тревожную жизнь. Всегда что-то ненадежное и заманчивое в этой спешке. И никогда не возникает ощущения неестественности, дисгармонии себя и окружающего, как это всегда бывает в Казани. Я просто не задумываюсь о таких вещах. Я приезжаю – возвращаюсь из гостей, из разлуки, из временного. Мой дом, мое «я» – здесь. Любимый город. Откровение майской ночи. Штраус. Вальсирующие призраки в отражениях луж. Лужа, каждая лужа думает, что она единственная отражает луну, ее зеркало. Или того больше, она и есть настоящая луна, а та высоко, где-то, теряющаяся в тучах, только бледный двойник. Сатанинские балы тоже бывают в майскую ночь. Как часто повелитель тьмы удостаивает посещением мой город? Я опять про то же. Все мне не терпится. Лезу с расспросами. А не могу не думать. Теперь тем более. Москва просто заговаривает бредом одержимым, втягивает в свою головокружительную, очаровывающую весну. Весну – сказку. Весну, которая здесь по-настоящему осознает себя королевой. Балы. Боли в просторах Вселенной. Невозможность высказать переполняющего тебя неправдоподобного счастья. Ступает за тенью своей, нет, не весна, напоминание о хорошем. Память. Прошлое растворено в каждой клетке каждого дома, булыжника, небе, шумных улицах и робких переулках. Сумерки распахивают объятия, и глубоким обмороком уже до утра забылись крыши и ограды. Деревья, окна, асфальт готовы к ночной жизни. Как и у всех уважающих себя господ, у них есть фраки и бальные наряды. Но не каждому дано увидеть. Даже если пробродить всю ночь напролет с полевым биноклем по улочкам старой Москвы, ее потаенная, как и у луны, обратная сторона не откроется. Ее не увидишь глазами, и потрогать нельзя. Скажу так: когда в дело идут все чувства после шестого, скудные границы трех измерений малы. Ты влюбляешь себя в город, и так больно. Будто испытываешь притяжение нескольких звезд. Всей силой напряженности лунных дорожек влюбляешь город в себя. Тогда дорожки уже застенчивы. И мягкие улыбки ласковых губ. Прикосновение изящной руки в лайковой перчатке. Невооруженным взглядом видишь передвижки времени в падающих со всех сторон восклицаниях. Звезды? Переодетая свита Сатаны дурачит обывателей, подсовывая чудеса полтергейста. От нежности застывает самая неугомонная площадь. Фонарям приснилось: они – деревья, с особой судьбой. Высоко! Да, они тоже спят. Иногда. Боятся не спать. Лишиться замечательной сказки о таком аристократическом происхождении. Но деревья, деревья старых переулков – настоящие лорды. Гордые своей спокойной грустной жизнью. Если тебе разрешают плакать, ты уже чего-то стоишь. Ты заслужил право на судьбу. Мое почтение вам, деревья. Боюсь обидеть всех остальных. И вас. И вас. Всех люблю, объясняюсь на таком понятном языке. Потому что разговаривает сердце. Один на один. Это ответственно. Отдаешь себя, не часть, а всего, всю. Это же то же: «Мы с тобой одной крови, ты и я».
Перечитала Булгакова «Мастер и Маргарита». А если так: «Я и Мастер», «Маргарита и Москва» или проще: «Мастер». Освобожденное. Болезнь непокоя. Я – Мастер? Мастер во мне? И во мне вся Маргарита. И нести на себе все связывающее с любимыми сердцами. Тяжесть или свобода от переполненности до краев любовью и строчками? Размахнуться руками в темно-синюю пустоту. А звезд сегодня не видно. Капли только лениво отстукивают свое о карниз. Вдруг у Булгакова меня поразила одна деталь в описании Воланда, не потому что это – единственное совпадение внешности, а потрясение только теперь, что это действительно правда – я Его видела. Несколько минут была не в себе. На Воланде был «дорогой серый костюм…в цвет костюма туфли». Это действительно полностью совпадающая деталь. Во всем остальном заметные разночтения. Но было бы глупо думать, что во все времена он является одинаковым. Совсем наоборот. Его трудно узнать от постоянного смешения стилей и эпох. Каким бы он мне ни явился, я поняла бы – он. Дело в откровении свыше.
