Шуршат, словно листьев осенних охапкиПод мягкою рысью ежа. Одна ли, другая — не все ли равно ли? В ладонях утонут зрачки — Нет Гали, ни Нелли, ни Мили, ни Оли, Лишь теплые лапки и ласковость боли И сердца глухие толчки…<1910>
На скамейке в Александровском садуКотелок склонился к шляпке с какаду:«Значит, в десять? Меблированные „Русь“…Шляпка вздрогнула и пискнула: „Боюсь“».«Ничего, моя хорошая, не трусь,Я ведь в случае чего-нибудь женюсь!»Засерели злые сумерки в саду —Шляпка вздрогнула и пискнула: «Приду».Мимо шлялись пары пресных обезьянИ почти у каждой пары был роман…Падал дождь. Мелькали сотни грязных ног.Выл мальчишка со шнурками для сапог.<1911>
Темно под арками Казанского собора.Привычной грязью скрыты небеса.На тротуаре в вялой вспышке спораХрипят ночных красавиц голоса.Спят магазины, стены и ворота.Чума любви в накрашенных бровяхНапомнила прохожему кого-то,Давно истлевшего в покинутых краях…Недолгий торг окончен торопливо —Вон на извозчике любовная чета:Он жадно курит, а она гнусит.Проплыл городовой, зевающий тоскливо,Проплыл фонарь пустынного моста,И дева пьяная вдогонку им свистит.<1911>
Высоко над Гейдельбергом,В тихом горном пансионе,Я живу, как институтка,Благородно и легко.С «Голубым Крестом» в союзеЗдесь воюют с алкоголем,—Я же, ради дешевизны,Им сочувствую вполне.Ранним утром три служанкиИ хозяин и хозяйка МучатГоспода псалмамиС фисгармонией не в тон.После пения хозяин