выдержки. А у меня все-таки не одна серьезная битва за плечами, так что по сравнению с несущимся на тебя верблюдом ты, друг Крок’тус, жидковат.
Правда, поначалу даже моим ирокезам предпринятые мной действия не понравились. Ну что это такое? Один руками машет, а второй только уворачивается да отскакивает. Прям не драка, а салочки какие- то.
Да, тут так не принято. Тут бои на потеху публики, ведущиеся по правилам да по времени, еще как-то не в чести. Тут с ходу и насмерть — лоб в лоб, пальцами в глаза, зубами в глотку, и рвать, рвать, рвать, пока противник еще шевелится. Чем быстрее порвешь, тем больше шансов, что кто-то другой копьем в бок или дубинкой по затылку не засветит. Сила на силу, ярость на ярость. Все что есть взрываешь в одно мгновенье, потому как второго мгновения может уже и не быть.
А у нас тут тактика, «спойлер»[8] называется! Дадим противнику как следует вымотаться, устать, начать делать ошибки, потому как знаем, что ничего со спины не прилетит.
Ну вот и первая ошибка. Крок’тус перестарался и, улетев за собственным ударом, сильно провалился вперед, удачно подставившись под удар. Быстренько махнул кулаком, расквасив ему нос, и опять отскочил. Противник взревел и бросился вперед, уже мало что видя перед глазами. Отпрыгнул в сторону и отвесил пробежавшему мимо меня бедолаге смачного пенделя по заднице. Публика заржала. Причем не только наши. Сердца нескольких пришлых морячков и купцов, занимавших нейтральную позицию, я этим пенделем завоевал. Ведь, может, это и не кровавая драка, но все равно смешно, а значит, интересно. Пенделя да по жопе отвесить, вместо того чтобы шею ломать или череп крушить. Будто мальцу какому-то. Гы-гы. Ай да шаман, ай да хохмач! (Ох уж эта непритязательная публика!)
А ты, друг Крок’тус, уже к этому времени умахался. Даже тому, кто умеет бегать марафоны, на ринге пару-тройку раундов продержаться будет не просто. Тут особый ритм, вечно рваный и дерганый. Большое напряжение в ожидании вражеской атаки или возможности атаковать самому. Уж чему меня карате мое и научило, так это грамотно распределять нагрузки и не забывать дышать во время драки. Да и нагрузку я себе снизил вдвое, отказавшись пока от атак. Финтю, дергаю, заставляю нервничать, но в драку не лезу. А марафоны я бегал куда чаще, бывало, чуть ли не каждый день на протяжении нескольких лет в день по марафону, а то и два пробегал. (Только бы опять сломанные ребра не разболелись.) А ты, друг Крок’тус, больше пешочком или на лодочке. Так что вон уже весь запыханный и взмыленный. Но глаза еще горят яростью и жаждой порвать наглеца, который осмеливается так над тобой издеваться. Вот и отлично, поиграем на публику. Старые боксерские фокусы-издевки, которые в свое время видел по телевизору. Вроде как демонстративно подставить рожу под удар, а в последний момент убрать. Замахнуться одной рукой, ударить другой. Сплясать на публику, стоя вроде бы и рядом с противником, но на достаточно большой дистанции. О, смеются уже и вал’аклавцы, потому как весело же! Сплошные шутки юмора!
Бац! Вот только заигрываться не надо. А то вторую такую плюху мне точно не пережить. Если бы Крок’тос не был вымотан до предела и нашел в себе силы продолжить атаку, лежать бы мне в нокауте. Или вообще в гробу. А так успел отскочить. Фигасе, как в башке звенит! Но пока улыбнемся и помашем ручкой. Пусть публика думает, что это я специально подставился.
Однако черт с этим представлением, пора его заканчивать. Пару раз ловлю противника на промахе и луплю со всей дури по башке. Все-таки, видно, у прибрежных воспитание детей чем-то схоже со степным. В том плане, что под воздействием педагогических мер на мозге появляется мозоль, предохраняющая оный от волнений и сотрясений. А потом вдруг все заканчивается. Крок’тос стоит на коленях и непонимающе болтает головой. Кажется, последний удар в висок все-таки пробил мозоль. Ух! Незаметно прячу свинчатку в сумку, делая вид, будто обдираю об одежду сбитые костяшки. Не то чтобы я какие-то правила нарушил. Нету ведь правил-то. Но все-таки лучше пусть никто не знает о моей маленькой хитрости.
А теперь опять политика. Подхватываю Крок’туса за плечи. Радостно трясу ему руку, лыбюсь, пробуя языком шатающийся зуб, и говорю, какой он хороший парень и как здорово мы развлеклись. Если до этого у вал’аклавцев и были какие-то претензии к чужаку, побившему их ответственного работника трактира, они растаяли без следа. Я велю ребятам взять его под ручки и тащить в кабак, где я собственноручно угощу приятеля Крок’туса винцом (из его же запасов).