Настроение синего карандаша на исходе. Точнее, на исходе дня. Я сильно устала, завтра опять в вынужденную разлуку, к любимой моей маме. Мама и Москва – одно и то же, кого больше всех любишь. В обеих все мое настроение. Карандашей всех цветов радуги. Палитра. Да нет, в обеих вместе неделимо – Мастер и Маргарита. Вдохновение и Любовь.
Настроение тонких пальцев. Грустный рояль. Его любимое – «Лунная соната». Моя тоже. Это однажды случайная встреча. Один раз в судьбу. Благодаря тонким пальцам.
Небо в глубине своей всегда грустное. Это его суть. И невозможно это скрыть. Если действительно по- настоящему любишь – это грусть. От большого. От ценности своего чувства в жизни, в жизни неба. Сейчас еду в поезде. За окном дождь. На стекле со стороны сумерек – капли. Вот одна мед-лен-но стекает. Слеза. Дождь разжалобил стекло. Кажется, оно не выдержало и от тоски, одному ему ведомой, расплакалось. Хотя нет, я его понимаю. У меня тоже бывают такие минуты. Даже слишком часто.
Совсем ночь. Что-то утробное в ее истине и вместе с тем очень высокое. От Бога. Талант быть ночью? Полночь – россыпь таланта. Каждое время суток соответствует определенному дару. Каждый понимает по- своему. Больше и все-таки лучше лично мне пишется по утрам. Хорошее настроение бывает в любое время. Но главное понять суть: что ближе, что соответствует твоей судьбе, внутреннему больше. Единство себя и Времени. Я обожаю вечер, полночное небо и природу. Но все-таки мое – утро. Утро – мое обручальное кольцо с чем-то неведомым. Я его всегда ношу на мизинце. Утром и самый большой творческий потенциал. Некоторым пишется хорошо ночью. Так что это не объясняется только отдохнувшим организмом.
Потихоньку уходит шампанское опьянение. И вместе с ним я чувствую почти физически настроение Москвы. Та легкость, вдохновение, открытое сердце.
Я думаю, если бы сейчас мне дали возможность приехать в Москву и жить там с твердыми гарантиями и пропиской. Я, наверное, не знала бы этих исступлений? Но это ужасно. Я хочу всей силы вдохновения, прогорать. Я, по сути, космополитка, мне вечно надо ездить, набираться впечатлений. Из разлуки по-другому смотришь на многие вещи. Действительно, все проверяется разлукой. И вознаграждается.
Мы сегодня с Таней «искупались» в шампанском. Не рассчитали или шампанское такое было «заговоренное» – фонтаном из бутылки повсюду. Лицо, руки, волосы – в шампанском. Весело! Это все мое.
Новелла Матвеева. Хорошо, но не до конца. Бывают строчки – откровения, но иногда. Вдруг – обычное нравоучение. Красивая мысль в грубой упаковке. Хотя в целом слаженно и красиво. Не хватает ощущения, что действительно «поэзия есть область боли».
Как я люблю этого человека! Невыносимо, безнадежно, до болезненности. И знаю, уже обречена – любить его всегда, где бы я ни была, с кем бы он ни был. Судьбе было угодно устроить нам это испытание разлукой. Пошел второй год, не вижу, не смотрю в глаза. Без этой насмешливой улыбки, этих рук, этого невозможного ежедневного вранья – пусто. Пустынно. Одна.
Притяжение магнитное и понимание без слов. Главное – в глазах. Но мы сами каждый раз продлеваем разлуку. Оба знаем, что любим и…молчим, не встречаемся, даже избегаем. Непонятно? Но так и есть. Боимся, что все кончится слишком быстро? Прогореть? И еще черт знает, отчего. Просто мы не вместе. И сейчас это для меня – пытка.
10.05. Сейчас сижу, слушая Розенбаума, и опять вспоминаю его. Просто извожу себя воспоминаниями. Растревоживаю сердце, тереблю незаживающую ранку. И вряд ли она когда-нибудь заживет. Боль, конечно, приглохнет, притихнет, но будет постоянной. Разной интенсивности в разные периоды жизни. Я совершенно уверена, что мы две половинки единого целого, которому судьба предоставила счастливую возможность (случайность?) найти друг друга. Как когда-то в детстве сказала маме, говорю: так сильно люблю, что плакать хочется. И это не потому, что не вместе, а такая болезненная, обостренная, до исступления (до сжатых зубов) любовь, что действительно, только плакать от этого счастья. Странно? В чем счастье? В том, что мне выпало и испытать все это, мне дали такую силу – выразить себя в любви.