Та работала на бензозаправочной станции и обедать ходила домой. Обед у них был ранним: с одиннадцати до двенадцати, а стрелки стареньких наручных часов как раз показывали без восьми минут одиннадцать.
— Встречу ее по дороге с работы, — определилась Вероника Федотовна и направилась в сторону бензозаправки, которая находилась на выезде из села.
— Здравствуйте, Вероника Федотовна! — поприветствовала ее с улыбкой Колесникова, намереваясь пройти мимо.
— Здравствуйте. А я по вашу душу, — удивила Миронова женщину.
— Может, тогда отобедаем вместе? Не хочется терять драгоценного времени… — предложила Варвара Степановна.
— С удовольствием.
И они вместе пошли к дому Колесниковых. Говорили о разном, но главного пока Миронова не касалась.
Свежая окрошка, соленые огурчики и картошка на сковороде с пережаренным салом — такое немудреное угощение выставила на стол гостеприимная хозяйка.
— Ты уж извини, некогда особо готовить: муж обедает на работе, а для себя не очень стараюсь.
— Зачем оправдываешься, я не графиня какая-нибудь, к тому же угощение считаю вполне приличным.
Хозяйка взглянула на гостью с некоторой хитринкой в глазах.
— По рюмочке?
— А-а-а, — взмахнула рукой Вероника Федотовна. Они незаметно для себя перешли на «ты». — Тем более повод есть.
Варвара Степановна извлекла из холодильника глиняный кувшин с домашней малиновой настойкой и, разлив по стограммовым граненым рюмкам, сочла, что пришло время поинтересоваться:
— Говори, подруга, какой у нас повод?
— За нашего с тобой внука или внучку, — ошарашила ее гостья.
Хозяйка прижала свободную руку к груди, а вторая так и зависла с рюмкой в воздухе.
— Ну, ты даешь, так и сердце ненароком наружу выскочит.
— Давай выпьем, а потом поговорим более обстоятельно.
Миронова подала пример. Колесникова еще несколько секунд колебалась, но все же выпила.
— Хороша настойка, — похвалила напиток Вероника Федотовна, с хрустом пережевывая соленый огурчик. — И огурчики отменные…
— Ты мне зубы не заговаривай, — поторопила ее хозяйка, которая закусывать и не думала. — Выкладывай. А то аппетит у меня отбила, а сама уплетает как ни в чем не бывало.
— Тут и говорить-то нечего. Моя Лена на четвертом месяце беременности. И весь сказ, — на одном дыхании выпалила гостья.
— Выходит, от моего сына понесла, если правильно до меня дошло?
— Правильно, — кивнула Вероника Федотовна.
Колесникова разлила еще по рюмке и после того, как они их опорожнили, сказала:
— Что Витя встречался короткое время с Леной — мне известно, но нет твердой уверенности, что она забеременела от него. У него этих девок было, что муравьев в муравейнике.
Приподнятое настроение у собеседницы улетучилось.
— Зачем так о моей дочке, она не какая-нибудь гулящая.
— Ты на меня обиду не держи, — смягчилась Варвара Степановна. — Я против твоей дочки ничего не имею. Но посуди сама: ей мой сынок нравится, и она вполне может показать на него рукой.
— Я тебе за нее ручаюсь, — даже повысила голос Миронова. — Не была бы уверена — к тебе бы не пришла.
— Не горячись. Нет смысла спорить. Вот Витя приедет, тогда и решим наши проблемы. Еще по рюмочке?
— Нет. Спасибо за угощение. — Гостья поднялась из-за стола. — Я хочу, чтобы ты хорошо запомнила: мы к вам в родню не напрашиваемся, сами в состоянии воспитать ребеночка. Я к тебе пришла как равная, а ты меня выставила в роли просительницы, — вылила она свою обиду.
— Да сядь же ты, неугомонная. — Перегнув палку, Варвара Степановна смягчилась. — У меня и в мыслях не было обижать тебя.
— Передай сыну, что у него вскоре появится наследник, и если он не растерял всю совесть — знает, где найти мою дочь.
Миронова покинула дом Колесниковых в крайне плохом настроении. Лене же она ничего не рассказала.
Лена уже неоднократно просила мать зайти к Колесниковым и узнать, когда приедет их сын. Вероника Федотовна ссылалась то на занятость, то на отсутствие Колесниковых дома, но в конце концов сказала, чтоб дочь Виктора раньше зимних каникул не ждала.
— И на Новый год его здесь не будет? — недоверчиво посмотрела она на мать.
— У них в феврале каникулы, — отрезала та. И все же девушка решила перед самым Новым годом проведать Колесниковых. Двадцать девятого декабря, сославшись на то, что ей нужно на прием к врачу, она ушла из дома.
Виктор приезжал домой не менее двух раз в месяц. После встречи Варвары Степановны с Вероникой Федотовной у него с родителями состоялся серьезный и неприятный разговор.
— Тебе известно, что Миронова от тебя беременна? — наседал отец.
— Почему ты решил, что от меня? — изобразил изумление парень.
— Потому что, если обратить внимание на срок, то ты как раз в это время крутил с ней роман, — вмешалась в беседу мать.
— Мне с ней дружить довелось не более двух-трех недель, — даже не смог он точно подсчитать. — А такая погрешность в нашей медицине вполне допускается.
— Не крути, — повысил голос Тимофей Сидорович. — У тебя с ней что-нибудь было?
— Ну целовались, — ушел Виктор от прямого ответа. Такой неприятности от Мироновой он не ожидал. Могла бы сначала его поставить в известность, а не впутывать родителей. Он был уверен, что нашел бы выход из сложившегося положения. «Не захотела — пусть теперь сама и выкручивается, а мне жениться на ней ни к чему», — пронеслось у него в голове.
— Ты нас с матерью совсем за дураков держишь? От поцелуев дети не рождаются, — начал терять терпение глава семейства.
— Тогда пусть другого кандидата в отцы своему ребенку подыщет, — строптиво заявил младший Колесников.
— Послушай меня, сынок: если ребенок твой — не бери грех на душу, — попыталась усовестить его Варвара Степановна.
— Да чего вы ко мне пристали, будто я преступник какой. Сказал же русским языком, что ничего не знаю и знать не хочу. — От занудного и неприятного разговора у него разболелась голова. — Хотел отдохнуть дома, а мне настоящую пытку устроили. Кому больше верите: той вертихвостке, что парням на шею вешается, или мне?
— Не горячись, сын, — немного поутих и Тимофей Сидорович. — Нам необходимо знать правду, не хватало еще позора на седую голову.
Родители у Виктора до старости еще не дожили, но отец очень любил обращать внимание на свои седины, которые у него появились аж в двадцатилетнем возрасте.
— Я правду и говорю: не было у нас с ней близости, — произнес парень, словно давал клятву, причем совесть его абсолютно не мучила. Более того, во всем виновной он считал Миронову, которая изрядно подпортила ему настроение, да еще настроила родичей против. Он и не подозревал, что та еще ни разу не была у них дома в его отсутствие.
— Ты, мать, как знаешь, а у меня нет основания не доверять сыну, — заключил в результате старший Колесников, после чего младший вздохнул с облегчением.
Больше в их семье к данной теме не возвращались, да и Мироновы не напоминали о себе лишний
