зачерствела? — Внук вырвал у бабушки руку, подбежал к отцу, прижал его голову к своей маленькой грудке и зарыл лицо в волосах. Так не хотелось покидать ему родного человека. Он готов был простить ему грубость, лишь бы тот попросил остаться.
Сработало подсознание, что-то дрогнуло и оборвалось в душе молодого мужчины, но он почему-то подумал, что у Сметаниной Василию будет лучше, и не проявил внешне проснувшиеся на мгновение чувства, но и не отстранил сына от себя. Мысленно он прощался с ним навсегда, считая его пройденным жизненным этапом. «Нет для меня счастья в будущем, так почему мальчик должен со мной вместе мучиться?» — подумал Груздев. Он сдержался и тогда, когда теща увела плачущего ребенка из квартиры.
Оставшись один, Николай все чаще начал заглядывать в бутылку и иногда прогуливал работу, где на его вольность пока смотрели сквозь пальцы. Постепенно он становился горьким пьяницей, и по утрам голова частенько болела с похмелья.
Проснулся как-то Груздев от непонятных шумов и треска. Прислушался. Оказывается, это трещит у него в голове, а шумит в легких. Голова раскалывалась от вчерашней пьянки и дышать было тяжело, но он с трудом поднялся и обдумал свое нелегкое положение. Сколько и с кем вчера выпил, он не помнил, но по тому, что в карманах осталась одна мелочь, решил, что не так уж и мало перепало на ослабленный организм. Зайдя на кухню, кроме пустых бутылок и стаканов, ничего не обнаружил. О работе не могло быть и речи, деньги тоже кончились, а тайник с крупной суммой он оставил в родном Бузулуке. После того как проглотил литровую кружку холодной воды, его осенило, на страдающем лице появилось что-то похожее на улыбку.
Рядом с домом протянулась автомобильная дорога, по которой ходили маршрутные автобусы и троллейбусы, а за дорогой — лесополоса. В ней все страждущие и жаждущие или болеющие с похмелья принимали на грудь с раннего утра. Вот он и решил, что, увидев его кислую физиономию, мужики будут просто не в состоянии отказать пострадавшему от вчерашней пьянки. Мыслил Николай теперь узко, но целенаправленно. Наспех одевшись и проглотив еще одну кружку холодной воды, выскочил из подъезда. Перебежав дорогу, среди деревьев, на примятой траве, обнаружил уже веселенькую компанию.
— Ребята, налейте, пожалуйста, стаканчик. Я с похмелья умираю, а денег нет, — произнес Груздев на одном дыхании.
— С какой стати? — возмутились мужики.
— В «скорую помощь» иди, там принимает в экстренных случаях похметолог, а мы тебя впервые видим, — сострил самый бойкий.
— До «скорой» далеко, если вы не поможете, боюсь, мотор откажет. — Просящий опустился уже до такого состояния, когда обиды и оскорбления пропускают мимо ушей. Мужики недолго посовещались, и один из них предложил:
— Раз нет денег — рассмеши нас, тогда похмелим.
Николай ненадолго задумался и согласился, потому что иного выхода не видел. Рядом находилась остановка и просматривалась, как на ладони. Когда к остановке подкатил троллейбус, он с быстротой, которой сам от себя не ожидал, выскочил из лесополосы, заскочил сзади троллейбуса, схватил свисающие веревки и сдернул штанги.
В это время из задней двери вышел солидный мужчина, в костюме, галстуке, шляпе, с желтым портфелем под мышкой, напоминающий своим видом директора, за которым по каким-то причинам не заехала утром служебная машина. К нему страдающий с похмелья и обратился:
— Гражданин, подержите, пожалуйста, штанги, пока я один проводок прикручу, чтоб током не ударило.
Не успел обескураженный мужчина толком сообразить, в чем дело, Груздев сунул ему веревки в руки и убежал похмеляться.
Водитель, пробуя закрыть двери, пытался понять, что произошло. В конце концов догадался, что слетела штанга. Увидев наглеца, задерживающего движение троллейбуса, он с помощью рук высказал ему свою точку зрения. Да так, что желтый портфель остался на месте, шляпа улетела в одну сторону, а сам нарушитель, изобразив красивый пируэт, рухнул в противоположную. Устанавливая штанги на место, водитель уже более мягко добавил:
— Как не стыдно? Такой солидный мужчина, а дурачитесь хуже подростка.
