философские разговоры живность приманивается легче всего. Угощайся.
Кир подумал и вежливо отказался. Давешнее печенье его, конечно, не насытило, но пожрать наивно развесивших уши рукокрылых — было в этом что-то кощунственное.
Жор-Эль вздохнул:
— Ну, как хочешь. Дело хозяйское. Вообще-то, летуны приносят мне вести с воли. Связь ненадежная, но хоть что-то. — Скрипнув артритными суставами, он уселся на пол в позе лотоса и внимательно оглядел сына. — И впрямь, возмужал. Как я погляжу, власть над миром тебе еще не предлагали?
— Предлагали. Я не взял.
— Молодец. Он все врет. Причем непрерывно, даже себе самому.
— Расскажи мне что-нибудь новое.
— Новое? Какие же новости в мире, где кругом одни мертвяки?
— Ну например: сколько лет тянется эта канитель?
Жор-Эль озадаченно хмыкнул:
— Как на такое ответишь? Может, один день, а может, тысячелетия. Для мертвых ведь нету времени. Мертвые существуют столько, сколько живет память. — Прищурив глаза, словно вглядываясь в отдаленное прошлое, Жор-Эль продолжил: — Не поверишь, но никто ведь ничего и не заметил. Все произошло так быстро. Потом ночью. Спали все. Я на это и рассчитывал: раз, и нету. Ну, поболит с минутку. Всяко лучше, чем вечное рабство в Стене. Так что я, кажется, единственный, кто на всем Криптоне помнит, что мы мертвы. Однако я просчитался, и мошенник Зод ловко воспользовался всеобщим незнанием. Моя мышиная почта донесла, что узурпатор выдал обывателям сладкую сказочку: мол, путем тяжких трудов и искусных маневров пленил он три сотни ёшкиных жуков, и те создают защитный экран, препятствующий вторжению кризоргов. И в космос не полетишь будто бы оттого, что планета окружена искривленным пространством. А покамест все силы следует бросить на развитие военной промышленности и муштру. Чтобы, значит, снять экран и одним ударом… А кто против — предатель и враг свободного Криптона. И представляешь, верят ведь, идиоты. Любят даже его, защитника-спасителя нашего. — В глазах старика сверкнули злые искорки.
Кир поморщился?
— Избавь меня от своих политических выпадов. Ты хотел поговорить со мной? Зачем?
— Зачем-зачем? Зачем крокодилы летят на север? Зачем, сказала красотка и зашвырнула туфельку в окно двадцатого этажа. За чем притаился хищник — за сосной или за хрупкой осиной?
У Кира стали возникать серьезные подозрения, что Зод считал оппонента чокнутым не без оснований.
— Перестань бредить. Мне надо выбраться отсюда до рассвета.
— Зачем?
Кир моргнул. Жор-Эль подмигнул ему и захихикал:
— Тебя надули. У нас теперь тут вечный рассвет, мы же сидим в самом нутре солнца. Или, если угодно, Вечный Полдень. Так что, кто бы ни приказал тебе убраться отсюда до рассвета, он имел в виду «прямо сейчас или никогда». И отметь, между этими понятиями совершенно нет разницы. — Узник захихикал еще радостней. Кир подумал и отвесил отцу звонкую пощечину. Голова старика мотнулась. Жор- Эль обиженно заморгал, и в уголке его глаза набухла толстая слеза. — За что?
— За что? — прошипел Кир. — За грехи отцов. За то, что мой друг застал однажды вечером своего папашу с бабой, которая не была его матерью, и промолчал. За то, что другой мой друг хотел писать стихи, а вынужден был тащить пьяного родителя каждый вечер из кабака. За то, что ты отвинтил болты. За то, что я твой сын. За то, что ты копал не туда.
При слове «копал» взгляд старика оживился. Он суетливо приподнялся и зарыскал под собой. Вытащил пару крысиных скелетиков, отшвырнул в сторону, вытащил погнутую вилку, отшвырнул, вытащил бонбоньерку с портретом прекрасной и печальной дамы на крышке, вздохнул, отложил, наконец достал свиток папируса. Свиток он положил на колено и любовно разгладил. Кир склонился над свитком. Это было что-то вроде карты, начерченной бурыми чернилами. Карта представляла собой схему большой пирамиды, со всеми ее потайными коридорами, секретными дверями, спрятанными комнатками, саркофагами и кавернами. Жор-Эль ткнул в чертеж узловатым пальцем. Палец проследовал вдоль коридора на одном из нижних уровней.