Ага. Все отлично. Праздник удался. Особенно после того, как в результате драки я окончательно потерял контроль над ситуацией и все мои «экспериментаторы» ушли в полный отрыв. Вино полилось рекой, веселье — Ниагарой. Благо стерегущий вино Крок’тос все еще пребывал в пришибленном состоянии, сидя за одним столом рядом со мной. И потому мои ирокезы на правах победителей взяли тяжкую обязанность распределения алкогольных запасов в свои руки. А главный обломщик веселья сидел рядом с Крок’тосом, задавая ему какие-то дурацкие вопросы. И хотя то, что шаман возится с каким-то побитым чужаком, вместо того чтобы гулять со своими, кому-то, возможно, и могло показаться обидным. Но уж лучше пусть пристает к чужаку, чем достает своих какими-то непонятными вопросами!
Да, когда я закончил общаться с Крок’тусом, ставшим внезапно очень смирным и предупредительным, с кем бы я ни говорил, все мои попытки перевести разговор на дела минувших дней и разузнать, не вспомнилось ли им что-нибудь под воздействием винных паров, они сводили к рассказам мне же об одержанной мною победе. И как я все смешно так обернул, чтобы народ повеселить. «Только вот зря ты с «этого» скальп не снял, — добавляли они в конце беседы. — Чего зря мане пропадать».
А ведь это они надо мной не стебаются. Они искренне не понимают, как можно драться, да еще и с чужаком, и не довершить драку убийством и взятием трофея, получается — дрался зазря. А мои дикари, при всей кажущейся подчас нелепости их действий, страшные рационалисты, которые и лишнего шага за просто так не сделают. И все их «нелепости» в результате имеют вполне аргументированное объяснение. Хотя подчас и абсолютно нелепое, с точки зрении человека XXI века, «моей» земли.
А почему же тогда истинный убийца не снял с жертвы скальп? Это была последняя мысль, отложившаяся в моей голове.
«Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля». Наглый солнечный лучик пробивался через щель в крыше и бил меня прямо в глаз, видимо, мстя за вчерашний проигрыш Крок’тоса. Хрен с ним, с Крок’тосом. Но ведь коли лучик уже над крышей, значит, скоро полдень, и я просрал полдня неизвестно на что! Ведь собирался же не напиваться вусмерть. Думал, ужрусь в меру, но буду себя контролировать, а заодно и за окружающими присмотрю. В результате не помню, как домой попал. Головушке бо-бо, во рту — ка-ка.
Выполз на улицу. До неприличия свежий и бодрый Витек о чем-то почтительно расспрашивал омерзительно бодрого Дик’лопа. Нет, ну я понимаю, Витек еще молодой, со здоровым организмом и крепкой головой. Но Дик’лоп!!! Да старая перечница должен лежать в своей убогой хижинке, охая и стоная, а вместо этого приперся сюда аж через всю Вал’аклаву, а это, простите, даже напрямик километров пять- семь, только напрямик хрен пройдешь из-за хаотичной городской застройки. А вдоль берега от мастерских до наших сараев и все десять-двенадцать километров будет. Нет, блин. Нету в мире справедливости.
Подбежавшая Тишка притащила кувшинчик пива, вытащенный прямо из холодных речных вод. Вот что значит правильную жену в хозяйстве иметь, умилился я. А так бы сейчас ползал бы по этому неприветливому берегу в поисках хоть капли ангельской росы! Выхлебал этак с половину. Поздоровался с Дик’лопом. Передал кувшин Витьку на хранение, пригрозив страшными муками, если допьет весь, не оставив мне как минимум треть. И полез в реку отмокать. Холодная водица взбодрила. Так что отмахнувшись от предложенного Тишкой завтрака (обиделась, пришлось поцеловать и хлопнуть по заду в качестве жеста примирения), преисполнился трудовым энтузиазмом и бодростью духа.
Вот и Дик’лоп зовет скорее работать. Экий неугомонный дедок! Ладно. Сейчас. Только с Вождем поговорю. Что? Вождь с утра пораньше куда-то с Гит’евеком и малолетней шпаной удрал? Жаль. Тогда вечером поговорю. О-о! Лодка есть! Значит, не придется пешком до мастерских идти. Ну да. Конечно, шутю. Прибрежник, ходящий пешком, если можно проплыть на лодке. Ухохотаться, как смешно! Вот такой я весельчак.
Первые полдня сколачивали набалдашник с рукояти. Оказалось, дело не такое уж и простое. Тем более что верхняя часть тулова, в которую насаживалась рукоять, была глухой. Да еще, по разъяснению Дик’лопа, рукоять верно насаживалась на специальный клин. В смысле, в верхнюю часть древка засаживался клин, как это делалось у современных мне топоров. Потом рукоять вставлялась в тулово и забивалась до упора. Клин вбивался в древесину, расширяя ее и плотно насаживая набалдашник на
