его вопрос, не пошел ли кворжам от Квотена, ему сообщили, что кворжам 'древнее Квотена'[67]. Того самого Квотена, который был лично знаком с богами тода.
Многие из молодого поколения тода не знают и не помнят слов кворжам. Однажды Мутикен довольно точно выразил мнение этой части племени о древнем языке.
— Очень трудные слова, — сказал он. — Даже произнести трудно. И перевести нельзя. Только несколько стариков способны это делать…
Кворжам можно считать 'священным' языком, тесно связанным сейчас с религиозным ритуалом и с устной традицией древности. Но у тода есть еще один язык, который Риверс называет тайным. Действительно, этот язык тода используют, когда не хотят, чтобы другие их поняли. Употребляются не только другие слова, но и смысл фразы становится условным. Такой язык называют 'каликатпими'. В каком соотношении находятся каликатпими, кворжам и обычный язык тода, сказать еще нельзя. Для этого требуется специальное лингвистическое исследование. Пока остается делать только предположения. Возможно, что каликатпими и есть тот 'чистый' язык тода, не засоренный поздним, влиянием современных дравидийских языков. Риверс в своей работе приводит несколько интересных примеров такого языка[68]. Правда, что касается перевода, то здесь возможны всякого рода неточности, которые часто случаются в переводах малоразработанных языков на другие. Например, на обычном языке тода фраза 'Приготовь молочную пищу' звучит: 'Парс адр'. На каликатпими — 'Нонк нар пуд мудн таршк'. В дословном переводе это значит: 'Поставь то, что пришло из четырех сосков, под дерево'. Или: 'Спрячь буйвола в лесу' — 'Итен акаик уд', а на каликатпими — 'Кудр валвпои торс улар ки', то есть 'Изогнутый рог, иди в лес'. Очень многие вещи и предметы имеют свои значения и специфический смысл на каликатпими. Так, 'рупия' — это 'атчертваи', или 'то, что напечатано'; 'масло' — 'пелтпол' ('белая вещь'); 'сахар' и 'мед' — 'тичедпол' ('сладкая вещь'); 'солнце' — 'етудол' ('великий человек'), и так далее. Интересны определения, которые дают тода на этом языке соседним племенам и местным жителям. Тамилы и бадага называются 'тутар катваи', то есть 'те, кто носит тюрбан'; кота — 'кимас итваи' ('тот, кто ниже'); курумба — 'ар картпол' ('человек, стерегущий путь'); европеец — 'пелтпол' ('белый человек').
Многие специфические слова каликатпими тода совершенно не используют в своем обычном языке. Судя по всему, черты архаичности и неразвитости в каликатпими выражены резче, чем в так называемом современном языке тода.
Таким образом, язык тода, или, вернее, языки, как и культура этого удивительного племени, живыми нитями связан с далеким прошлым. Использовать эти пока не оборвавшиеся нити для выяснения подлинной истории тода представляется вполне реальной, правда пока еще не осуществленной возможностью.
путешествие в страну мертвых
Пожалуй, среди тода найдется немного таких, которые бы знали столько легенд, сколько их знает Нельдоди. Однажды он спросил меня:
— Ты слышала о Понетане?
— Нет.
— Так послушай.
'Давно это было. Много поколений тому назад, а сколько — не помню. Жил в Нажмиодре человек из рода Карш. Звали его Понетан. Он был очень богат и имел много буйволов. Так много, что, когда он утром выпускал их из загона и первый буйвол доходил до горы Мупуф, последний еще оставался в загоне. В те времена люди свободно ходили в Аманодр навещать своих мертвых родственников, а буйволы умели разговаривать, как люди. Была у Понетана одна священная буйволица. Она была такая священная, что тот, кто пил ее молоко, сразу умирал. Однажды Понетан отправился в Аманодр. А в это время в манд прилетела ворона. Ворона, все это знают, лживая птица. Ей очень хотелось иметь буйволов Понетана. Она сказала священной буйволице, что Понетан приказал ей идти в Аманодр и прихватить с собой еще тридцать других. Буйволы двинулись в Аманодр. Но случилось так, что Понетан вернулся из страны мертвых раньше, чем его ожидали, и на дороге, недалеко от Нажмиодра, увидел бредущих буйволов. Он спросил их:
— Куда вы идете?
