НОЧНОЙ КОНЦЕРТ[136]
Похоже, они улетели недавно. Может, тридцать, может, пятьдесят лет назад. После них остались дома, странные картины и незнакомые машины. Не сохранилось ни одного их изображения, но изучая их жилища и инструменты, можно было предположить, как они выглядели.
Откуда они пришли, тоже было неизвестно. Здесь, на Септории, находилась только их колония. Была ли это научная база, лагерь беженцев или просто временное прибежище существ, потерпевших космическую катастрофу? Никто не знал. Но люди постоянно искали разгадку.
— Они опять накинулись на меня! — стонал Питер О’Нейл, когда Роберт перевязывал ему руку. — Я бы всех их перестрелял!
— Они красивые, — проворчал Роберт.
— Но у них отвратительный характер. — О’Нейл опять зашипел.
Клычи были шестиногими, пушистыми и на первый взгляд вполне невинными. Они заселяли мертвый городок, стаями шастали по разрушающимся домам и улицам, выкапывали в руинах норы. Они немного походили на кошек. Биологи выяснили, что клычи не были септорианами. Скорее всего они прилетели вместе с хозяевами, а после их исчезновения завладели хозяйскими жилищами.
Клычи не любили людей. Днем, когда свет двух солнц Септории раскалял небо до белизны, они прятались в норах, и люди могли спокойно проводить исследования. Во время короткой ночи они тоже вели себя спокойно. Просыпались утром и вечером, в самое удобное для археологических изысканий время. Нападали не часто, обычно лишь в ответ на провокации со стороны людей. Однако могли целыми часами бродить вокруг работающих астронавтов, бурча при этом свои клычевые песни. Либо неподвижно сидеть, уставившись оранжевыми глазами на землян. Чувствовалась их враждебность. Однако командир исследовательского корабля, капитан Онасир, запретил убивать клычей. Роберт считал это решение правильным. Животные, казалось, были последними стражами умершего города, да и как ни говори, именно земляне нарушили их покой, тишину и печаль. В общем, решили, что клычи имеют право не любить людей, и хоть многим это не нравилось, убивать животных было запрещено, кроме, конечно, крайних ситуаций.
— Ну как, лучше? — спросил Роберт.
О’Нейл пошевелил рукой, посмотрел, как приживается искусственная кожа, и улыбнулся.
— Как все случилось? Он напал на тебя?
— Вообще-то нет, — проворчал О’Нейл. — Мы вели поисковые работы в третьем квадрате, ну, знаешь, в жилом районе. Там собралось особенно много клычей, они фыркали, ворчали, сам знаешь, какие они. Наконец кто-то из наших не выдержал и запустил в них камнем. Попал в одного, тот запищал и удрал, поджав переднюю пару лап. Другие тоже разбежались. Немного погодя я залез в один из подвалов и наткнулся на животное. Оба мы перепугались, но у него ведь когти, да и реакция получше. Он хватанул меня по руке и сбежал.
— Нашли что-нибудь интересное?
— Так, кое-что. В «музее» лежит...
«Музеем» они называли место, куда складывали находки. Их можно было рассматривать и питаться угадать, что они такое. Как правило, это сложности не составляло: инструменты, простые приборы, остатки одежды. Обстановка домов была очень странной — наряду с современными машинами и электронным оборудованием там были примитивные инструменты, украшения и предметы мебели. Это вроде бы говорило о том, что в городке жили потерпевшие катастрофу. Они привезли с собой множество сложных аппаратов и устройств, но пришлось заниматься и изготовлением кое-чего на месте. Это получалось у них не очень ловко.
Считалось, что рост септов — их назвали по имени планеты — не превышал полутора метров. Они перемещались в вертикальном положении на двух ногах, имели по две пары хватательных конечностей. Овальное туловище переходило в шарообразную голову с большими, широко расставленными глазами. Так получалось на основании изучения руин. Иногда в числе найденных предметов попадались и такие, назначения которых установить не удавалось. Угадывание принципа их действия превратилось у землян в своеобразную игру.
Роберт стоял в «музее» перед столом, на котором громоздились найденные предметы, и вертел в руках одну из находок — странно изогнутую, мягкую, продырявленную в нескольких местах трубку. Трубка была не сплошной, а состояла из нескольких эластичных, шарнирно соединенных частей. Люди уже два дня ломали головы над предназначением находки. Что бы это могло быть? Игрушка? Произведение искусства? Роберт дунул поочередно в каждое из отверстий, но услышал только тихий свист.
Он осторожно нажимал трубки, изменял их взаиморасположение. Неожиданно что-то хрустнуло, и трубка согнулась в одном из шарниров. Роберт встряхнул предмет и почувствовал, как внутри что-то пересыпается, крошится. Он тряхнул еще раз. На стол высыпалось немного песка, образовавшего небольшие кучки. Он еще некоторое время сгибал трубку, пока не почувствовал, как внутри что-то треснуло. Он приложил трубку к губам и дунул. Изнутри на стол посыпался песок. И одновременно...
Звук прозвучал не чисто, но, несомненно, возник не случайно. Выходит, это был духовой инструмент, просто до сих пор забитый песком. Роберт улыбнулся. Он выиграл! Сегодня вечером все станут его похлопывать по спине и поздравлять, а может... Ему в голову пришла неожиданная мысль. А что, если...
Он тщательно прочистил инструмент септов. Поднес к губам. Дунул и услышал звук, который немного походил на звук флейты, но как бы измененный, переделанный, похожий на... Роберт никак не мог сообразить, на что, но чувствовал, что где-то такой звук уже наверняка слышал. Он снова поднес инструмент к губам.
— Браво! Ты молодец, парень!
Ритуал похлопывания по спине прошел как полагается. И даже лучше! Но Роберт дал им дополнительный повод.
Несколько последних часов он тренировался играть на «шарнирном органе», как его окрестил О’Нейл. Название прекрасно соответствовало типу инструмента: закрывая отверстия и нужным образом как бы подключая отдельные трубки, можно было модулировать звук. Правда, у септов было четыре руки, и это позволяло им легче управлять инструментом. Роберт понимал, что звуки, которые он пытается извлечь, могли иметь мало общего с музыкой септов. Тем более что и на обычной-то земной флейте Роберт поигрывал давненько, еще в детстве. И все же то, что он продемонстрировал друзьям за обедом, несомненно, было музыкой, может, не очень септской, но и не вполне земной.
Шестеро парней внимательно слушали, аплодировали и похлопывали его по спине. Смеялись и шутили. Он как-то забыл их спросить, не ассоциируется ли у них с чем-то звук «органа».
— А знаете что, — предложил Дорс Онасир, — может, пойдем в руины, и там Роберт поиграет? Скоро начнет темнеть, и обстановка будет что надо.
— Клычи, — буркнул О’Нейл. — Там полным-полно клычей. Лазающих и воющих клычей с огромными зубищами.
— Прихватим фонарики, к тому же на шестерых людей они вряд ли нападут. Ну как, идем?
— Лады. — Идея Роберту понравилась.
Квата, меньшее солнце двойной системы Септории, как раз уходила за горизонт. На фоне ее зеленого диска резко вырисовывался шпиль полуразвалившейся башни. Возможно, отсюда септы еженощно высматривали спасение? Искали на искрящемся звездном небе быстро двигающуюся яркую точку — спасительный корабль? Знать это могли только руины. И клычи. Несколько животных сейчас следовали за людьми в абсолютном молчании, так, словно сумерки, лишающие мир расцветок, украли у них и голоса.
О’Нейл поругивался себе под нос и то и дело хватался рукой за рукоять метателя. Иногда Роберту
