— Пошли, — кивнула я.
— Доходим до Кеккотимарш — это около Итлара. Потом сворачиваем и доходим до Марувайвема, что около Эрга-манда. Это здесь, — безошибочно ткнул пальцем Апарш в карту, которую я перед ним развернула. — Теперь доходим до Кинаттвелли. — Увидев, что я не поняла, он пояснил: — Кинаттвелли — это река Аваланче, так называют ее тода. Отсюда идет дорога Куршавгудр. Надо идти и идти по этой дороге, пока не дойдем до Кимменпель. Это большой лес. Проходим лес и видим очень удобное место — Курубарр. Здесь мы садимся и едим. Поняла? Тебе все ясно?
Мне было все ясно, кроме одного. Я сижу на обочине шоссе, по которому мчатся автомобили и автобусы, сделанные в XX веке, и… обсуждаю со всей серьезностью маршрут в страну мертвых, аккуратно записываю в блокнот путь по крайней мере в I тысячелетие до н. э. И этот путь мне почему-то не кажется нереальным. Вот это было несколько странным и неясным и наводило меня на некоторые печальные размышления. Поистине все смешалось на этой планете. А может быть, планета здесь ни при чем? И все дело в моих уставших мозгах?
— О чем ты думаешь? — откуда-то издалека прозвучал голос Апарша. — Слушай же дальше.
Я стряхиваю оцепенение и опять берусь за карандаш.
— Мы видим гору Парнершпем и карабкаемся на нее, — как ни в чем не бывало продолжает Апарш, — потом спускаемся. Здесь стоят два камня. Один Неджмудкаш, а другой Панипкаш. Потом доходим до Пуверикен, это река в три фута шириной. Только хорошие люди могут перейти эту реку по нитяному мосту.
— Сколько миль до нее? — спрашиваю я.
— Пять миль от истоков Верхней Бхавани. За ней будет река Пувитиар. Здесь мы смываем с себя пепел, потому что нас сожгли после смерти.
'Мы смываем с себя пепел, — автоматически пищу я, — потому что нас сожгли'. Смысл фразы никак не укладывается в голове.
— Кого сожгли, Апарш? — переспрашиваю я.
— Амма! — назидательно говорит он и надвигает красную повязку совсем на глаза. — Я думал, ты умнее.
Не могу же я сказать Апаршу, что до сегодняшнего дня я тоже так думала.
— Ну ладно, — малодушно соглашаюсь я. — Смыли пепел, а дальше?
— Пувитиар, — объясняет Апарш, — значит 'камень пепла'. Дальше идут два пути. Патталвал — 'правый путь', это для мужчин. А Пушталвал — 'левый путь', для женщин. За лесом с двумя тропами есть долина Падматар. Там живет собака Пурешной.
В это время на шоссе показывается небольшой крытый автофургон. Машина замедляет ход и останавливается. Апарш вскакивает и бросается к бидонам.
— А дальше что? — кричу я ему. Апарш уже из кузова громко отвечает:
— Дальше ничего! Мы уже пришли в Аманодр. Шофер высовывается из кабины и удивленно переводит взгляд с меня на Апарша и опять с Апарша на меня.
— Куда пришли? — спрашивает он.
— В страну мертвых, — как можно равнодушнее отвечаю я.
— Тьфу! — почему-то свирепеет шофер и дает газ. Машина срывается с места и, гремя бидонами, исчезает за поворотом.
На шоссе теперь пусто: ни Апарша, ни его бидонов с буйволиным молоком. Может быть, мне все это приснилось? Но вот мой взгляд падает на карту. Она лежит одиноко на траве, придавленная по краям камнями. Жирная извилистая линия 'пути в страну мертвых' пересекает ее с севера-востока на юго-запад. Значит, Аманодр существует…
Пройти по следам Понетана оказалось не так-то легко. На все просьбы провести меня в Аманодр отвечали односложно:
— Ён запретил живым туда ходить.
Ну не умирать же в самом деле для этого.
Старейшины рода Карш, выслушав меня, качали головами и скребли бороды. Казалось, никакие доводы на них не подействуют. Но все наконец решила случайная фраза.
Старейшины устали от пререканий со мной, и один из них спросил:
— Амма, почему ты хочешь идти в Аманодр тода, сходи в свой.
— У нас нет Аманодра.
