— Отсюда следует, что разум этот благожелательно настроен к людям, обладает этическими критериями, похожими на наши, и не желает вредить другим разумам.
— Да! — восторженно воскликнула Марлена. — В этом уж я уверена.
— Но что он представляет из себя? Это дух? Нечто нематериальное? Находящееся за пределами чувств?
— Не могу сказать, дядя Сивер, — вздохнула Марлена.
— Хорошо, — продолжал Генарр, — давай повторим, что он тебе говорил. Останови меня, если я ошибусь. Значит, он сообщил, что интеллект его обладает протяженностью, что разум его прост в каждой точке и сложен лишь в общем и что он не хрупок. Так?
— Так.
— Но единственными живыми созданиями, обнаруженными людьми на Эритро, являются прокариоты, крошечные клетки, подобные бактериям. Возможно ли, чтобы отдельные крохотные клетки сложились в единый организм величиной с целый мир? Такой интеллект поистине можно назвать протяженным, простым в каждой точке и сложным в их единении. И он не будет хрупким, ведь если уничтожить даже большие его части, весь общемировой организм не претерпит никаких изменений.
Марлена взглянула на Генарра.
— Значит, я разговаривала с микробами?
— Я еще не уверен, Марлена. Пока это только гипотеза, но она прекрасно со всем согласуется, все объясняет — лучшей я не могу придумать. Кстати, Марлена, если выбрать любую из сотни миллиардов клеток твоего мозга — она окажется такой же маленькой. Дело в том, что ты — целый организм, а твой мозг — отдельная колония клеток. Так велика ли разница между тобой и другим организмом, клетки мозга которого рассеяны… с помощью каких-нибудь радиоволн?
— Ну, не знаю, — задумчиво пробормотала Марлена.
— Давай обдумаем еще один важный вопрос. Что ему от тебя нужно?
Марлена удивилась.
— Дядя Сивер, он же может разговаривать со мной, передавать мне свои мысли.
— Ты хочешь сказать, что ему нужен собеседник? И значит, как только мы, люди, здесь оказались, он почувствовал свое одиночество?
— Не знаю.
— И ничего не можешь предположить?
— Нет.
— Он же мог погубить всех нас, — вслух размышлял Генарр. — Он же способен сделать это, если мы наскучим ему или чем-нибудь раздосадуем.
— Нет, дядя Сивер!
— Но меня-то он приголубил — едва я попытался помешать тебе общаться с мозгом планеты. И не одного: так было и с Д'Обиссон, твоей матерью и часовым.
— Да, но ведь от этого не осталось никаких последствий — он просто не позволил вам помешать мне.
— И все это затем, чтобы ты выходила на поверхность планеты, чтобы было с кем поговорить… Не слишком основательные причины.
— Быть может, истинных причин мы просто не в силах понять, — сказала Марлена. — Быть может, его разум настолько отличается от нашего, что мы просто не поймем объяснений.
— Но если он может с тобой говорить, значит, не слишком отличается. Он ведь воспринимает твои мысли и передает тебе собственные. Так вы общаетесь?
— Да.
— И он понимает тебя настолько, что говорит голосом Ауринела и принимает его облик — чтобы доставить тебе удовольствие.
Нагнув голову, Марлена изучала пол перед собою.
Генарр мягко сказал:
— Значит, если он понимает тебя, то и мы способны понять его, ну а раз так — следует выяснить, чего он от тебя хочет? Это очень важно — кто может знать, что он там замыслил? И кроме тебя, этого никто не сумеет сделать.
Марлена поежилась.
— Я не знаю, как этого добиться, дядя Сивер.
— Делай все, как и прежде. Разум этот дружески настроен к тебе, возможно, он сам и даст необходимые объяснения.
Подняв голову, Марлена внимательно посмотрела на Генарра и проговорила:
— Дядя Сивер, вы испуганы.
— Конечно. Ведь мы имеем дело с разумом, возможности которого намного превосходят наши собственные. Он же способен — если мы не устроим его, — непринужденно разделаться со всеми нами.
— Я не об этом, дядя Сивер, Вы боитесь за меня.
Генарр помедлил.
— Ты до сих пор полагаешь, Марлена, что на поверхности Эритро тебе ничего не грозит? И что с этим разумом не опасно общаться?
Марлена вскочила и возмущенно заговорила:
— Конечно. Риска нет никакого. Он не станет вредить мне.
В ее голосе слышалась уверенность, но у Генарра оборвалось сердце. Неважно, что она говорит — ведь ум ее уже изменен воздействием интеллекта планеты. Можно ли теперь доверять ей? — раздумывал Генарр.
Неужели у этого разума, состоящего из триллионов триллионов прокариотов, нет каких-то собственных целей? Ну скажем, как у Питта. Что если ради этих целей он способен проявить не меньшее, чем Питт, двуличие?
И наконец, что если этот разум обманул Марлену? Имеет ли он, Генарр, право снова выпускать ее наружу?
Однако прав он или не прав — другого выхода нет.
Глава тридцать четвертая
Близко
— Идеально, — сказала Тесса Уэндел. — Идеально, идеально, идеально. — И взмахнула рукой, словно вбивала гвоздь в стену. — Идеально.
Крайл Фишер знал, о чем она говорит. Дважды они проходили через гиперпространство в обе стороны. Дважды на глазах Крайла чуть-чуть сдвигались звезды. Дважды отыскивал он взглядом Солнце. В первый раз оно показалось тусклым, во второй — немного ярче. Он уже начинал чувствовать себя старым космическим и гиперпространственным волком.
— Значит, Солнце нам не мешает, — заметил он.
— Мешает, только его влияние мы сможем точно учесть при расчете.
— Солнце далеко, и его воздействие здесь должно быть почти нулевым.
— Безусловно, — согласилась Уэндел. — Только почти — это еще не ноль. Влияние Солнца здесь еще поддается измерению. Мы дважды проходили через гиперпространство. Сперва по виртуальной касательной чуть приблизились к Солнцу, потом удалились, немного повернув в другую сторону. Ву заранее проделал все вычисления, и наша траектория совпала с расчетной во всех десятичных знаках, которые есть смысл учитывать. Этот человек просто гений, Он так легко манипулирует с программами, что ты не поверишь.
— Не сомневаюсь, — проворчал Фишер.
— Все, Крайл, вопросов больше нет. Уже завтра мы можем оказаться возле Звезды-Соседки. А хочешь — сегодня, если ты очень торопишься. Конечно, на всякий случай выйдем подальше от нее. И нам придется
