одну из собак и выстрелил. Собака громко взвыла и упала, дергая ногами. Другие собаки попятились от нее, прижав уши. Затем они тоже завыли и стали уходить, сначала медленно, потом быстрее и наконец помчались во всю прыть. Собака, которая попала под выстрел, кое-как встала на ноги и, скуля, заковыляла за остальными.
Шум утих вдали, и Блисс сказала:
— Нам лучше скорее укрыться в корабле. Они вернутся. Или другие.
Никогда еще Тревиц не управлялся с люком корабля так быстро. И, возможно, никогда не сделает этого снова.
Наступила ночь, но Тревиц все еще не пришел в себя. Маленькая заплатка из синтетической кожи на руке успокоила физическую боль, но душевную рану вылечить не так легко.
Дело не в том, что он подвергся неожиданной опасности. Он реагировал на опасность, как любой смелый человек. Дело было в позоре. Как это выглядело со стороны? Если бы люди узнали, что его загнали на дерево рычащие собаки? Это было не лучше, чем если бы его обратили в бегство хлопаньем крыльев рассерженные канарейки.
Он прислушивался, не начнется ли новая атака собак, ожидая завываний и царапанья клыков по корпусу корабля.
Пелорат, наоборот, казался совершенно спокойным.
— Я не сомневался, старина, — сказал он, — что Блисс справится с ними, но должен заметить, что вы сделали хороший выстрел.
Тревиц молча пожал плечами. Он не хотел это обсуждать.
В руках Пелората был компактный диск, его библиотека, работа всей его жизни по исследованию мифов и легенд, и он удалился в свою каюту, где у него находилось маленькое считывающее устройство. Тревиц заметил, что Пелорат чем-то доволен, но не стал выяснять. Потом, когда успокоится и перестанет думать о собаках.
— Наверно, — робко начала Блисс, когда Пелорат вышел, — вас захватили врасплох.
— Совершенно врасплох, — мрачно ответил Тревиц. — Кто бы подумал, что при виде собаки — собаки! — я буду спасаться бегством.
— За двадцать тысяч лет без людей она стала не совсем собакой. Наверно, эти животные здесь доминирующие крупные хищники.
— Пока я сидел на ветке в виде доминирующей добычи, кивнул Тревиц, — я пришел к такому же выводу. Насчет несбалансированной экологии вы были правы.
— С точки зрения человека… но учитывая, как хорошо приспособились собаки, я думаю, что Пел не так уж неправ, предполагая, что экология может сбалансироваться сама и что животные, заселившие планету, заполнят различные ниши и будут видоизменяться.
— Как ни странно, — заметил Тревиц, — это мне тоже приходило в голову.
— Как это вам пришло в голову вооружиться? — задумчиво спросила Блисс.
— От этого вышло мало толку, — сказал Тревиц. — Если бы не ваши способности…
— Не только. Я ничего не смогла бы сделать без вашего нейронного хлыста. Меня тоже застали врасплох при гиперпространственном контакте с Геей и с таким количеством незнакомых разумов.
— Я опробовал бластер, он оказался бесполезным.
— От бластера, Тревиц, просто исчезают. Остальные могут удивиться, но не испугаться.
— Даже хуже, — сказал Тревиц. — Они съели то, что осталось от собаки. Получилось, что я их прикармливал, чтобы не разбежались.
— Да, возможен и такой результат. Нейронный хлыст — другое дело. Собака от боли завыла, остальные собаки очень хорошо это поняли и испугались. А когда они испугались, я уже легко подтолкнула их разумы, и собаки убрались восвояси.
— Да, вы сообразили, что в данном случае нужен хлыст, а я нет.
— Я привыкла иметь дело с разумами, а вы нет. Поэтому я настаивала на слабой мощности и на том, чтобы вы попали в одну собаку. Нужна была сильная боль, сосредоточенная в одном месте, но нельзя было убивать собаку, надо было, чтобы она смогла громко взвыть.
— Так и вышло, Блисс. Я вам благодарен.
— Вы переживаете, — задумчиво сказала Блисс, — потому что вам кажется, что вы были смешны. И все же, повторяю, без нейронного хлыста я не смогла бы ничего сделать. Я только не понимаю, почему вы все же вооружились, несмотря на мои заверения, что на планете нет людей, в чем я по-прежнему уверена. Вы предвидели собак?
— Нет. Конечно, не предвидел. По крайней мере, осознанно. И у меня нет привычки ходить с оружием. На Компореллоне мне даже в голову не пришло вооружиться… Но я не верю в волшебство. Наверно, когда мы стали говорить о несбалансированных экологиях, у меня подсознательно возник образ животных, ставших без людей опасными. Задним умом это можно понять, но я как-то почувствовал это заранее. Не более того.
— Не отрицайте своей способности. Я участвовала в том же разговоре, а такого предвидения у меня не возникло. Это как раз то, что ценит в вас Гея. Я понимаю, что вас должно раздражать обладание талантом предвидения, природу которого вы не можете определить, умение решительно действовать без видимых причин.
— На Терминусе это называется действовать 'по наитию'.
— А на Гее мы говорим: 'Знать без раздумья'. Вам не нравится узнавать без раздумья?
— Да, меня это действительно раздражает. Мне не нравится, что мной руководят интуитивные догадки. Я думаю, у догадки есть причина, но, не зная этой причины, я не чувствую себя хозяином собственного разума. Это что-то вроде легкого помешательства.
— И когда вы решили в пользу Геи и Галаксии, вы 'решили по наитию', а теперь ищете причину?
— Я это повторял раз десять.
— А я отказывалась принимать ваше утверждение буквально. Я сожалею об этом. И по этому поводу больше не буду спорить с вами. Однако надеюсь, что различные доводы в пользу Геи я при случае могу приводить.
— Сколько угодно, — сказал Тревиц. — Если вы, в свою очередь, поймете, что я могу эти доводы не принять.
— Согласитесь ли вы в таком случае, что, если бы такой планетой управляла Гея или Галаксия, планета не пришла бы в запустение только оттого, что исчез единственный вид — человек?
— Разве собаки откажутся от еды?
— Конечно, собаки будут есть, как и люди. Но они будут есть так, чтобы сбалансировать экологию, а не по случаю.
— Возможно, потеря индивидуальности и свободы ничего не значит