— Хочешь принять бой? — спросил один из отменных головорезов. — Мы так не работаем.
— Может предложишь сдаться? Если кто желает — я отговаривать не стану. Лично свяжу и выкину на поверхность, как только подойдут войска.
В зале снова нависла тишина — желающих не оказалось.
— Значит, бой.
В подземельях поднялась шумная суматоха — разбойники готовились к битве, носились по коридорам, что-то кричали друг другу. Пляшущее пламя факелов нервно трепетало, бросая жаркие неверные блики на каменные стены катакомб, на черные, как вороново крыло, волнистые волосы Виммаша, на загадочную ухмылку, игравшую на его губах, на кинжал, рубящий край стола.
«Смерть — это ни в коем случае не конец. Смерть — это начало больших перемен. Одна коротенькая жизнь, один быстрый взмах клинка, одна маленькая смерть — и вот уже надвигается волна, которую не удержать и не остановить. И все потому что в лес вошли двое, а вышел только один — я».
Виммаш был взбудоражен охотой, которая велась за его головой — еще никогда награды за него не были такими высокими, никогда такое большое количество людей одновременно не желало его смерти. Знаменитый разбойник был польщен и тронут таким вниманием к собственной персоне. Он с нетерпением и трепетом ждал развязки истории, и чувствовал себя как именинник, ради которого устроили большой и пышный праздник.
Когда часовой доложил, что войска на подходе, Виммаш понял — настал его звездный час, час, когда он вспыхнет, как комета, и пронесется по небосклону. Час, который запомнят надолго.
Демгардские солдаты прорубили тяжелые дубовые двери и совершенно напрасно испортили резьбу и потратили силы — они были незаперты. Ворвавшись внутрь, они пробежали вниз по широкой лестнице, размахивая оружием и выкрикивая боевой клич, и, как оказалось, тоже совершенно напрасно. Первые ряды остановились в нерешительности — в катакомбах было темно и тихо, только крысы скребли где-то да капли воды отсчитывали секунды.
— Здесь что, никого нет? — шепотом спросил один из них. — Странно.
В свете зажженного факела перед солдатами предстало великое множество коридоров, лучами расходившееся от зала с лестницей. Послушав еще немного подземную тишину, они стали разбредаться по этим коридорам, уступая место в зале остальным своим товарищам.
Двое солдат друг за другом медленно двигались по коридору, заглядывая в каждую комнату, но не находя там ничего интересного.
— Как думаешь, у них есть тайный ход? — спросил тот, что шел первым, освещая очередную комнату. — Эй, ты меня слышишь?
Не дождавшись ответа от напарника, он обернулся, но увидел только непроглядную тьму в конце коридора.
— Что за?..
Солдат не успел закончить фразу — он почувствовал, как чья-то шершавая рука зажала ему рот, как острая боль пронзила горло и как по нему потекло что-то горячее. А через несколько мгновений осталась лишь темнота и тишина.
Только когда из глубины одного коридора донесся страшный крик, переходящий в хрипение и бульканье, солдаты, все еще толпившиеся в дверях, опомнились, поняв, наконец, у кого в гостях они находятся.
Разбойники оборонялись в узких коридорах, где им с их кинжалами, небольшими секирами и шестоперами было гораздо удобнее, чем солдатам с длинными увесистыми палашами и тесаками. Но силы были не равны, и бандитам приходилось отступать под бешеным натиском демгардских войск. Солдаты рвались вперед, как псы, спущенные с цепи — они видели Виммаша, который периодически мелькал в каждом из коридоров, командуя своими бойцами. Взять саметтардца Виммаша — вот главная цель каждого из них, сулившая большую награду и звание капитана.
Отдав несколько приказов, Виммаш подозвал к себе троих своих бойцов и приказал следовать за ним. Идти пришлось недалеко — небольшая комнатушка находилась в тупике короткого коридора и чуть ли не единственная во всех катакомбах имела дверь. Это была святая святых этого места — личные покои Виммаша, в которые никому не дозволено было входить. Потому и сейчас разбойники остановились на пороге в нерешительности.
