жить, и незаметно уснул.
Утром я встал позже обычного, спешить было некуда. Мясом деревня была обеспечена и я позволил себе немного полентяйничать. Ближе к полудню я собрался пойти пострелять кроликов на поросшие вереском холмы, что тянулись за рощей в сторону большой реки. Там я ещё ни разу не был. По дороге встретил Варна, своего ровесника, который проводил меня завистливым взглядом. В отличии от него на меня запрет не покидать деревню не действовал. — Свен, подожди, — окликнул он меня. Я остановился. Подойдя ко мне поближе и опасливо оглянувшись по сторонам, он зашептал. — Представляешь, Тойка за медную монетку позволяет делать с ней все, что захочешь, ну ты понимаешь, о чем я. И хотя она просила об этом никому не рассказывать, думаю, что если и ты ей дашь монетку, то и с тобой она пойдет в стога сена, что за околицей. Вчера когда стемнело, мы ходили туда. Он ещё что то сбивчиво и захлебываясь от важности рассказывал мне, а я стоял с застывшим лицом и как истукан только кивал головой. Наконец он замолчал. — Свен, что с тобой, на тебе лица нет. Да не волнуйся ты, — он по своему понял мое молчание, — я думаю Тойка согласиться и с тобой заняться этим. Единственное, что может потребовать не одну, а две монетки. Я снова кивнул головой, еле сдерживаясь, что бы не ударить его. Злость, обида и ещё какие то непонятные чувства душили меня. Я повернулся и пошел в сторону холмов. Что подумает про мое странное поведение Варн, я не знал и знать не хотел.
За холмами я бросился на землю и расплакался. Плакал я долго и навзрыд, а потом заснул. Проснулся я уже в сумерках. Ни о какой охоте не могло быть и речи, и я пустым возвращался назад. Подходя к деревне я заметил странное оживление. Народ толпился у дома старосты. Я почти бегом приблизился к группе односельчан и остановился как вкопанный. На земле лежали Тойка и Варн. Их тела были накрыты холстиной, через которую проступала кровь. Подошедшая мать обняла меня за плечи и рассказала, что их захватили злые люди, когда они были за околицей и прежде чем убить, здорово поиздевались над ними. Особенно досталось Тойке. Варна просто убили ударом по голове, а Тойку покромсали на кусочки и распороли живот. Нашли их мужики, когда возвращались с покоса. Тойка все ещё была жива и все повторяла- Не надо, не надо. Дальше я слушать не стал и повернувшись пошел домой. Там я достал заветный мешочек с наконечниками стрел и выбрал те, что считал боевыми и бронебойными. Взял несколько приготовленных заготовок для стрел и быстро их снарядил. После чего вышел и направился к околице, а затем и к стогам сена, где нашли Тойку и Варна.
Это место я увидел сразу. Все в крови, и хотя следы были основательно затоптаны, я без труда обнаружил сапоги незнакомцев. В деревне сапоги никто не носил, даже староста. Я сначала пошел по следам, а когда они вывели меня на тропинку, побежал, изредка останавливаясь и проверяя, не свернули ли следы куда либо в сторону. Так я шел до самой темноты. Когда следов стало не видно, я взобрался на самое большое дерево и внимательно стал всматриваться в даль. Вскоре мое терпение было вознаграждено. Я увидел вдалеке искры от костра. Это место я немного знал. На заболоченном лугу, через который вела тропинка был сухой бугор с вывороченным деревом, вот по моему там и жгли костер. Спустившись с дерева и не мешкая я побежал к этому месту.
Злоба душила меня. Шагов за сто, сто пятьдесят я остановился, сошел с тропинки и очень аккуратно ступая, пошел в обход бугорка, в стороне от тропинки. Небо было затянуто облаками и луна лишь изредка освещала луг. Мне это было на руку и хотя мне не приходилось охотиться ночью, я знал что надо делать. Обойдя холм с другой стороны, я увидел багровые угли кострища и две фигуры, что лежали возле костра. Третьего не было. А ведь следов было от трех пар сапог. Я затаился. Сколько мне пришлось ждать я не знаю, наверное долго. Но вот в свете углей появился третий. Сомнений не было, это разбойники. На третьем было накинуто распоротое Тойкино платье. Я дрожащими руками натянул тетиву лука, и приготовил четыре стрелы, воткнув три перед собой. Тот разбойник, что был на страже стал будить другого, пиная его ногами и бормоча ругательства. Когда тот, которого будили встал, что бы уступить свое место стражнику, я выстрелил в охранника и попал ему в глаз. Стрела пробила его череп насквозь и он рухнул на костер, подняв тучу искр. Тот который только проснулся, ничего не понял и это стоило ему жизни. Вторая стрела пробила ему шею, от туда брызнул фонтан крови и он тоже упал. Третий разбойник поднял голову, что бы посмотреть, что произошло и моя стрела пригвоздила её к земле. Он задергал ногами и затих. Пока я стрелял, было все в порядке, а теперь на меня напала дрожь. Меня трясло. Нет, вид крови и агония меня не пугали, на охоте я навидался всякого, да и этих я не считал людьми. Звери, они всегда звери, в какую бы личину не рядились. Прошло немало времени, прежде чем я успокоился.