— К тебе в Аманодр, — ответили буйволы и рассказали Понетану о вороне.
Тут Понетан понял, что ворона хотела обмануть его и буйволов. Он заплакал от горя и радости. И буйволы тоже заплакали. От их слез образовалась большая лужа. Ее и сейчас можно видеть у Нажмиодра. С тех пор живые перестали ходить в Аманодр. И буйволов убивают во время погребальной церемонии, потому что они не могут ходить живыми в Аманодр'.
— Хорошая история? — спросил Нельдоди.
— Очень, — ответила я. — А кроме Понетана, кто-нибудь из живых ходил в Аманодр?
— Я же сказал, — удивился Нельдоди моей непонятливости, — что очень многие туда ходили.
— А легенды еще об этом есть?
— Ну, амма! — развел руками старик. — Тебе расскажешь одну легенду, а ты сейчас же требуешь еще. Ну ладно, слушай. Ёна знаешь?
— Лично нет, а только по рассказам.
— Так вот бог Ён тоже не всегда жил в Аманодре. Он отправился туда, когда умер его сын Пюв, и забрал с собой буйволов. Но Текерзши попросила Ёна вернуть буйволов живым людям. И Ён согласился. Тогда люди из рода Норш отправились в Аманодр за буйволами. Ён дал им, кроме буйволов, золотую посуду для храма и золотую сбивалку для масла. Но эти тода так занялись разговорами со своими умершими родственниками в Аманодре, что забыли захватить с собой посуду и сбивалку. Они вспомнили о забытых вещах на полпути и снова вернулись в Аманодр. Но бог Ён рассердился на них за то, что они не взяли сразу его подарки, и не отдал им золотую посуду и сбивалку. 'Сделайте теперь все сами', — сказал он этим растеряхам. 'Но у нас нет золота, — ответили опечаленные люди. — Только боги могут дать нам его'. 'Ничего, — засмеялся Ён, — обойдетесь без золота! Идите и сделайте все из бамбука'. Вот с тех пор люди и делают посуду и сбивалку из бамбука. Ну, теперь ты веришь, что не только Понетан ходил в Аманодр?
— Верю, — сказала я и подумала о том, что в каждой легенде есть свое рациональное зерно. А что, если это 'зерно' — Аманодр? Ведь ходили туда живые когда-то. Значит, Аманодр реально существовал, а может быть, и существует.
— Нельдоди, — начала я осторожно, — ты знаешь, где Аманодр?
— Знаю, — серьезно и без колебаний ответил он и показал рукой на запад.
— Туда можно пойти?
— Можно. Только сейчас живые туда не ходят. Ты же слышала историю о Понетане.
— Слышала. А ты знаешь путь в Аманодр?
— Знаю. И Мутикен знает.
— Своди меня в Аманодр.
У Нельдоди отвисла нижняя челюсть. Он махнул безнадежно рукой и, не сказав ни слова, с достоинством удалился. Я поняла, что на Нельдоди рассчитывать не приходится.
Ивам посоветовала поговорить об этом с Апаршем. В манде, куда я отправилась на следующий день, Апарша не оказалось. Мне сказали, что он сидит на шоссе с молоком и ждет машину из кооперативного общества. И действительно, пройдя с полмили я увидела скучавшего на обочине шоссе Апарша в окружении молочных бидонов.
— Эй, амма! — сразу оживился он и лихо, как-то по-разбойничьи сверкнул глазами из-под красной повязки, надвинутой на самые брови.
Я объяснила цель своего прихода.
— Аё! — удивился Апарш. — Но ведь никто в Аманодр теперь не ходит. Последним там был Понетан.
В устах Апарша эта фраза прозвучала так обыденно, как будто Понетан был по крайней мере его соседом. Но рассказать, как пройти в Аманодр, Апарш все-таки согласился.
— Надо идти на запад, — начал он. — Значит, пошли?
