вернутся с рыбой, начинают расписывать друг другу свои уловы, давая волю фантазии. Им никто не верит, но это их не останавливает. Но хватит и мне болтать… Я вижу в окно подругу моей матери, я попрошу ее остаться с госпожой Блисс и ее ребенком, а перед этим проводить уважаемого доктора к почтенному Моноли. Если твой друг будет слушать так же жадно, как Моноли болтать, ты вряд ли сумеешь оторвать их друг от друга в этой жизни. Не позволишь ли ты мне отлучиться на минутку?
Когда она вышла, Тревиц повернулся к Пелорату.
— Вытащите все что можно из этого старика, Янов, — сказал он. — А вы, Блисс, постарайтесь выудить что-нибудь из тех, кто останется с вами. Годится все что угодно, если это как-то связано с Землей.
— А что будете делать вы? — спросила Блисс.
— Я останусь с Хироко и постараюсь найти третий источник.
Блисс улыбнулась.
— О да, — сказала она. — Пел будет со стариком, я со старухой. А вам придется остаться с соблазнительно раздетой девушкой. Разумное разделение труда.
— При сложившихся обстоятельствах, Блисс, это действительно разумно.
— Полагаю, что это вас не огорчает.
— Нисколько. С какой стати?
— Действительно, с какой стати?
Хироко вернулась и снова села рядом.
— Все устроено. Уважаемого доктора Пелората отведут к Моноли, а уважаемой госпоже Блисс и ее ребенку будет компания. Тогда можешь ли ты, уважаемый сэр, оказать мне милость дальнейшей беседы с тобой, пусть даже об этой Старой Земле, о которой ты…
— Болтаешь? — закончил Тревиц.
— Нет, — смеясь сказала Хироко. — Но ты хорошо передразнил меня. Отвечая на твой вопрос, я проявила неучтивость. Я лепо заглажу вину.
Тревиц повернулся к Пелорату.
— Лепо?
— Охотно, — негромко перевел Пелорат.
— Мисс Хироко, — сказал Тревиц, — я не почувствовал неучтивости, и если вам хочется, я с радостью поговорю с вами.
— Любезные слова. Благодарю тебя, — сказала Хироко, вставая.
Тревиц тоже поднялся.
— Блисс, — сказал он, — проследите, чтобы Янов был в безопасности.
— Предоставьте это мне, — ответила Блисс. — Что касается вас, то у вас есть ваши… — она кивнула на кобуры.
— Не думаю, что они мне понадобятся, — смущенно сказал Тревиц.
Они с Хироко вышли из столовой. Солнце поднялось выше, стало теплее. Как всегда, ощущался запах чужой планеты. Тревиц вспомнил, что на Компореллоне запах был очень слабый, на Авроре затхлый, а на Солярии очень приятный. (На Мельпомении они могли ощутить только запах своего тела в скафандрах). И везде через несколько часов они переставали замечать запах.
Здесь, на Альфе, под теплом солнца поднимался приятный травяной дух. И Тревиц с огорчением подумал, что скоро перестанет его замечать.
Они подошли к небольшому домику, построенному из плит розовой сухой штукатурки.
— Вот мой дом, — сказала Хироко. — Раньше он принадлежал младшей сестре моей матери.
Она вошла и жестом пригласила войти Тревица. Входя, Тревиц заметил, что дверной проем открыт и двери нет.
— Что вы делаете, когда идет дождь? — спросил Тревиц.
— Мы готовимся. Дождь произойдет через два дня и продолжится в течение трех часов на рассвете, когда прохладнее всего и он лучше всего увлажнит почву. Мне только нужно задернуть вот этот тяжелый, водоотталкивающий занавес в дверном проеме.
С этими словами она задернула занавес из жесткой, похожей на парусину ткани.
— Я оставлю его задернутым, — продолжила Хироко, — тогда все поймут, что я дома, но недоступна, потому что занята важными делами или сплю.
— По-моему, этот занавес не очень-то охраняет уединение.
— Как это? Ты же видишь, вход закрыт.
— Но кто угодно может открыть его.
— Против желания хозяина? — Хироко была шокирована. Неужели такие вещи делают на твоей планете? Это настоящее варварство.
Тревиц улыбнулся.
— Я только спросил.
В домике было две комнаты, Хироко провела Тревица во вторую и пригласила сесть на мягкий стул. Из-за пустоты и малого размера комнаток Тревиц почувствовал что-то вроде клаустрофобии. Но дом казался спроектированным для чего-то большего, чем просто уединение и отдых. Маленькие оконные проемы располагались близко к потолку, а стены под ними опоясывала полоска зеркал, отражавших рассеянный свет. Из щелей, прорезанных в полу, поднимался прохладный ветерок. Тревиц не заметил признаков искусственного освещения и подумал, неужели альфанцам приходится ложиться спать с закатом солнца и вставать на заре? Он хотел спросить, но Хироко заговорила первая.
— Госпожа Блисс твоя подруга, уважаемый сэр?
— Подразумеваете ли вы под этим, что она моя любовница? осторожно спросил Тревиц.
Хироко покраснела.
— Умоляю тебя, соблюдай приличия вежливого разговора, но я действительно имела в виду интимные радости.
— Нет, она подруга моего ученого товарища.
— Но ты моложе и здоровее.
— Спасибо за добрые слова, но Блисс думает иначе. Ей гораздо больше нравится доктор Пелорат.
— Это меня очень удивляет. Неужели он не поделится с вами?
— Я не спрашивал его об этом, но уверен, что нет. Да я этого и не хочу.
Хироко важно кивнула.
— Я понимаю. Это из-за ее основания.
— Основания?
— Ты знаешь. Вот этого. — И она шлепнула себя по грациозному тылу.
— Ах, вот в чем дело! Я понимаю вас. Да, у Блисс пышные формы, — он сделал волнистое движение руками и подмигнул, а Хироко рассмеялась.
— Но многим мужчинам, — продолжил Тревиц, — нравится такая фигура.
— Не могу этому поверить. Это какая-то жадность — желать в избытке того, что приятно в меру. Был бы ты более высокого мнения обо мне, если бы мои груди были
