Шредер держал двумя пальцами чёрный медальон, спасший этой ночью жизнь капитану. Простите, не капитану... Звание явно преуменьшено. Он то смотрел артефакт на свет, то созерцал его под увеличительным стеклом, и увиденное ему очень нравилось.
Искусно вырезанное солнце с шестью лучами - символ касты целителей, одной из самых высокопоставленных каст в мире магов. И этот медальон - вовсе не симпатичная безделушка, это сильный артефакт, единственный в своём роде. Раньше он хранился в сокровищнице императора.
Потом его там не стало. Шредер знал, что дочь императора жива. Знал. Никто другой в это уже не верил.
Он почти не помнил свою двоюродную сестру, он и видел-то её всего несколько раз на официальных мероприятиях. Помнил только, что она почти не отходила от родителей, что у неё был не по возрасту серьёзный взгляд. Да и кто бы разрешил ему приблизиться к принцессе, с которой сдували пылинки? Она была на пять лет младше Шредера. На долгие пять лет.
- Ну что, Комиссар, - Шредер склонился, чтобы потрепать пса по ушам. - Мы с тобой её нашли, а ты не верил.
Комиссар смерил хозяина уставшим взглядом и снова уронил морду на лапы. Шредер откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Всё складывалось очень хорошо. Он подумал о том, что Сабрина как всегда оказалась права, со всей жёсткостью и прямотой, с которой может быть права наёмная убийца. Императрица - это сказка. Вот пусть она навсегда и останется небылицей.
Императрица - вот кого он ненавидел все эти годы. Её имя повторял отец, сжимая пальцы в кулак и глядя сквозь пространство и время, и сквозь него, Шредера. Её имя жило в стенах замка, витало там, её именем был пропитан каждый глоток воздуха, каждая капля воды в фонтане. Даже белое пламя, которым освещались своды замка ночью, было напоено её именем.
Её фантом всю жизнь существовал рядом с ним: фантом маленькой девочки со взрослым взглядом. Она успела прожить три долгих года, а потом исчезла, словно её и не существовало. Шредер не знал, что именно случилось, но очень хорошо помнил эти дни. Словно чёрная туча повисла над Альмарейном.
Отец никогда не замечал Шредера. Орден потерял интерес к сыну сразу же, как только обнаружилось, что у того нет никаких способностей к магии, и с тех пор Шредер жил сам по себе. В замке так легко по полгода не встречаться с собственным отцом.
Он только потом понял, чем заслужил такое пренебрежение. Орден мечтал стать императором, занять место своего брата, а для этого ему нужен был наследник. Шредер, который не в силах был создать самый элементарный огненный шар, в их число не попадал.
Шредер не помнил свою мать. Говорили, что она была богиней смерти. Говорили, что её убили вскоре после его рождения. А ещё то, что её прах - ценнейший артефакт в обоих мирах. Говорили, что отсутствие магии у Шредера - это проклятье, доставшееся от неё.
Не то, что императрица - его двоюродная сестра. Вот у кого магии было предостаточно! По замку так и ползли сплетни о том, как трёхлетняя девочка едва ли не горы будет сворачивать силой взгляда и уничтожать демонов одним мановением руки.
Потом она исчезла. Все говорили, что императрица погибла, и только спустя долгие годы Шредер узнал, что это не так. Он услышал разговор своего отца с кем-то из высокопоставленных магов.
- Я знаю, что она жива, - говорил Орден, как обычно впечатывая каждое слово в собеседника. - Нужно найти её и как можно быстрее уничтожить. Мы не можем так рисковать.
Шредер понял, чем может заслужить одобрение отца.
Из больницы Маша сбежала довольно быстро, как обычно, вызвав недовольство врачей и Провизора. По ночам голова всё ещё болела, и вспоминать о ночных прогулках не было никакого желания, поэтому Маша вложить все силы в расследование.
Она стояла возле злополучного гаража, не замечая того, как солнце нагревает её спину. Маша сжимала в руке телефон, на экране которого мертво застыла карта Железнодорожного района Нью-Питера. Коричневый многоугольник на карте обозначал гаражи, значит, за её спиной пролегала ветка железной дороги, а слева находился выход к жилому комплексу.
