служил оруженосцем у своего дяди Энвиммара, готовясь к тому, чтобы через три года получить рыцарское звание.
Когда нашли тело юноши, его отец и все дяди, догадавшись, чьих рук это дело, устроили небывалую доселе охоту на бандитов, в которой принимал участие и Кеселар, горящий жаждой мести за своего любимого племянника. Очень скоро банда была наголову разбита, практически все ее участники были стерты с лица земли, но вот тело главаря так и не нашли. Впрочем, когда закончился траур по Инхару, о Виммаше и иже с ним забыли, и больше никто не видел его.
Сейчас Кеселару казалось невероятным, что после стольких лет некогда самый разыскиваемый преступник провинции может запросто оказаться в руках мстителей. Больше всего рыцарь жалел, что уже нет в живых его брата Фалара, который тоже был очень привязан к Инхару, и с большим удовольствием всадил бы свой меч в грудь убийцы.
Рыцарь в раздумьях мерил шагами комнату, не зная, что ему делать. Самым правильным, по его мнению, было бы сказать о своем открытии всем, кто был связан с ним узами кровной мести, но мысли о возможных последствиях для Сигвальда не давали покоя Кеселару.
«Нужно организовать погоню! В этот раз этому проклятому бандиту не удастся сбежать, как прежде, а там уж под шумок может и потеряется кое-кто, как знать…»
Кеселар уже начал разрабатывать план погони и побега для своего непутевого оруженосца, когда понял одну важную вещь — он не имел ни малейшего понятия, где сейчас находятся Виммаш и Сигвальд. К тому же, даже будь у него информация о местонахождении разбойников, нельзя было даже надеяться на то, что Кеселар доберется до оруженосца раньше Виммаша.
«После того, как Сигвальда схватят, „случайно потерять“ его будет очень уж затруднительно, — рыцарь продолжал ходить по комнате. — Ха, если бы мне год назад сказали, что я всерьез задумаюсь об организации побега, я бы не поверил. Да, докатился ты, Кеселар, докатился, на старости лет в такие аферы встревать. Как говаривала одна моя знакомая — вспомнила бабка, как девкой была. А какого, собственно, черта я этой ерундой страдаю? — подумал он, остановившись. — В конце-то концов, Сигвальд все еще мой оруженосец, и без моего ведома я его повесить не позволю. Его приказано брать живым, так что пусть уж доставят в замок, а там я устрою разбирательство — все честь по чести, по закону! Перебьется старый пес Бериар пускать в расход чужих вассалов! А с бандитом отдельно разберемся… Ну вот, как все просто оказалось. Старею я что ли, умом уже слаб стал? А годы все идут, идут. Я-то думал, смена мне готова, а тут на тебе — удружил Сигвальд. Удружил, козья морда.»
Горько улыбаясь прожитым годам, Кеселар спустился из своих покоев вниз. Поначалу он хотел все же рассказать братьям о Виммаше, но вовремя спохватился, подумав о том, что ему будет весьма затруднительно объяснить, откуда у него эти сведения, да к тому же подзадоривать рыцарей было опасно — они могли иметь на этот счет свои мысли и запросто расстроить по всем параметрам хороший план Кеселара.
После решения (хотя бы теоретического) задачи, которая мучила его уже несколько дней, старый рыцарь наконец-то пребывал в благодушном состоянии, в котором и вошел в общий зал.
Сейчас это помещение больше походило на собрание биржевых маклеров, которые громко и бурно что-то обсуждали, выкрикивая числа и даты. Кеселар с трудом пробрался к центру и увидел, что посреди зала за столом, заваленным монетами и бумагами, сидит сам Бериар, и что-то пишет, обмениваясь короткими фразами с остальными рыцарями. Оторвав глаза от своей писанины, демгард увидел Кеселара.
— О, Кеселар! Тебя как раз не хватало! Эй, тебя что, твой конь сбросил с седла? — алтургер прикусил губу осознав, что забыл переодеться и сейчас находится в весьма неопрятном виде. — Сколько поставишь?
— Что? — переспросил Кеселар, так и не поняв, о чем идет речь.
— Спрашиваю, сколько поставишь на то, что кого-нибудь из этих ублюдков поймают к завтрашнему вечеру?
Старого рыцаря такой вопрос просто ошарашил и весь позитивный настрой осыпался, как листва по осени. «Ставки на смерть? Ну уж нет, благодарствую. Не докатился я еще до такого позора и бесчестья».