— Здесь, — сказал Жор-Эль, — находится погребальная камера фараона. А вот эти отверстия ведут в два узких прохода — человек протиснется вряд ли, но ты, сынок, та еще змея. Как-нибудь просочишься. Это Врата Неба, через которые дух и душа фараона должны были вылететь и отправиться прямиком в обитель богов. Конечно, ничего такого не произошло, и ведут эти проходы отнюдь не в божью обитель. Левый из них открывается в родовые пути самки шакала, и туда тебе точно не надо, зато правый, вот этот… — Он вновь проследил пальцем почти стершиеся линии: — Этот ведет в Миры, Утратившие свой Шанс.
— И мне надо туда? — саркастически уточнил Кир.
— Именно туда тебе и надо. Потому что это единственный способ отсюда выбраться.
— Что же ты сам им не воспользовался?
Жор-Эль развел руками:
— Увы. Способ этот подходит только для живых. Миры, Утратившие свой Шанс, бесконечны по определению, как бесконечно число упущенных возможностей. Есть только один выход оттуда — принять верное решение. А покойник не может принять верного решения, потому что оно всегда изменяет мир, — мы же неизменны и ни на что не влияем.
Жор-Эль впихнул свиток в неохотно принявшие бумагу пальцы Кира.
— Ступай, сынок. В моем подкопе через сорок шагов должно быть отверстие, ведущее в глубь пирамиды. Выберись отсюда и найди беглого ангела. Заставь его умереть — и мы станем свободны.
— А если он не захочет умирать?
— Тогда отыщи того, кто триста миллионов лет назад отправился на его поиски. У Охотника белые крылья и лицо ребенка-убийцы. Ты узнаешь его легко.
Кир вздрогнул. Жор-Эль внимательно на него посмотрел.
— Почему ты так боишься смерти, мой мальчик?
— Я не твой мальчик. И я не боюсь смерти. Я боюсь пустоты.
Он поднял светильник с пола и подошел к распахнутому зеву туннеля. Огонек на кончике фитиля задрожал. Старик сокрушенно вздохнул. Он подсадил Кира, и тот подтянулся и легко забрался в туннель. Когда черные своды сомкнулись вокруг юноши, он спросил у темноты:
— На Земле смерть представляют скелетом с косой. А как она выглядит на Криптоне?
И темнота ответила голосом Жор-Эля:
— Смерть — это путевой обходчик с большим гаечным ключом в руке.
После долгого и утомительного путешествия по коридорам гробницы Кир понял, что окончательно заблудился. Светильник едва мигал. Кир сел у стены и расправил на коленях карту. Карта, несомненно, помогла бы ему, если бы он представлял, где находится. Юный криптонянин вслух проклял своего безумного родителя и вслух же пожалел, что матушка его не согрешила с лабрадором или, на худой конец, с чихуахуа. Кир как раз собирался перейти на дедовское колено своей нечестивой и зря только красный свет коптившей родни, когда его прервала тоскливая мелодия. Мелодия доносилась справа.
— Стоит ли идти в направлении зловещей мелодии, когда находишься в гробнице? — риторически вопросил Кир у подмигивающего мрака.
Мрак ответил еще более заунывными гармониями. Кир пожал плечами, спрятал светильник под полой куртки и заскользил к источнику шума.
Источник шума находился в центре большого зала. Под потолком зала смутно виднелись два отверстия, из которых сочился красноватый свет. В этом свете Кир различил змеящуюся по стенам резьбу и ступени, ведущие к здоровенному саркофагу. На крышке саркофага сидело существо. В общем и целом существо можно принять за мумию, однако не у всякой мумии есть три пары рук, в двух из которых зажаты острые на вид серпы. В третьей паре рук странная мумия держала блок-флейту, из которой и выдувала унылые звуки. Плечи мумии венчала керамическая шакалья башка.
Хотя Кир был уверен, что вошел совершенно бесшумно, что слился с тенями узкого коридора, башка
