крепко пришит ярлык «Красновца». Я надеялся, что Вы правильно поймете и одобрите мое намерение. Только при этом условии я бы посетил штаб Ген. Власова и приложил бы все усилия, дабы выяснить, как истинное настроение там, так и отношение лично к Вам Андрея Андреевича. Я убежден, что при искреннем обоюдном желании, все шероховатости, можно легко устранить в самом начале, иначе они примут еще большую форму. О каждой моей поездка туда; и о моих там разговорах я бы Вас детально и правдиво информировал. Я уже Вам докладывал, что у меня нет никаких намерений лично себя устраивать и я далек от мысли просить что либо для себя у Андрей Андреевича, и это обстоятельство дает мне возможность держать себя там совершенно независимо. Но я выполню мое намерение только, если Вы его одобрите и, так сказать, благословите. Я не могу еще утверждать, но, быть может, если не все, то какая-то доля того, что я сейчас от Вас слышал, несколько преувеличена теми, кто Вам доносил и, значит, не совсем отвечает истинному положению вещей. В данный момент у Вас никакого контакта ни со штабом Власова, ни с ним, лично, нет. А разве установление такового, даже неофициального, чему либо могло-бы повредить?
Высказав свои соображения, я ждал ответа. К моему большому удовлетворению, Петр Николаевич, в более дружеском тоне, сказал: «Я вижу Иван Алексеевич, Ваша идея не лишена глубокого смысла. При такой постановке вопроса, я ничего не могу сказать против. Я охотно верю, что Вы будете правдиво информировать меня обо всем и, если это так, то могу Вам пожелать успеха в Вашем начинании.»
Ген. Краснов так увлекся разговором, что, видимо, забыл о своей срочной работе. Он стал читать и объяснять мне разные донесения, как доказательство только — что им высказанного. Но говорил он ^же много спокойнее, временами высказывая сожаление, что высшие круги Р.O.A. не знают и не понимают казачество, интересы которого для него дороже всего.
Здесь же, я посвятил Петра Николаевича в мой план, рассчитывая сначала заручиться поддержкой начальника штаба Ф. И. Трухина, а после, совместно с ним, выяснить отношение Р.O.A. к казачеству уже у А. А. Власова.
Считая полезным, если со мной в штаб Ген. Власова поедет также и Донской Атаман, я свои доводы привел Ген. Краснову и он дал на это свое согласие.
Больше я не мог задерживать Петра Николаевича и потому поспешил домой, обещав ему, после первого моего визита Ген. Трухину, приехать к нему и подробно его обо всем информировать.
Весь вечер я провел в беседе с Донским Атаманом. Я передал ему, в общих чертах, мой разговор с Ген. Красновым и просил его поехать со мной в штаб Ген. Власова. Атаман обещал мне это и полагал, что ему удастся устроить мое знакомство с Ген. Трухиным, так как он уже был знаком и с ним и с А. А. Власовым.
Штаб последнего находился в деревне Добендорф, около часа езды от Берлина по железной дороге.
На следующий день мы отправились туда и, благодаря содействию начальника личной канцелярии Ген. Власова, полк. К., нам удалось преодолеть все «рогатки» и дойти до кабинета начальника штаба Федора Ивановича Ген. Трухина. Его штаб занимал четыре комнаты в партере небольшой виллы, а в первом этаже находились жилые помещения.
Начальник штаба принял нас официально, но любезно. Донской Атаман, представляя меня, сказал, что я бывший ближайший соратник Ген. Краснова в Гражданскую войну, что я недавно приехал в Берлин, бываю у Петра Николаевича, пользуюсь его доверием и поддерживаю с ним тесный контакт.
После короткого вступительного разговора, чисто информативного характера, я исподволь приступил к изложению цели нашего посещения, а также и мотивов, побудивших меня на такой шаг.
Прежде всего, я считал необходимым предупредить Ген. Тру-хина, что я не являюсь ни официально уполномоченным, ни посланным сюда Ген. Красновым, а предпринял это исключительно по собственному побуждению и инициативе, но что о своем намерении я поставил в известность Петра Николаевича и он против этого не возражал. Поэтому все, что он сейчас — от меня услышит, я просил его рассматривать и расценивать, как лично мое мнение, но не больше. Я просил его также не осудить меня за мою прямолинейность и не истолковать мои слова в каком либо ином смысле. Как старый казак и офицер, я руковожусь искренним желанием пользы общему русскому делу, будучи глубоко убежден, что при обоюдном желании, все существующие трения между Р.O.A. и Казачеством, могут быть легко устранены.
