угодно, за возможность вытрясти с клиента лишний грошик. Ну я ему и толканул идею кулачных боев и тотализатора. Ну это вроде как я с Крок’тусом дрался. Впрочем, тебе все равно не понять. Митк’окок и то с трудом понял, пришлось десять раз объяснять. Тем более что я и сам толком про это мало что знаю — ставки там всякие, тотализатор и прочее. И как они тут будут выигрыши-проигрыши подсчитывать с их-то знанием арифметики, я вообще в недоумении. Да и пусть голова об этом у них и болит. Раз до «ракушек» как до универсальной валюты додумались и со ставками разберутся. Будет повод знания в массы продвигать. Они тут ребята по части торговли ушлые, им это только на пользу пойдет.
У меня ведь идея этих боев уже давно возникла. Ну вот как Крок’туса побил. Только я не мог придумать, чего бы за нее с этого ублюдка урвать. А тут вдруг как щелкнуло! Так что, короче, вызывает этот хренов Царь Царей своего главного шамана-целителя. И отдает ему приказ, рассказать мне все свои секреты, все травки показать и так далее. А тот, сволочь, сначала начал мордой водить да тявкать не по делу. Ну да мы его с Митк’ококом конкретно прижали, и он, видно, решил меня по-другому надуть. Как пошел словесным поносом мне в уши дристать, процентов шестьдесят сплошной мути! Ты бы слышала, какие он иногда мне бредовые теории задвигал, — опухнуть можно. Но и кой-чего полезного тоже сказал. По части травок там, а главное, как из водорослей хитрые нашлепки на раны делать, от которых к ним зараза не пристает. Я, блин, только понюхал — офигел, такой знакомый запах, ну чиста йод. Ну еще кой- чего полезного рассказал, например, как краску из раковин добывать. Я на ту краску глянул, вот тебе — готовые чернила! Только цветом малина с оттенком фиолетового — «пурпур», кстати, называется вроде! В смысле, у нас называлась, а тут хренью какой-то назвали, по имени улитки. Ну да это мелочи. Самое-то главное, тот паршивец думал, что я ничего не запомню. Вроде как знания всей жизни за три часа излагает. А я, блин, ничего и не запомнил. Я, блин, это записал! А также взял образцы, подписал, чего да как, чтобы уж точно не забыть! Оцени! Да ты чего, спишь, что ли, уже? Вот так всегда. Ладно, пора тогда и мне на бочок.
Подхватил Тишку на руки, лишний раз удивившись, какая же она у меня тоненькая и хрупкая на вид, и утащил в наш отгороженный ото всех одеялом угол сарая.
Утром меня отловил Лга’нхи и начал капать на мозги, что, мол, завтра уходим, а у тебя ничего не готово. Чудной он какой-то стал. Раньше ему и в голову бы не пришло, что к путешествию надо готовиться. У него вся жизнь была сплошное путешествие. Даже перед серьезной охотой или походом на врагов, максимум, что делал, — проверял, как камень на дубинке держится, да обугливал и подтесывал наконечник копья. Но тут он, понимаешь, проявляет ответственность и предусмотрительность. Нет, он, вообще-то, никогда раздолбаем-разгильдяем не был. Тут такие, в принципе, долго не живут. Но, судя по осунувшейся роже, забота о племени его уже изрядно утомила, — это не с места на место прыгать, подвиги совершая.
Да и наше старое племя никогда такого громадного количества не достигало. Сотня человек, включая баб и детей, — это максимум, что могло прокормить «стандартное» стадо овцебыков. Дальше, уже «старшие братья» изгоняли молодняк, который образовывал свое стадо, а с ним уходила и отделившаяся часть племени. Отсюда вопрос: как будем кормить ирокезов, когда взятые из Вал’аклавы запасы закончатся? Ну да об этом потом, в пути, думать будем. А пока — отчет о проделанной работе: предъявляю сумки с травками и тюки с бинтами. И уверяю, что «всегда готов!» бегом, по первому зову. Только вот сначала в мастерские надо сбегать, одно дельце завершить, и я полностью в распоряжении ирокезов.
Лга’нхи только осуждающе головой покачал. Кажется, я его не слишком убедил. Видно, слишком хорошо он меня знает, чтобы поверить банальному очковтирательству. Чует, гад, что меня в Вал’аклаве что-то держит.
Ну да, держит. Аж целых два дела. И если с первым я зашел в полный тупик, то со вторым, надеюсь, разберусь уже через пару-тройку часов. Так что беги, Дебил, беги.
Дик’лоп был какой-то осунувшийся и вялый. То ли ночь не спал, то ли все-таки принял своего компота и находится под глюком. Но работа сделана. Даже лучше, чем я ожидал. В том смысле, что бронза уже почти расплавилась, и я успел буквально к самой заливке.
