отношениям.
— Согласен на половину, — вставил Нечаев.
— Это же настоящий грабеж. Готов уступить, но не до такой же степени, — возмутился продавец.
— Тогда поищи покупателя в другом месте, — буквально брал его за горло Олег Филимонович, пользуясь безвыходностью положения собеседника.
— Издеваешься? — В зрачках Груздева светился огонек неподдельной ненависти. — И так отдаю за бесценок.
— Почем я знаю, может, они ворованные? — не уступал хозяин кабинета.
— Они же с бирками, — указал на них Сергей Емельянович. — И куплены в магазине еще до отсидки.
— Это вещи, которые у тебя не забрало государство при конфискации, а значит, продать открыто ты их не можешь. А я лишь из сочувствия приобретаю их. Или соглашайся, или… — жестом руки он указал на дверь.
— Черт с тобой, хомяк толстобрюхий.
— Давно бы так. — Нечаев не обиделся на оскорбление и даже не отреагировал на него. Мысли его были заняты предстоящей выгодной сделкой. — Встречаемся во время обеденного перерыва, с двух до трех, — уточнил он, — у кинотеатра «Березка». Я отдам тебе оговоренную сумму. — Начальник сгреб драгоценности, сложил их в пакетик и собирался сунуть в карман, но посетитель придержал пухлую руку.
— Принесешь деньги, тогда и получишь, — напомнил он, кто является настоящим хозяином золота и бриллиантов. Выхватил пакетик и положил в карман, обнажив ряд зубов, добрая половина из которых была железной.
— Подпортили тебе полость рта, — не упустил возможности уколоть собеседника Нечаев.
— С твоей помощью исправлю сие упущение, — беззлобно огрызнулся недавний осужденный, поднимаясь.
— Не забудь об условленной встрече, — напомнил Олег Филимонович. И было непонятно, кому из них она была более необходима…
В обеденный перерыв сделка с Нечаевым все-таки состоялась.
— Еще имеется что-нибудь интересненькое? — с надеждой спросил бывший начальник.
— Есть, но пока нет надобности продавать, — отозвался Груздев, впервые в жизни заключивший невыгодную сделку.
— Ну-ну, — многозначительно произнес Нечаев. — В случае чего, я готов прийти на выручку старому другу.
— Еще парочка друзей вроде тебя — и врагов не надо, — заметил Сергей Емельянович.
— И все же не будь меня — приличных штанов купить было бы не на что. — И Нечаев плюхнулся на заднее сиденье «Волги», скомандовав водителю: — Давай ко мне домой. Теперь можно и пообедать.
Груздев с завистью посмотрел вслед удаляющейся машине и прошептал:
— Настанет и на моей улице праздник.
Теперь он чувствовал себя комфортнее, боковые карманы пиджака приятно оттягивали тугие пачки денег. Он посчитал, что наступило время для визита к Марине Владимировне. Закупив в гастрономе всевозможных продуктов и бутылочку шампанского, он полистал свою записную книжку и нашел адрес учительницы…
Марина Владимировна вернулась из школы в час дня. Летом занятий не было, поэтому учителя на работе не задерживались. Она решила побаловать себя пловом и полтора часа затратила на его приготовление. Аппетитный запах распространился по квартире, но за стол женщина сесть не успела — позвонила подружка, и они проболтали сорок минут. Когда хозяйка все же добралась до приготовленного блюда, позвонили в дверь. Она с сожалением посмотрела на остывающий плов и пошла открывать. На пороге стоял незнакомый мужчина в кепке, с авоськами в руках. Лицо его отдаленно кого-то напоминало.
— Здравствуйте, Марина Владимировна, — улыбнулся незнакомец, переминаясь с ноги на ногу.
— День добрый, — машинально откликнулась хозяйка, напрягая память. — Не подскажете, где мы с вами встречались?
— Я — отец Николая Груздева, Сергей Емельянович, — представился мужчина.
— Вот почему вы мне показались знакомым! Что же это я держу гостя в дверях? Проходите, пожалуйста. — И она посторонилась, пропуская его в квартиру. — Вы, наверное, голодны с дороги, а я только что плов приготовила.
— В точку попали, — признался гость. — Я тоже кое-что прихватил с собой. — И он передал ей авоськи с продуктами, а рюкзак повесил на вешалку в прихожей.
— Ничего себе кое-что! — воскликнула хозяйка. — Этим роту накормить можно. — И через пару минут они уже сидели за столом, мирно беседуя.
— А как насчет шампанского? — спросил Сергей Емельянович.
— Мне бы пить не хотелось, — отказалась женщина тактично.
— Марина Владимировна! — В глазах гостя застыла просьба. — За мое освобождение.
— Ну, хорошо, — махнув рукой, уступила Сметанина и отправилась в комнату за фужерами.
Звон хрусталя и шипение шампанского создавали атмосферу праздника.
А женщина буквально поразила Груздева своей красотой: голубые глаза, время от времени прикрываемые длинными ресницами, аккуратный носик, чуть вздернутый кверху, пухлые губы и бархатная кожа лица, точеная, без единого изъяна, фигурка. Двадцативосьмилетняя женщина невольно привлекала к себе взор гостя.
— Извините за бестактность, но что общего у вас с моим сыном? — Он и сам не знал, для чего задал этот вопрос, просто слетели с языка слова, и все.
Сметанина заметно смутилась и чуть покраснела.
— Мальчик влюбился в меня, и сначала я его пожалела, а что из этого получилось, вы, наверное, знаете.
— Он писал мне, — кивнул гость.
— Это я виновата в его сломанной судьбе. Никогда себе не прощу! — воскликнула учительница. — Он ведь раскрыл мне глаза на человека, в котором я ошибалась.
И она рассказала всю историю, облегчая душу.
Сергей Емельянович не прерывал ее откровенный рассказ и, лишь когда женщина замолчала, спросил:
— Вы с ним ведь до сих пор поддерживаете отношения?
— На свидание съездить я так и не отважилась, но посылаю посылки, и мы переписываемся.
Груздев повертел в руках нераспечатанную пачку сигарет.
— Можно закурить?
— Конечно. Только откройте форточку. — Хозяйка подала ему блюдце. — К сожалению, пепельницы в доме нет.
— Благодарю. — Сергей Емельянович чиркнул спичкой. — Мой сын очень вас любит.
— Это такая любовь, как сына к матери.
— Не забывайте, Марина Владимировна, что он уже далеко не мальчик, ему недавно двадцать лет исполнилось.
Такое уточнение заставило женщину глубоко задуматься. У нее перед глазами все еще стоял подросток, и она не могла его представить как мужчину.
«Он действительно уже не ребенок, а восемь лет — не такая уж и большая разница», — впервые подумала она о нем как о взрослом.
— Я в очень сложном положении, — призналась она. — Он пишет, что вернется ко мне, а у меня к нему материнская любовь.