— «Иначе,» — сказал я, — «существующий между ними ров, обратится вскоре в пропасть, чему будет радоваться кто-то «третий», стоящий пока в тени».
Затем я рассказал ему, что, будучи еще в Вене, мне нередко приходилось слышать о весьма натянутых взаимоотношениях между штабами Р.O.A. и казачьим, чему тогда я не придавал значения, относя все это в область слухов и сплетень. Но, прибыв в Берлин и вращаясь в высших казачьих кругах, я, к сожалению, вскоре убедился в обратном. В подтверждение моих слов, я стал приводить ему факта, слышанные мною от Петра Николаевича, умышленно скрыв все, что касалось лично А. А. Власова и что, как мне казалось, могло не только не улучшить, а еще больше ухудшить отношение между Р.O.A. и Казачеством.
Говоря о печати, я сказал, что всякое действие обычно вызывает противодействие, что мы видим и в этом случае. Выпады против Казачества и дискредитирование его высшего командования, побуждает казачьи газеты к немедленному ответу и, быть может, даже в более резком тоне.
— «Из своего личного опыта знаю, что при Вашем желании, как начальника штаба, Вы могли бы легко устранить это вредное для обеих сторон явление» — сказал я, — «а одновременно я бы настоял, через Ген. Краснова, то же самое провести и в отношении казачье! прессы. Точно также, при наличии обоюдной доброй воли, еще легче разрешился бы вопрос и о так называемых «дезертирах». Разве не было бы правильным, чтобы от лиц, состоявших уже на службе в казачьих частях или учреждениях, а затем, появляющихся у Вас, с просьбами о приеме их в Р.O.A., требовать предъявления ими особых удостоверений, что они освобождены от службы?» — спросил я.
«Едва ли Вы будете отрицать, что среди указанных лиц могут оказаться и такие, которые, путем поступления в ряды Р.О.А., стремятся лишь избежать заслуженной ими кары за какой-нибудь антидисциплинарный поступок. Конечно, одновременно, те же требования должны быть предъявлены и Гл. Упр. Каз. Войск к лицам, оставившим ряды Р.O.A. и желающим вступить в казачьи части. Нередко эти лица, чтобы оправдать свой переход в Р.O.A., рассказывают Вам разные небылицы. Мало того, они клевещут на Казачество и на высшее командование, не оставляя в покое даже и Петра Николаевича. Временами все это и, конечно, в еще более искаженном виде, долетает до Ген. Краснова, вызывая у него оправданное чувство огорчения и обиды. Не могу утверждать, — продолжал я, — но слышал, будто бы, в рядах Р.O.A. формируются уже казачьи части. Если это отвечает действительности, то очень трудно подыскать оправдывающее обоснование такому факту, при наличии Гл. Упр. Каз. Войск Между тем, у высшего казачьего командования, это явление вызывает естественное недоумение и порицание. Известно мне также, что в «Комитет Освобождения России» вошли два казачьих генерала, которых хорошо знает и высоко ценит Ген. Краснов. В названном Комитете они Вами рассматриваются, как представители Казачества. На самом деле, это совсем не соответствует фактическому положению, что может подтвердить и присутствующий здесь Донской Атаман. Названные генералы, по словам Ген. Краснова, не являются официальными представителями Казачества. Они могли войти в «Комитет» только персонально.
Наконец, некоторую озабоченность вызывает в казачьих кругах и Пражский Манифест А. А. Власова, где о казаках совершенно не упомянуто. Как результат, порождаются разные кривотолки и обоснованная тревога: будет ли за Казачеством, если оно вернется на Родину, сохранена неприкосновенность их земель, недр, лесов, угодий и всего уклада казачьей жизни? Возможно, что это только случайное упущение, или умышленное замалчивание этого вопроса по особым соображениям. Конечно, при наличии нормальных отношений между возглавителями Р.О.А. и Казачеством и это обстоятельство было бы разъяснено к взаимному удовлетворению.
«Когда я ехал к Вам» — сказал я, — «я был уверен, что Вы не только правильно поймете мои искренние побуждения, но и поможете мне в этом начинании. Только при Вашем сочувствии и поддержке, мы общими усилиями сможем установить дружеский контакт между Р.O.A. и Казачеством и сделать друзьями А. А. Власова и П. Н. Краснова, что в массу внесет нужное успокоение и будет крайне полезно для общего дела».
Федор Иванович Ген. Трухин, слушая меня, делал на бумаге какие-то заметки. Когда я кончил, он начал отвечать. Он горячо приветствовал мою инициативу и, не отрицая, по существу, высказанных мною положений, вину, однако, за это возлагал на ответственные казачьи круги. Он последовательно коснулся