Залили. Пока остывает, ведем непринужденный разговор о своем, о Духовном, хотя меня явно трясет от нетерпения.
И тут Дик’лоп выкидывает номер. Тащит меня в самый дальний угол Сарая Достижений Первобытного Хозяйства и демонстрирует птичку. Птичка машет крылышками и поет. Птичка из бронзы! Птичка сделана довольно грубо — плоская по бокам, словно выпилена из листа бронзы сантиметра полтора толщиной, и грубо опилена по углам. Она стоит на довольно высоком постаменте, этак метр с лишним высотой. В пузо птички вделан штырек, уходящий в этот постамент. Штырек подбрасывает птичку и опускается назад, и ее крылышки на петлях машут чисто по инерции. А раздающиеся изнутри постамента шум, щелчки и звон чем-то похожи на пение одной пернатой твари типа воробья-соловья, распространенной по всей степи.
Я смотрю на Дик’лопа в изумлении. Он довольно лыбится.
Нет, брат Дик’лоп, я не верю в колдовство. Я охреневаю от того, что ты знаешь механику. Осматриваю постамент и нахожу крючки, закрепляющие заднюю стенку. Снимаю. Механизм понятен даже мне — груз, спускаясь вниз, крутит бронзовый штырек, изогнутый на манер коленвала, кажется, так это называется. Тот подбрасывает и опускает идущий вверх штырек с птичкой, а заодно «трынькает» за тонкую бронзовую пластинку. Вроде бы, с моей точки зрения, полный примитив. Но ведь оказывается, я столько времени общался с настоящим Гением и так ничего и не понял. Ведь это же… Да как объяснить крутизну того, что я вижу, если учитывать, что в этом мире даже мой примитивный лук-капкан настолько напугал иратугских вояк, что они отказались преследовать нас? Пока вершинами технологии, которые я тут наблюдал, были тележные колеса и гончарный круг. А тут Такое!!!
Этот невзрачный, сутулый и необихоженный по жизни Дик’лоп, оказывается, личность уровня Архимеда, Пифагора, Леонардо да Винчи или, скорее, Герона Александрийского. Того самого, что создал паровой двигатель чуть ли не на две тысячи лет раньше, чем все остальное человечество научилось им пользоваться, и еще кучу всяких фишек придумал. Я помню, статью про него читал, там вообще писали, что чуть ли не вся современная механика с него пошла.
Так что и Дик’лоп, получается, из тех, кто способен разглядеть и создать то, о чем иные даже не мечтают, ибо, чтобы мечтать, надо иметь представление, о чем. А тут…
А тут, скорее всего, все его изобретения в лучшем случае побудут игрушками при дворе Царя Царей, пока не сломаются. Либо вообще сгинут вместе с хозяином. И что же делать? Умыкнуть Дик’лопа с собой? А что я могу ему дать? Ну, конечно, кой-чего могу. Не настолько я бездарь в точных науках, чтобы мои знания не послужили толчком для его работы. Даже если я просто научу его грамоте, чтобы он смог сохранить полученные знания для следующих поколений, это уже будет немало. Но смысл? Ведь базы, на которой он мог бы творить, у меня нет. Да и не понадобятся эти знания местным еще, наверное, лет так с тысячу. А я- то еще собирался удивить его своим «изобретением».
Ладно. Пока отливка остывает, рисую ему шестеренку и пытаюсь объяснить принцип действия и способы использования. Дик’лоп, поначалу чуточку разочарованный тем, как быстро я разобрался с его «удивительным волшебством», лишив его возможности похвастаться и поучить молодого зазнайку, тем не менее вполне удовлетворился моим искренним восхищением личностью самого «волшебника». При виде абсолютно новой для себя концепции он надолго задумался и ушел в себя.
— Кстати, отливка, наверное, уже остыла и можно вынимать? — попробовал я оторвать его от дум. — Рановато? Ждать до вечера — будет лучше? — Нет у меня на это времени. Так что раскалываем форму, вытаскиваем отливку и суем ее во все еще прохладное море. Дик’лоп недоволен, и, наверное, он прав. Но Время!
Да, он был отнюдь не идеален! Дали бы мне неделю, и я разработал бы и дизайн покруче, и узор бы вылепил на стенках. И придумал бы, как язык к нему подвесить. Но свою главную функцию он выполнял: когда мы подвязали колокол к перекладине ворот и долбанули по нему специальным пестиком, он загудел громким чистым звоном. И звук длился еще долгое время, вибрируя в бронзовых стенках и медленно растворяясь в воздухе. Народ оценил и сказал, что «это хорошо». Дик’лоп, как ни странно, тоже был впечатлен.
Идея мне пришла в голову в тот момент, когда мне объяснили, что та дощечка, которую я взялся покрыть новым узором, суть есть нечто среднее между гонгом и примитивным билом, в роли которого могли