Не понимала Маша только одного - с чего несчастная жертва потащилась через весь город, чтобы погубить свою жизнь вот таким неприятным образом и не в самом красивом месте? Если верить крёстной Евы и их паспортным данным, жили они в другом районе. Ещё оставались подруга и бывший кавалер потерпевшей, но при близком рассмотрении оказалось, что он давно укатил заграницу, а она - тоже была прописана в другом районе.
Провизор сказал, что Еве ввели сильное снотворное, после чего ударили в грудь ножом.
...- Это вещество используется в хирургии, - произнёс он, увлечённо болтая колбой с синей жидкостью на дне.
- Значит, убийца - хирург? - Она оттолкнулась ногами от пола и закружилась на своём любимом кресле.
- Нет, ну как ребёнок, честное слово, - судмедэксперт покосился на развлекающуюся Машу. - Можно сказать, да. Это лекарство не продаётся в аптеках, потому что обладает наркотическим эффектом...
Возможно, что девушку насильно привезли сюда, чтобы выбросить труп подальше от места преступления, но почему тогда снотворное ввели не сразу же? Маша сунула телефон в карман и побрела к автобусной остановке по заросшей крапивой тропинке.
По дороге ей не попалось ни одного прохожего, только возле магазина с потухшей вывеской 'Хлеб и прочие продукты' собралась компания мужчин в оранжевых жилетках, явно работников железной дороги. Маша остановилась и оглянулась назад. Только сейчас она сообразила, что к гаражам только два въезда: со стороны остановки и со стороны домов. Поскольку дело было вечером, убийца вряд ли потащил бы девушку через дома: дети, старушки и собачники, кому не хочется выйти на свежий воздух после дождливого дня!
От остановки с грозным рыком отъехал автобус. Картонка, приклеенная к его боковому стеклу, гласила 'Трудость'. Надо же такое название придумать... Маша протиснулась через компанию рабочих, запивающих булки кефиром, и зашла в магазин.
Мелодично звякнул подвешенный к двери колокольчик. Она попала в спасительную прохладу. Среди стеллажей с продуктами Маша нашла взглядом продавщицу: та как сидела за прилавком, так и замерла, словно манекен. Только когда вентилятор поворачивался в её сторону, с неё норовил слететь синий колпачок.
- Здравствуйте, - Маша шагнула к ней и, оперевшись одной рукой о прилавок, другой протянула продавщице удостоверение. - Капитан Орлова. Мы можем поговорить?
Продавщица непонимающе тряхнула тёмными локонами, посмотрела на удостоверение, потом на Машу, потом опять на удостоверение.
- Вы были на работе вечером десятого июня? - Она не стала дожидаться согласия на беседу.
Не произнося ни слова, продавщица повернулась к Маше спиной и ткнула пальцем в висящий на стене календарь.
- Да, - сообразила она наконец, - это была моя смена.
- Тогда, возможно, вы видели вот эту девушку, - Маша протянула ей фотографию Еванджелины. Запечатлённая на ней девушка выглядела не лучшим образом. Её внимательный мёртвый взгляд всё ещё мерещился Маше по ночам.
Продавщица схватилась за сердце и откинулась на спинку стула.
- Да, видела я её. Точно помню. Волосы у неё такие красивые, как будто перламутровые. Она вечером ко мне в магазин заходила. Да-да, точно она. О господи, её что, того?... - она выразительно провела указательным пальцем по горлу.
- Почти, - кивнула Маша. - Расскажите подробнее.
- Сижу я вечером, народу никого, часов шесть было. Те, кто после работы в магазин заходят, ещё работать не кончили. Я в окно смотрела, а на остановке девочку эту заметила. Я из-за волос на неё внимание обратила. Тут дождь пошёл опять, целый день он то заканчивался, то начинался. Девочка в магазин забежала. Я, говорит, дождь пережду.
- Мне не жалко, жди сколько хочешь, - Линда так и осталась сидеть на месте, перелистывая
