— Ну, добре, — с неохотой согласился Михаил, видимо привыкший считаться с мнением товарища, и, хлестнув концом повода еще неуспокоившуюся лошадь, взял с места в галоп.
— Будь дома, я заеду к тебе и все расскажу! — крикнул вдогонку оставшийся и рысью въехал в ворота.
Посредине школьного двора он остановился и огляделся кругом. Все ему здесь было знакомо, все до последней жердочки, до камышевой тростинки на крыше погреба, до камушка малого. Необычными казались только безлюдье и тишина.
Юноша подъехал к небольшому флигельку, густо заросшему кустами сирени. Здесь помещалась квартира Моргуненко. Вот две каменные ступеньки с вытоптанными посредине углублениями, коричневая дверь с медной скобой, отполированной прикосновениями множества рук, черная восьмерка замочной скважины. Все это было хорошо знакомо.
Но вот взгляд юноши упал на большой висячий замок, не замеченный сразу. Стало грустно. Будто замок запирал от него все, что связывало его с этим домом.
Юноша приблизился к окну. Полуоткрытая ставня оставляла небольшую полоску. Заслонив ладонями свет солнца, он приник лицом к прохладному оконному стеклу. И когда глаза привыкли к темноте, увидел большую часть комнаты. В квартире было пусто.
— Значит уехали… что же делать теперь?
С тревогой в душе отъехал он от окна и снова оглядел двор. Открытая конюшня зияла пустотой, не стояла на обычном месте школьная повозка. Кругом тишина, от которой тоненько, как от комариного роя, звенело в ушах. И только пчелы в саду, кружившиеся над ульями, да аромат спелых яблок и груш живо напоминали родную школу.
«Владимира Степановича нет, — снова подумал юноша. — Оно, конечно, хорошо, что учитель во- время уехал и опасность ему не угрожает. Но с другой стороны — что делать дальше? А ведь сейчас, как никогда, было необходимо присутствие учителя, его верный разумный совет. Уж Владимир Степанович нашел бы выход, посоветовал бы, что теперь остается делать и как поступить далее им, его ученикам- комсомольцам, застигнутым врагами на селе. А может, еще не успел? Поехать по селу, может кто видел его… Объездить правления колхозов, заехать в сельсовет…» Подобрав поводья, юноша двинулся через двор к садовой калитке.
— Гречаный! — негромко окликнул его знакомый голос.
Юноша обернулся. В полуоткрытом окне школьной библиотеки стоял учитель.
— Владимир Степанович! — радостно воскликнул юноша.
— Тише, — приложив палец к губам, предупредил. Моргуненко.
— А я решил, что вы уехали.
— Пока еще нет. Надо управиться…
— Нет, нет, — перебил Гречаный, — вам нельзя здесь.
— Что случилось?
— Владимир Степанович…
— Не называй громко. Отведи лошадь на конюшню и заходи сюда, только через окно. Дверь закрыта.
Парфентий отвел лошадь и прыгнул через окно в библиотеку. Книжные шкафы были раскрыты, на столе, на окнах и просто на полу разложены географические карты, учебники, две высокие стопки книг в красных коленкоровых переплетах — сочинения Ленина.
— Владимир Степанович, вам нужно уходить, — горячо произнес Парфентий.
Моргуненко вопросительно взглянул на ученика.
— Мы видели чужих солдат в степи.
— Когда?
— Только что. Мы прямо оттуда, чтобы сказать вам.
В спокойных, всегда улыбающихся глазах учителя промелькнула тревога.
— Может, вы ошиблась?
— Нет, точно.
— Минутку. — Моргуненко закрыл окно. — Расскажи подробнее.
— Сегодня ночью мы с Мишей Кравцом были там, в степи на вышке. Вы знаете.
— Ну, ну?
— Рано утром слышим — кто-то бормочет. Я выглянул в окошечко. Вижу, двое вылезли из лесопосадки на дорогу. Против нашей вышки остановились и озираются кругом. Смотрим — карабин у одного русский, вот этот самый, — улыбнулся Парфентий, — мы сначала решили, что это наши, хотели было спросить, далеко ли фронт, к вдруг слышим забалакали они не по-нашему. Я толкнул Мишу, он меня, и мы вместе выстрелили из наших малокалиберных. Один из них упал, другой — тикать в посадку.
— Молодцы, не растерялись, — улыбнулся учитель, — Выходит, немецкая разведка напоролась на вас?
— Не похожи они на немцев. Маленькие, черные, как цыгане, и говорят не по-немецки. Наверно, румыны.
С минуту оба молчали. Учитель стал торопливо укладывать в ящик отобранные книги.
— Это все сохранить. Оно нам с тобой нужно будет.
Парфентию приятно было слышать «нам с тобой» из уст учителя, и он стал помогать.
— Еще как нужно, Владимир Степанович. Но как же быть сейчас?
Парфентий ждал решающего слова учителя, он надеялся, что Владимир Степанович подскажет разумный выход. Ведь так было всегда. Он помнит, как они, ученики, чуть что бежали к нему попросить совета. Сколько всяких вопросов он помог разрешить им, сколько пылких надежд вселил он в их души, сколько сомнений рассеял! И не было, казалось, случая, чтобы хоть самая малая просьба была обойдена вниманием Владимира Степановича.
— Как вам быть? А как подсказывает тебе твое собственное чувство? Ты комсомолец и вот теперь, когда ты своими глазами увидел врага, ты что-нибудь подумал?
— Подумал и сейчас думаю.
— Что именно?
— Всем нам надо уходить отсюда.
— Куда?
— На восток.
— Теперь, пожалуй, поздно. Ночью шли бои здесь, совсем близко. Под утро отошли наши войска.
— Тогда к нашим, на фронт.
Моргуненко улыбнулся. Его радовало, что его ученики полны решимости не покоряться захватчикам.
— Все это правильно, Парфентий, но у меня есть другой план. Никуда не уходить.
— А как же?
— Оставаться здесь, в Крымке.
— А… что же мы тут будем делать, на фашистов работать?
— Не работать, а бороться против них. — Учитель легонько взял юношу за плечи и привлек к себе. — Слушай меня. Сейчас на нашей земле, временно захваченной врагом, остаются тысячи вот таких же, как вы, комсомольцев, которые не станут изменниками или трусами. Так ведь?
— Конечно, Владимир Степанович.
— Так вот. Партия приказала нам с тобой создать здесь, в Крымке, боевую подпольную комсомольскую организацию.
Парфентий подтянулся, как в строю.
— Мне… тоже?
— Да, Гречаный. Я знаю тебя, как настоящего комсомольца и доверяю тебе.
Парфентий почувствовал, как гулко застучала кровь в висках, задрожали ресницы и стало больно глазам. Он глянул в лицо учителя, но не увидел четких знакомых черт. Все расплывалось, двигалось, словно под водой. Плотно сомкнув веки, он выжал слезы и сразу перед глазами все стало четче: и предметы, и
