спасение.
Обезумевший солдат с диким ревом выскочил из своего укрытия и, бросившись к ближайшему патрульному, свернул ему шею, которая захрустела, как наст под ногой.
Парень чувствовал себя загнанным в угол зверем, но после первого убийства он ощутил, как в нем вскипает кровь и необычайной силой разливается по телу, как его глаза застилает красная пелена.
Следующего степняка он мечом пригвоздил к частоколу, причем удар вышел настолько сильным, что меч по самую гарду вошел в тело, а часть клинка, торчавшая из спины, намертво защемилась между бревнами частокола. Потеря оружия ничуть не смутила озверевшего солдата, и третьего противника он легко оторвал от земли и, сорвав с него шлем, со всего маху ударил о частокол, проломив череп.
Последний часовой хотел было бежать, но спастись ему было не суждено. Новобранец почувствовал вкус крови, ему казалось, что с каждым новым убитым он наполняется силой. Он сбил своего противника с ног и голыми руками разорвал ему горло.
В это время в лагере поднялась тревога и слетевший с катушек парень понял, что надо бежать, только когда в шаге от него в землю вонзилась стрела. Он с удивительной для человека скоростью помчался сквозь приоткрытые ворота к небольшой речушке с крутыми берегами и, ни секунды не раздумывая, нырнул в мутную воду, преследуемый свистящими стрелами.
Только через несколько часов он попал в другой лагерь союзных войск, где его отвели к командиру. Там он уже окончательно осознал, что натворил, и на все вопросы отвечал фразой «Все, все убиты». Видя, что больше они ничего не добьются от обезумевшего новобранца с лихорадочным блеском в глазах, солдаты прекратили допрос, предоставив его самому себе.
Вскоре он пришел в себя и смог уже более подробно рассказать о произошедшем, естественно, умолчав о своей роли во всем этом. Когда история с нападением степняков улеглась, он продолжил службу, но не забыл ощущение той силы, которую в нем пробуждал вид крови, боли и смерти. Он полюбил это чувство больше всего на свете, за что в скором времени к нему прицепилось прозвище Гестага, Мясник.
Впоследствии с его именем связывали великое множество страшных и кровавых историй и личность кровожадного солдата, чуть позже ставшего безжалостным бандитом, обрастала легендами, как днище корабля обрастает ракушками. Надо отдать должное — большинство из этих слухов было чистой правдой.
— Гестага, слышал последние новости? — обратился Энимор к своему товарищу.
— Ну-ка, ну-ка?
— Поговаривают, что местный барыга намедни провернул сделку века, и теперь срочно нуждается в охране.
— В охране? Да от кого же? — с напускным удивлением спрашивал Гестага, уже предчувствуя плодотворный день и едва сдерживая смех.
— Если не отсыпет нам немного арумов[11]
, то от меня!
Очередной взрыв хохота заставил нервничать бедного трактирщика. Вот уж у кого ночь не задалась, так это у него. «У всех в тавернах как у людей — ночь духа очага. Тишь да благодать, — сокрушенно думал он, подсчитывая количество разбитых кружек и тарелок. — А чего можно ждать от этого сброда, у которых ни кола, ни двора? Какой дух очага? Какая тишь? Черта с два, а не тишь!»
Вытянув шею, трактирщик принялся за подсчет сломанной мебели, когда дверь тихо отворилась и в таверну вошли двое дюжих солдат. Представители власти давно махнули рукой на это заведение, поскольку ничто не могло извести атмосферу беззакония, которой, казалось, пропитались стены «Лохматой выдры». Стражников здесь не было так долго, что появление солдатов демгарда Бериара ре Канетмак привлекло больше внимания, чем им самим хотелось бы. Все еще бодрствующие посетители разом обернулись к ним и солдаты инстинктивно попытались вжаться в стенку под недобрыми взглядами.
Не была исключением и дружина Энимора — те, что сидели спиной к двери, резко развернулись, а один из них уже схватился было за рукоять своего кинжала.