К убитым мною я не пошел и стал ждать рассвета. Светало рано. Когда солнце поднялось достаточно высоко, что бы разогнать ночные тени, наложив стрелу на лук, я осторожно обойдя бугор с другой стороны, приблизился к лежащим разбойникам. Они были мертвы. Я даже не стал выдергивать из них стрелы. Мне было противно. Отстегнув их пояса и обыскав карманы, я поспешил назад в деревню. Два меча, кинжал, топор на длинной рукоятке, два ножа, несколько серебряных и медных монет и тяжелый увесистый мешочек, в который я не заглядывал. В деревне я сразу же прошел к своей избе. Мать наверное не ложилась, так как встретила меня на пороге. Ничего не говоря я бросил к её ногам свои трофеи. Прибежал староста. — Тойка и Варн отомщены. Трупы лежат на лугу, на холме у поваленного дерева. Пошли кого нибудь, пусть закопают и вытащат мои стрелы. Не дожидаясь ответа я зашел в избу и без сил рухнул на топчан. Сегодня я впервые стрелял в людей и убил их. Угрызений совести я не испытывал. Перед моими глазами мелькала то обнаженная Тойка, то кровавая холстина, которой она была накрыта. Я провалился в липкий сон.
Спал я не долго. Меня разбудили злые голоса возле нашей избы. Взяв лук и наложив стрелу я вышел. Возле поясов и оружия, что сиротливо валялось там, где я его бросил, на корточках сидел тот самый воин, что давал мне мешочек со стрелами. Кажется его звали Никол. Увидев меня, он пружинисто встал и показал пустые руки. — Думаю, парень, ты засиделся в деревне, пора лорду брать тебя в замок, а то ты всех разбойников в округе перебьешь и нам ничего не останется. Он улыбнулся. — Вот этот меч и нож возьмешь себе, они лучшие и они твои, а остальное, не обессудь, я заберу в замок. Таков порядок. Готовься, через несколько дней за тобой пришлют.
Подошел староста и поклонился мне. Я воспринял это как должное. — Что с сапогами и одежкой делать то, одежка справная. А стрелы, вот они. — Распредели сам, и ещё, — я достал все монеты, что нашел у разбойников и отдал их старосте. Похороните Тойку и Варна вместе и во имя всеблагого устройте хорошие поминки. Потом открыл тот тяжелый мешочек и достал от туда три золотых монеты, там ещё оставалось около десятка. — Это каждой семье и одна на всю деревню, это позволит вам продержаться до нового урожая, потом подумав немного, достал ещё одну и добавил к тем трем. — Я на днях уеду в замок, так что мяса после моего отъезда не будет. Староста кивнул головой, забрал все монеты: — Не беспокойся Свен, все сделаем как надо, и дети и всеблагой будут довольны.
Вот так всего одним шагом я перешагнул из детства во взрослую жизнь.
2
Через два дня, ранним утром, за мной приехал тот же одноглазый возчик, что возил нам продукты. У меня все было собрано, да и много ли вещей у деревенского паренька — смена белья, пояс, взятый у разбойников меч, да запасные ичиги из оленьей шкуры, ну и немного еды. Меч я завернул в холстину, так как не считал его возможным повесить на пояс, ведь я им не умел пользоваться. После недолгого раздумья я взял свой лук и все стрелы, а так же охотничий нож и отнес их к дому старосты. — Дядька Иов, забери, деревне они будут нужнее. Может быть подберешь кого из пацанов на мое место. Он кивнул головой и внимательно посмотрел на меня. — Не бойся, мать в обиду не дадим, и в беде поможем. Станешь знатным господином, нас не забывай…
С матерью я попрощался скомкано. Я все боялся, что она расплачется, а вместе с ней и я. Достал из мешочка все монеты, пересчитал их и отдал матери большую часть. Она метнулась в избу и вскоре вернулась ко мне, что то зажав в руке.
— Вот, кольцо твоего отца. Прости Свен, я поклялась самой страшной клятвой Всеблагому — твоей жизнью, что никогда ничего тебе о нем не расскажу. Прости. Я взял кольцо и внимательно его рассмотрел. Серебряный обод с четырьмя маленькими камешками, два зеленых и два красных. Кольцо конечно мне было
