Пелорат тряхнул головой.
– Просто потрясающе, если задуматься, дружок, как это я, ученый, ухитрился прожить жизнь, так мало зная об астрономии?
– А я совсем ничего не знаю о мифах. Нельзя объять необъятное. Дело в том, что в этих кольцах нет ничего необычного. Они есть почти у каждого одинокого газового гиганта хотя бы в виде тонкой полосы пыли. Так уж вышло, что в планетной системе солнца Терминуса нет настоящего газового гиганта, и если бы терминусианцы не летали в космос или не располагали знаниями по астрономии, они бы ничего о планетных кольцах не знали. Кольца, широкие и яркие, как у этой планеты, – вот что действительно необычно. Это кольцо прекрасно. Должно быть, его ширина не меньше пары сотен километров.
Пелорат прищелкнул пальцами и воскликнул:
– Это именно то, о чем я думал.
– О чем, Пел? – поразилась Блисс.
– Я изучал однажды фрагменты поэмы, очень древней, написанной на архаичной версии галактического языка, так что читать было трудно, но именно это служило надежным доказательством ее древности. Хотя… мне ли жаловаться на архаизмы, дружочек. Моя работа превратила меня в эксперта по разнообразным вариациям древнегалактического, чему я благодарен, даже если и не нахожу этому применения помимо моей работы. Так о чем я говорил?
– О древнем поэтическом отрывке, Пел, милый.
– Спасибо, Блисс, – сказал он и пояснил Тревайзу: – Она следит за моей речью, чтобы вернуть меня назад, если я собьюсь с курса, что частенько происходит.
– Это придает тебе очарование, Пел, – нежно улыбнулась Блисс.
– Словом, оказалось, что в этом отрывке описана планетарная система, частью которой была Земля. Почему – не знаю, так как целиком поэма не сохранилась, по крайней мере, я так и не смог разыскать ее. Только этот единственный отрывок и уцелел – может быть, из-за астрономического содержания. В общем, там говорится о сверкающем тройном кольце шестой планеты «both brade and lange, sae the woruld shronk in comparisoun»[2]. Как ни странно, я сумел его процитировать. Я не понимал, что это может быть за планетное кольцо. Я, помнится, думал о трех кругах, расположенных в ряд по одну сторону от планеты. Это казалось так бессмысленно, что я даже не включил этот отрывок в мою библиотеку. Какой позор, какое невежество. – Он сокрушенно покачал головой. – Быть мифологом в современной Галактике – такая редкая специальность, что порой забываешь о том, что не грех проконсультироваться у других специалистов.
– Не суди себя строго, Джен, – попытался утешить друга Тревайз. – Это ошибка – принимать буквально поэтические образы.
– Но ведь подразумевалось именно это, – возразил Пелорат, показывая на экран. – Именно об этом говорилось в поэме. Три широких кольца, концентрических, больше, чем сама планета.
– Я никогда не слышал о таком, – сказал Тревайз. – И не думаю, что кольца могут быть столь широки. По сравнению с планетой они обычно очень узкие.
– Между прочим, мы никогда не слышали об обитаемой планете с гигантским спутником. Или с радиоактивной поверхностью. Вот вам и уникальность номер три. Если мы найдем радиоактивную планету, которая, вероятно, раньше была обитаема, с гигантским спутником, неподалеку от которой находится планета с огромным кольцом, не останется сомнений, что мы нашли Землю.
– Согласен, Джен, – улыбнулся Тревайз. – Если мы найдем все три признака, мы сможем быть уверены, что обнаружили Землю.
– Если!.. – вздохнула Блисс.
Позади осталось большинство планет системы. Проскочив между двумя самыми большими планетами, корабль мчался вперед. Теперь в пределах полутора миллиардов километров не было крупных объектов. Впереди лежало только обширное кометное облако, в гравитационном отношении опасности не представляющее.
Скорость «Далекой звезды» возросла до 0,1 с. Тревайз хорошо знал, что теоретически корабль мог быть разогнан почти до скорости света, но он также знал, что 0,1 с было вполне достаточно.
При такой скорости можно было избежать столкновения с любым объектом со значительной массой, но не было возможности избавиться от неисчислимых космических пылинок, в особенности от гораздо чаще попадающихся на пути отдельных атомов и молекул. На очень большой скорости даже такие крошечные частички могут нанести кораблю вред, царапая и скребя корпус корабля. При скорости, близкой к световой, каждый атом, попадающий в корпус корабля, обладает свойствами частиц космических лучей, а под воздействием проникающей космической радиации всякий бы недолго протянул на борту корабля.
Далекие звезды неподвижно застыли на обзорном экране, и, хотя корабль летел со скоростью тридцать километров в секунду, казалось, что он стоит на месте.
Компьютер сканировал пространство на большую глубину в поисках любого встречного объекта, представляющего опасность при столкновении с кораблем. И слегка лавировал, когда это было необходимо, чтобы избежать подобной встречи. Учитывая ничтожно малые размеры любого встречного объекта, скорость корабля и отсутствие эффекта инерции в результате изменения курса, было невозможно понять, происходило ли в действительности что-либо вроде того, что зовется «звонками с того света».
Тревайз, впрочем, совсем не беспокоился о таких вещах или вспоминал о них очень редко. Он полностью погрузился в размышления о трех системах координат, которые ему передал Дениадор, в особенности о той, что указывала ближайший к кораблю объект.
– Что-нибудь напутано в цифрах? – озабоченно спросил Пелорат.
– Пока не могу сказать. Координаты сами по себе бесполезны, пока не знаешь точку отсчета и принцип построения системы – направление, в котором считывается расстояние, чему равняется нулевой меридиан и так далее.
– Как же ты собираешься определить все это? – удивился Пелорат.
– Я нашел координаты Терминуса и некоторых других планет относительно Компореллона. Если я введу