Старейшины перестали скрести бороды и в недоумении уставились на меня.
— Как 'нет'?! — закричали они в несколько голосов. — А куда же люди твоего племени идут после смерти?
— Я не знаю, они мне не сообщали об этом.
— Аё! Амма, как же можно так жить? Что это у тебя за племя? — переполошились старейшины.
— Племя как племя, — сказала я. — И без Аманодра как-то обходимся.
Чувства гостеприимства старейшин рода Карш были подвергнуты жестокому испытанию. Они поняли, что отказывали в посещении страны мертвых человеку, у которого не было собственного Аманодра и которому после смерти негде преклонить голову…
Через неделю, напутствуемые благими пожеланиями старейшин, мы отправились в страну мертвых. 'Мы' — это Мутикен, его брат Наждоць и я. Сначала мы сели на автобус и поехали в направлении к Керале, к истокам реки Верхняя Бхавани. Ездить в страну мертвых на автобусе — удовольствие ниже среднего. Но вот шоссе кончилось, автобус развернулся и укатил, а мы остались у подножия невысокой горы. Повсюду, насколько хватало глаз, голубели Нилгири, и только на западе были видны вершины Западных Гхат.
— Нам туда. — Мутикен показал по направлению к Гхатам. — Миль десять, не больше.
Правда, как потом выяснилось, их было пятнадцать. Но когда речь идет о путешествии в страну мертвых, никто с милями не считается. Мы шли через горы, карабкались на них, спускались с них. Мы продирались сквозь заросли. И Мутикен кривым тяжелым ножом рубил кустарник. Не было ни тропинок, ни удобных подъемов. Мы брали горы в лоб и скатывались с них прямо в горные потоки. И так миля за милей, по пути мертвых, в их страну. Но у этого пути были свои древние приметы. Вот брошенный древний храм на склоне горы. От него остался только фундамент — круг неотесанных камней. Перевалив очередную гору, мы увидели плоский камень, врытый вертикально в каменистую почву. Это был знаменитый Неджмудкаш — 'камень забвения'. Он имел метра полтора в высоту. Мертвые в Аманодре должны жить счастливо и без печали. Если коснуться грудью Неджмудкаша, то забудешь о живых родственниках и друзьях и больше не будешь о них грустить. Напротив стоит камень Панипкаш. Он снимает все болезни. Милях в трех от камней в мрачном ущелье течет река Пувитиар. На ее берегу лежит огромный гладкий валун. В этой реке мертвые смывают с себя кремационный пепел и сажу и дальше идут чистые и умытые. От Пувитиар мы опять поднимаемся в гору, пересекаем ложбину, поросшую джунглями, и снова поднимаемся. На горизонте видна еще одна вершина. Она господствует над местностью. Это Темушкуль. За ней уже Керала, Малабар. Наждоць показывает на склон Темушкуля.
— Там Аманодр, — говорит он.
Мы снова двигаемся в путь. Не знаю, как для мертвых, а для живых путешествие в Аманодр — занятие утомительное. Мы идем по пути людей, а есть еще путь для буйволов. Люди приходят в Аманодр с востока, буйволы — с северо-востока. Наконец мы снова подходим к джунглям. У самой их опушки я вижу два кольца камней. Это древние погребения, этапы какого-то маршрута далекого прошлого. На поверхности остался только ряд камней, остальные глубоко ушли в землю. Каждый из этих кругов около 3 м в диаметре. В середине лежат плоские каменные плиты.
В джунглях прохладно, все располагает к длительному отдыху. Лес священный и называется 'патольрх', что значит 'двойной путь'. Женщины идут по своей тропе, мужчины — по своей. Здесь Мутикен показывает мне две тропы: 'правый путь' и 'левый путь'. Все в подробностях совпадает с маршрутом Апарша. За лесом течет ручей, и мы выходим к тихой заводи, образуемой крутым его изгибом. Это Пуверикен. На берегах заводи строго друг против друга стоят два высоких гранитных валуна. Сюда приходит бог страны мертвых Ён и натягивает нитку между валунами. Мертвые идут по нитке. Тот, кто грешил — убивал, воровал, не уважал мать, был подл и лжив, — по нитке пройти не сможет и упадет в воду. Там пиявки сосут из него кровь. Грешник остается в воде до тех пор, пока Ён не простит его. Тогда к заводи