— Что ты хочешь? — спросил один из них. — У тебя есть план?
Виммаш заглянул в глаза любопытному бойцу, которого от такого взгляда мороз продирал по коже.
— Есть, — загадочно улыбнулся он, погладив круглый бок бочки, почему-то стоявшей в самом центре комнаты. — Подержи-ка.
Виммаш протянул бойцу свой любимый кинжал. Дорогой клинок из сплава, производимого в пустыне Оркен, рукоять которого была увенчана оскалившейся головой дикой кошки, был известен так же хорошо, как и его хозяин. Бросив пылающий факел тут же, прямо на спутанный длинный обрывок веревки, который немедленно загорелся, Виммаш в спешке отодвинул грубо сколоченную кровать. Разбросав ногой вещи, под ней хранившиеся, и сдернув старую циновку, он под изумленными взглядами бойцов поднял крышку люка.
— Тут что, тайник? — спросил тот, кому он отдал кинжал. — Или?..
— Или, — сказал он, ловко спрыгнув в лаз и захлопнув за собой крышку.
Едва он успел скрыться от ничего не понимающих бойцов, как огонь, бегущий по веревке, достиг бочки. Разбойники, стоящие в дверях, даже ничего не успели почувствовать — волна, состоящая из света, жара и звука, захлестнула их, выбросив из коридора и разрушая все на своем пути.
Виммаша, находившегося аккурат под эпицентром взрыва, слегка оглушило звуком и присыпало каменной крошкой с едва не обрушившегося потолка. Еще несколько секунд он слышал, как наверху осыпаются камни, потом различал только отдаленные голоса. Когда все стихло, он прижался спиной к влажной скользкой стене, сделал несколько глубоких вдохов.
«Прощальный концерт удался. Покойся с миром, Виммаш, ты здесь задержался. Скоро найдут твой обгоревший труп, сжимающий алруановый клинок, поплюют на него, выставят на показ. А кто-то безымянный скоро снова выйдет на большую дорогу. И первое, что он сделает — отольет памятник инженерам, которые придумали штуку, которая так чудно горит, и оставили ее для меня. Честное слово, славные ребята, жаль, что так плохо кончили. А рыцари и все, кто был здесь, распустят дурацкий слух о проклятии Фосгарда, которое лежит на этом святилище, которым дурные бабы будут пугать детишек. И все это сделали двое — я и тот знатный сопляк, который не вышел из леса».
Виммаш наощупь нашел сундук, в котором он незадолго до этого спрятал новую одежду, нож, запас еды и воды. Нащупав нож, он поднес его к лицу.
«В новую жизнь с новым именем и новым лицом, — подумал он, быстрым и точным движением распоров себе щеку почти до самого уха. — Так-то лучше. У Виммаша такой красоты не было».
Переодевшись, он впотьмах побрел по тайному коридору, зажимая рукой порез и поднимая ногами брызги застоявшейся воды, подтопившей ход. Напоследок он обернулся:
— Простите, парни. Вы слишком хорошо меня знали. Хотя, — добавил он, помолчав, — не так хорошо, как следовало бы.
Сейчас Энимор сидел у погасшего костра, задумчиво тыкая палкой в золу. Рядом с ним сидел Гестага, увлеченно разглядывающий пойманную мышку, которую держал за хвост. Перед ними стояли запыхавшиеся Амкут, Вихат и Кордо — они только что вернулись с разведки с неутешительными вестями — как они ни искали, обнаружить следы Асель не удалось.
— Она как сквозь землю провалилась! Я же видел, куда она пошла, — недоумевал Кордо.
— Да кто эта девка, а, Энимор? — спросил Гестага, крепко зажав мышку между пальцами и дергая ее за маленькие ушки.
Мышь жалобно запищала, когда Гестага принялся выворачивать ей лапки. Энимор молча наблюдал. Гестага был лучшим бойцом в его отряде — кроме виртуозного владения тесаком, он был напрочь лишен чувства жалости и сострадания, и никогда не мучался сомнениями по поводу необходимости очередного убийства.
— Моя старая знакомая. Одно время мы разбойничали вместе.
