— Да вы что?! — запротестовал Анвил, чувствуя, что все закончилось еще хуже, чем он мог себе предположить. — Откуда же я возьму деньги, если буду сидеть в тюрьме?
— Это уж не наша забота — закон для всех один! — гордо произнес стражник. — Ты бы помалкивал, а то прикажу всыпать тебе плетей…
— Нет-нет, я уже молчу, — обреченно вздохнул сыщик, поняв, что ничего он не докажет.
Второй солдат по приказу капитана поднял Анвила и, скрутив ему руки за спиной до хруста в суставах, повел в место назначения. Идти было тяжело — после рыбацких ударов казалось, что половина костей сломана, а органы перемешались внутри и сейчас находятся не на своем месте и просятся наружу. Незабываемость походу придавали регулярные тычки конвоира, которому казалось, что пленник идет недостаточно бодро.
Благо, тюрьма оказалась рядом — небольшое помещение, пристроенное к крепостной стене, наполовину уходило в землю, образуя живописнейший полуподвальный зал. У входа двое солдат, сняв шлемы и расстегнув воротники, играли в карты, изредка покрывая друг друга последними словами. Единственное окно, находившееся у двери, было раскрыто настежь, но и это не спасало от ужаснейшего смрада, царившего внутри. У окна стоял стол с лежащей на нем раскрытой регистрационной книгой, начальник тюрьмы сидел рядом, дурея от безделья и раскачиваясь на стуле.
— Здоров был! — сказал он, обрадовавшись хоть какому-нибудь разнообразию. — Кто такое? Что-то серьезное или так, мелочь в толпе вытрясал?
— Даже не знаю, что тебе ответить, — солдат почесал затылок и поведал краткую историю Анвила.
Начальника тюрьмы так рассмешил рассказ, что он не мог перестать смеяться следующие несколько минут, самому же Анвилу было совсем не смешно. Наконец успокоившись, он скрежетнул ключом в замке и втолкнул сыщика в камеру, находившуюся в темном углу и отделявшуюся от общего пространства толстыми заржавленными прутьями решетки.
Не заметив поперечного прута, который имитировал порожек, Анвил запнулся за него и растянулся на влажном каменном полу.
— По закону ты можешь написать письмо, чтобы сообщить кому-нибудь о том, что с тобой произошло, чтобы тебя выкупили. Но, думается мне, никому ты не сдался, потому будешь сидеть здесь, пока не кончатся деньги, что нашли при тебе, а потом отправим тебя на галеры, потому как кормить задаром тебя никто не собирается.
— Я хочу написать письмо, — сказал Анвил, поднявшись. От очередной встряски ему стало еще хуже, потому теперь он стоял, спиной опираясь на стену, одной рукой держась за прут, а другой за ребра, боль в которых очень мешала.
— Ого! Неужто такого дурака кто-то выкупит? Или просто бумагу помарать?
— Мне нужно написать письмо, — упрямо твердил Анвил.
— Ладно, — начальник тюрьмы пожал плечами и удалился на поиски чистого листа бумаги и чернил.
— Эй, пижон! — кто-то толкнул Анвила в плечо.
Обернувшись, сыщик увидел лысого коренастого мужичка, руки и грудь которого были черно-синими от татуировок, на шее висел талисман Самуанда. За ним толпилось еще несколько заключенных, и все под стать ему.
— Хорошая у тебя куртка, пижон, — сказал он, потерев рукой шею у самого затылка. — Хорошая, только пыльная — выбить бы ее как следует…
Анвил мысленно зажмурился, но не показал виду — он знал, что показать страх в такой ситуации — это все равно, что подписать себе смертный приговор. Это он понял два года назад при схожих обстоятельствах, когда попал в такое же место, проигравшись в карты. «Ну нет, еще пара ударов, и от меня точно что-нибудь отвалится. Причем буквально. Черт с ней, с курткой. Отдам — может не тронут».
— И ничего она не пыльная, не надо ее выбивать, — сказал Анвил, передавая куртку главному.
— Ха! А ты мне нравишься! Не дурак и с юмором, — ухмыльнулся бандит, показав на треть сколотый клык. — Будешь продолжать в таком духе — считай, жизнь удалась. Уяснил?
— Ага, — кивнул Анвил.
«Хоть пока что бить не станут — уже хорошо. Свезло же мне, что я попал сюда, когда этот тип был в хорошем настроении. Да уж… свезло так свезло».
Тем временем один из солдат принес Анвилу все необходимое для написания письма.
— А посветить можно чем-нибудь? Темно же…
— В глаз тебе могу засветить, коль желаешь.
Тяжело вздохнув, Анвил устроился на полу в весьма неудобной позе и принялся сочинять послание.
Сыщик отдал письмо солдату даже не перечитав его — он и так знал, что выглядит все это весьма жалко, особенно последний абзац, где он умоляет Кеселара не оставлять его на произвол судьбы. Впрочем, ему было безразлично, что рыцарь подумает о нем, как о личности, главное, чтоб он помог выбраться отсюда. Как он будет отдавать долг Кеселару, Анвил пока тоже не знал. Так же, как не знал, что он скажет, если Сигвальд уйдет из города до назначенного срока — о двух неделях он написал исключительно потому, что за это время можно добраться от Канетмакского замка до Рагет Кувера даже если идти пешком, притом очень медленно.
Но все это сейчас не имело значения — только бы солдат не забыл отправить письмо, только бы оно дошло до адресата, только бы Кеселар приехал и выкупил его. Остальное не важно.
С молчаливого разрешения бандита с амулетом Самуанда Анвил отхватил себе небольшой клок прелой соломы и умостился на нем, забившись в угол. Такая подстилка не спасала от холода, идущего от каменного пола, но сыщик все же был рад, что он хоть какое-то время может провести в относительно спокойной обстановке. На крики и ругань других заключенных он не обращал внимания.
— Наконец-то! Наконец-то еда!
Оди орал как сумасшедший, протягивая костистые руки к удивленному трактирщику, принесшему обед, и выхватывал тарелки у него из рук, прежде чем тот успевал ставить их на стол.
— Оди, тише, на нас и так все пялятся, — прошипела Асель, враждебно оглядываясь по сторонам.
В самом деле, почти все посетители большой таверны Торгового квартала Рагет Кувера с любопытством наблюдали за странной компанией, в которой больше всех выделялся именно Оди в своей куртке с чужого плеча с дырами от стрел на спине, заросший щетиной неопределенного цвета. Его волосы больше напоминали паклю, а не ту роскошную шевелюру темно-золотистого цвета, в которую так любили запускать пальчики все его девушки.