— Я не азартный игрок, Бериар.
— Эй, ты что, становишься сентиментальным к старости? Брось, Кеселар, мало ли таких дураков оруженосцев! Что было, то прошло, к черту его! Делай ставку!
Кеселар побледнел от злобы. «Что было, то прошло? Стало быть к черту Сигвальда? Значит и Виммаша к черту. Неужели я только что думал, будто ему есть дело до кровной мести? Ему давно уже плевать и на Инхара, и на сестру нашу Иналтару, которая умом тронулась после смерти сына. Старому псу только дай волю кому-нибудь кровь пустить — всех порешит, так, интереса ради. Ну уж нет, ему про Виммаша сказать — все равно что пустить козла в огород. Нет, нет. Месть должна быть ради мести, а не ради его жажды крови. Я справлюсь один.»
— Ну? — Бериар окликнул Кеселара, видя, что тот застыл в раздумьях.
— Нет, спасибо, — процедил сквозь зубы алтургер, и, протолкавшись сквозь толпу к дверям, вышел из зала.
Кеселар стремительно шагал по коридорам, не замечая слуг, которые шарахались от него в разные стороны и вжимались в стены. На ходу он разражался проклятиями, но старался это делать обезличено, памятуя о многочисленных ушах, которые имели стены этого замка. Как ураган он ворвался к себе в комнату, и тут Кеселара просто разорвало от эмоций.
— Ах ты ж сивый мерин, сучий потрох! Делайте ставки! — негодовал он, мечась по комнате и задевая мебель. — Да какой же ты к чертям рыцарь?! Дерьмо собачье, трусливая сволочь, а не рыцарь! Какая честь, какое достоинство, если не осталось ничего человеческого! Выродок!..
Внезапно Кеселар замолчал. Он поймал себя на мысли, что только что буквально слово в слово повторил речь Сигвальда. Он тяжело опустился в кресло, закрыв лицо руками. «О небо, ну почему я не успел остановить его?!»
Внезапно на рыцаря нахлынули воспоминания о об одной из первых войн, которую он прошел вместе с Сигвальдом, которому на тот момент не было и двадцати.
В тот жаркий летний день Кеселар рубился плечом к плечу со своим оруженосцем. Сигвальд шел у стремени его коня, раскидывая врагов широкими размашистыми ударами меча. Заретардцы были уже слабы и отступали, но не стоило недооценивать своих врагов — один конный степняк ударил Кеселара в спину. Уставший рыцарь не смог удержаться в седле и оказался на земле, рискуя быть затоптанным собственной лошадью. Что происходило дальше, он помнил плохо — только вьющаяся пыль, забивающая нос и глаза, чьи-то ноги, копыта, мечи, убитые и раненые, которые пытались уползти куда-нибудь. Почти сразу Кеселар почувствовал, что его оторвали от земли — это Сигвальд помог ему встать и, закинув окованную железом руку на плечо, потащил его прочь. Он шел, пригибаясь под тяжестью рыцаря, который, как ни старался идти сам, висел на оруженосце мертвым грузом.
Дальнейшие события спутались в мозгу Кеселара и пришли в порядок только через пару часов, когда он уже сидел у палатки полевого госпиталя. Рана оказалась неопасной, и сейчас гораздо больше неудобств причиняли стягивающие грудь бинты, наспех наложенные лекарями. Сигвальда все не было. До этого Кеселар обошел все палатки госпиталя, выискивая его среди раненых, осмотрел все кучи трупов, но ни там, ни там оруженосца он не нашел.
Теперь рыцарь просто внимательно следил за каждой новой партией искалеченных бойцов, как вдруг действительно увидел Сигвальда, который вместе с другим солдатом нес тяжело раненого, из груди которого кровь выплескивалась, как вода из полного ведра. Положив его у входа дожидаться своей очереди, Сигвальд приблизился к Кеселару. Он молча сел прямо на землю, прислонившись спиной к дереву. Медленно, будто через силу, стянул с себя чужой шлем — по светлым волосам струилась густая кровь, стекала по виску и щеке, ползла за шиворот. Кеселар хотел было крикнуть врачей, но Сигвальд остановил его.
— У них… есть дела…. поважнее. У меня… не смертельно, — с трудом проговорил он.
— Сигвальд, — Кеселар укоризненно покачал головой.
Оруженосец попытался отереть со лба пот, пыль и кровь, но только сильнее развез их по лицу.
