый день будет проводить по нескольку часов со старейшинами, на сходках. Кроме того, он обещал не уезжать раньше чем за два дня до концерта.
Поначалу все шло как по маслу, и 7 февраля, как только Мик снова смог ходить, они с Грэмом возвратились в поселение. Погода была сырой и знойной, но Мик все-таки репетировал в облегающих синих джинсах. В ночь на 9 февраля он проснулся от кошмара и обнаружил, что рана чудовищно загноилась.
Вот тогда Грэм запаниковал. Он погрузил всю звуковую аппаратуру и всех музыкантов в свой «фольксваген» и до зари укатил в Алис.
Наутро Лидия, проснувшись, увидела, что ее дом осаждает разъяренная толпа. Аборигены обвиняли ее в том, что она укрыла беглецов или помогла улизнуть; некоторые потрясали копьями. Преследователи, отправившиеся в погоню за Миком, набились в два вагона. Я сообщил Лидии, что видел Грэма, более или менее невменяемого, рядом с мотелем.
— Ну, что еще остается, — сказала она, — как не видеть во всем этом смешную сторону?
28
В восемь мы уже снова ехали по дороге, под покровом низко нависшей тучи. Дорога неслась вперед двумя параллельными колеями, полными красноватой воды. Кое-где нам приходилось проезжать по огромным лужам, из которых островками торчали низкие кустарники. Перед нами летел большой баклан, молотя по поверхности воды крыльями. Мы проехали через место, поросшее дубами пустыни, которые являются разновидностью казуарины и больше похожи на кактусы, чем на дубы. Они тоже стояли в воде. Аркадий заметил, что ехать дальше — безумие, но мы продолжали ехать. Грязная вода хлюпала уже внутри машины. Я стискивал зубы всякий раз, как колеса начинали буксовать, но потом мы снова вырывались вперед.
— Вот так я однажды чуть не утонул, — сказал я, — в ливневом паводке в Сахаре.
Около полудня мы заметили грузовик Коротышки Джонса. Он возвращался из Каллена, куда отвозил запас продовольствия на неделю.
Он затормозил и высунулся из кабины.
— Привет, Арк! — поздоровался он. — Хочешь глоточек виски?