Пока пострадавший поднялся и осознал, что же с ним, в сущности, произошло, на этом месте уже никого не оказалось. Со злости он произнес пламенную речь о шутнике, из-за которого угодил в идиотское положение, о водителе троллейбуса, с которым не разделял мнений о правильном способе выражать свои мысли, о плохой работе транспорта всего города, о личном водителе, которого решил заменить немедленно, а также о многих других, неведомых лицах. Так как его никто не слышал, кроме глухой старушки, появившейся после происшествия и попросившей повторить то, что он сказал, пострадавший плюнул и отправился на руководящую работу.
Рассмешив компанию, Николай успел пропустить стаканчик и заметно повеселел: щеки его налились румянцем, нос покраснел, все боли и шумы как рукой сняло.
На следующий день в проходной завода он нос к носу столкнулся с солидным мужчиной с желтым портфелем. Тот оказался новым директором завода. Пришлось уволиться по собственному желанию. Ни начальник цеха, ни мастер не смогли помочь. Но деньги в загашнике у него имелись, и он продолжил свою затянувшуюся на несколько лет пьянку.
…Проснулся мученик от яркого слепящего солнца, в полдень. Как ни странно, голова болела, но не сильно. В холодильнике стояла недопитая бутылка водки, но почему-то даже мысли о спиртном вызывали отвращение. Он, вероятно, дошел до такой черты, когда вставал перед выбором: или спиться окончательно, или собрать волю в кулак и вернуться к нормальной жизни. Николай выбрал второе. Он понял, что после Марины Владимировны никогда и никого уже не сможет полюбить так горячо и искренне.
«Остается одно — жить тем, чем бы жила она», — пришел он к запоздалому, но закономерному выводу. Почему же он тогда так поступил с сыном? Этот вопрос Груздева теперь занимал больше всего. А уж жена так бы не поступила с их сыном, потому и погибла, спасая его. Много воды утекло, но время еще на исправление ошибок есть. «Всю жизнь стану грехи замаливать, а расположение Василия верну», — решил Груздев для себя окончательно и бесповоротно. Уж чего-чего, а воли ему было не занимать.
Покончить с зеленым змием на поверку оказалось вовсе не простым делом, и только спустя пару месяцев Николай мог утверждать, что избавился от вредной привычки. Не пил даже в праздники, опасаясь опять сорваться в пропасть, из которой он едва выбрался.
Отечность спала, лицо его стало свежим, постепенно исхудалое тело набирало прежний вес. И если он еще не достиг прежнего вида и состояния, то был к этому уже довольно близок. Молодой организм быстро восстанавливал утраченные силу и энергию.
Николай выгнал машину из гаража, на ней еще сохранилась летняя пыль, несмотря на то, что наступил март, а какой по счету, он и сам не помнил. Погода еще стояла по-зимнему устойчивая, и показания термометра держались в районе восемнадцати — двадцати градусов мороза, но для Урала такой показатель морозным уже не назовешь.
Груздев подгадал так, чтобы приехать к теще за день до дня рождения сына. Послушный движок завелся практически сразу и равномерно заурчал. Николай давно не садился за руль и теперь испытывал наслаждение. «Ох и соскучился я по тебе». Он ласково провел рукой по панели, рулю и только затем коснулся ручки переключения передач. Сцепление отпустил слишком резко, и машина после непродолжительной пробуксовки рванула с места, вдавив водителя в спинку сиденья.
В это время года еще темнеет рано, и прибыл в Акбулак Николай затемно. Он хорошо ориентировался в небольшом городке и минут через семь-восемь, после очередного поворота, осветил окна Сметаниной. Выключил свет фар, заглушил двигатель и вышел на свежий воздух. Звонить не спешил, в расчете на то, что Лариса Михайловна догадается выглянуть в окно. И его предположение оправдалось. Хозяйка не только выглянула в окно, но вышла на улицу встречать зятя.
— Явился?
Дружелюбным ее тон назвать было нельзя.
— Прогонишь? — спросил зять вместо ответа, и чувствовалось, что он напряжен и решение