— Тихо-тихо, Атх, погоди нервничать, — осадил Энимор молодого саметтардца, и тот с раздражением отдернул руку от оружия. — Ножичком своим помахать еще успеешь. А пока отвернись и слушай.
Солдаты все еще сиротливо стояли у дверей, и вид у них был такой, словно они уже триста раз пожалели о том, что подошли к «Выдре» ближе, чем на палланг. Один из них, коренастый бородач, мрачно оглядел закопченные стены, грязные полы и неприветливых посетителей за засаленными столами и тихо изрек:
— Вот холера! Ну и дыра, Исса, надо же тебе было придумать плестись сюда.
— Истинно тебе говорю — это то, что надо! Вот, смотри-ка, эти, кажется, подойдут, — Исса, молодой веснушчатый воин с реденькими усами кивнул головой в сторону.
Бородач Скаг, проследив направление взгляда своего напарника, увидел развеселую троицу молодцов, для которых праздник, похоже, только начинался. Выглядели они как форменные голодранцы, не знающие куда податься: стеганные безрукавки, окованные дубины собственного производства за поясом, паршивенькие шлемы и тканевые обмотки на руках — все это создавало весьма удручающую картину. Но парни не теряли присутствия духа и, когда солдаты приблизились к ним, их лидер первым начал разговор:
— Чего вам надо? На караванщиков вы не похожи, а ничем другим мы не занимаемся, — сказал он, выразительно посмотрев на солдат.
— Пока не занимаетесь. Есть дело, — солдаты присели.
— Что-то мне это не шибко нравится…
— Сейчас понравится больше. Сколько вы получаете за охрану каравана за десять дней пути?
— Ну, монет тридцать серебром на всех, а еще и харчи.
— К черту ваши караваны! Если сделаете то, что нам надо, получите от нашего хозяина столько, что сможете пару месяцев пить, не просыхая, в кабаках получше этого, — для пущей убедительности Исса шепнул на ухо лидеру весьма внушительную сумму, которую тот передал своим братьям по оружию.
Несколько секунд наемники совещались, но солдаты уже видели, как алчно заблестели их глаза, и приняли это как знак согласия. Когда обсуждения поутихли, Скаг приступил к изложению сути дела:
— В Канетмакском лесу скрываются беглый оруженосец и девка, которых вам надо изловить и доставить нам. Чем живее и целее они будут, тем больше вам заплатят.
— Всего-то оруженосец и какая-то девка? И за них платят такие деньжищи? Что-то здесь нечисто, папаша.
— Все без обмана — просто они очень нужны моему хозяину. Истинно вам говорю, они не умеют метать громы и молнии, у них нет огнедышащих змей и ничего подобного, — усмехнулся молодой солдат.
Лидер наемников смотрел на них с недоверием, чувствуя, что не может быть все настолько гладко, но тугой мешочек с монетами, вовремя брошенный на стол Скагом, решил исход дела.
— Как выглядят твои беглецы?
— Оруженосец лет двадцати пяти, высокий, широкий в плечах, волосы почти белые. Звать — Сигвальд из Ралааха. Последний раз его видели в дублете, саладе и с мечом. Он с Велетхлау, оттого и выговор у него ненашенский. На шее шрам длинный и спина посечена так, что будь здоров. Деваха вроде похожа на степнячку, ему, дай боже, чтоб по грудь была, косы острижены, одёжа мужицкая. К тому же можете встретить еще одного — Оди Сизера. Этому лет тридцать, тоже высокий, но хилый, волосы светлые, не длинные и не короткие, скорее всего безоружный. Так вот, увидите его — тоже проводите к нам, за этого отдельная награда.
Легкие деньги были слабым местом большинства людей, а уж тем более таких неприкаянных вояк, у которых ни гроша за душой, и которые привыкли рисковать своей головой за скромную плату. Потому, едва наемники договорились с солдатами о месте, куда они должны будут доставить пленников, лихая троица быстро расплатилась с трактирщиком за выпивку и покинула таверну.
Скаг со своим товарищем также вышли из «Лохматой выдры» и уже даже облегченно вздохнули, как услышали позади себя глубокий выразительный голос:
— Постой-ка, солдатик!
