Всадники Ветра

посмотрела в его глубокие серебристые глаза сверху вниз.

— Я не придаю своим волкам большего значения, чем тебе, Ленс, — он все еще недоверчиво на меня поглядывал. — Просто вчера произошло нечто такое…

Молчание тяжело повисло между нами, неловкость сковала мой язык и горло.

— Такое, что ты не можешь мне рассказать, — печально заключил Силенс.

— Могу, — возразила я, но не нашла подходящих слов, принц помрачнел.

Он отвернулся, но нужные предложения так и не срывались с моих губ. Может, принц отчасти прав, и волки важнее, ведь я неуверенна в том, что люблю его.

— Просто я не сумею выразить это… так. Даже мыслями я не объясню тебе всего того, что произошло вчера между мной и ими, — попыталась я донести хоть кусочек правды. Надежда, блеснувшая в нем, поразила.

— Действительно? А могу я знать их имена?

— Волчицу зовут Ниллица, а волка — Алди, — не сомневаясь в правильности того, что я сейчас делаю, пояснила я. — А тебя они называют вожак, мне так и не удалось объяснить им, что в нашей стае вожак — король Энтраст.

Удивление приятно согрело мои окаменевшие чувства, на губах принца появилась недоуменно- радостная улыбка, он заметно расслабился.

— Я не предпринимаю попыток скрыть от тебя правду, Ленс, она часто просто-напросто не поддается человеческому способу общения. Иногда и я не понимаю, что происходит или произошло в той или иной степени.

— Теперь я смыслю, — кивнул Силенс. — Это подобно тому, если бы ты попросила рассказать тебе о принципе действия Королевской магии. Я ее понимаю, но обличить в слова знания очень сложно. Даже Ялдон учил посредством мысленного контакта. Так что я не вправе на тебя злиться, — сквозь улыбку произнес он. — И я, конечно, отпущу тебя на охоту. С волками тебе нечего бояться.

— О да, — хмыкнула я, впервые задумываясь о силе своих животных. Алди победил крупного воина, хотя сам практически не пострадал. Если бы он понимал смысл схватки, то «красный» вообще не сумел бы его ранить. Если что-то пойдет не так, они защитят.

Теперь тишина в кабинете не отягощала нас, просто мы передавали друг другу свои чувства, от этого приятно затеплилось в груди.

— Знаешь, они атаковали того человека, что причинил боль моему сознанию, — вдруг призналась я, почувствовав, что у меня нет причин скрывать это перед своим мужем. Хотя о зове, что начинался в шраме, решила пока что умолчать.

— Человека? — пальцы принца успокаивающе коснулись меня.

— Ну да, я увидела его благодаря Ниллице, которая решила его атаковать. Когда они набросились на него, меня неожиданно вытолкнуло за пределы волчьих сознаний. В какой-то комнате я увидела мужчину, можно сказать, парня. Он молод и светловолос.

— Почему же…

— Не думаю, что королю было бы интересно, — пояснила я, пожимая плечами. «Не думаю, что ему вообще что-то интересно», — саркастически добавила я про себя.

Силенс переплел пальцы и в задумчивости положил подбородок на сложенные руки. Его искренность приятно радовала мою душу, которая рядом с ним чаще всего избавлялась от тревог.

— Это интересно, нужно его поискать, — начал рассуждать Силенс вслух, но осекся. — А пока ты можешь отправляться на охоту, принцесса, — язвительно ухмыляясь, вспомнил принц о моей странноватой просьбе.

Я тоже улыбнулась и в спешке покинула его кабинет, постоянно чувствуя его взгляд промеж своих лопаток. Он мне не доверял? Да нет, скорее всего, принц просто задумался над моими словами. А что если Силенсу удастся разрешить вопрос о зове? Просто теперь эта чарующая музыка влияла на меня сильнее. Слова светловолосого парня расшевелили что-то еще в моей душе, которая теперь металась, как дикая птица, неожиданно попавшая в чуждую ее природе клетку. Она разбивала в кровь свою покрытую шикарными перьями грудку, но не оставляла бездумных попыток освободиться. Это сравнение испугало. Неужели я тоже так явно мечтала о свободе, чувствуя давящие прутья золотой клетки?

Вскоре я вышла через разлом в стене, решив, что Шудо не место на этой ночной охоте и побрела туда, где поджидали волки.

Ниллица нетерпеливо дергала хвостом, когда я узнала две серые тени под высоким раскидистым дубом. Увидев это дерево, неожиданно замерла, и широко распахнутыми глазами начала разглядывать могучий и древний ствол, будто бы раньше я никогда не видела таких растений. Шок от дуба все не проходил, а Алди начал озлобленно рычать, с трудом оторвавшись от созерцания твердой коры, медленно пошла вслед за ними.

Теперь я могла вдоволь насладиться красотой хищников. Бугристые и эластичные мышцы красиво перекатывались под блестящей шкурой, внушая истинный ужас. Движения волков размеренные и точные вызывали восхищение, животные явно не собирались тратить энергию попусту. Каждая шерстинка в их шкуре лоснилась от ухоженности, сверкала, переливалась в лунном свете, который нежной молочной волной накрыл мгновенно потемневший лес. Шелестящие листья колдовской музыкой окутывали меня, делая воздух тугим и упругим, и он неохотно расступался перед моими шагами. А покалывание по всей коже приводило в неописуемый экстаз, и в сочетании головокружительных запахов, которые врывались в сознание в смеси соленого морского воздуха, духа свежей травы и цветов, это просто сводило с ума. То, что давала связь с волками, не купишь ни за одни деньги мира, никакие сокровища не сравнятся с тем, что может дать природа в своем девственном и чистом проявлении. Это было, что ни на есть, настоящее, в котором хотелось не существовать по привычке, а жить. Жить мыслями и чувствами, единением с миром и таинственной магией, которая дрожащей пульсацией, как свежий приторный мед, сладостно разливалась по венам. Какое удовольствие может заменить это? Просто абсурдно, комично предполагать, что какие-то человеческие придумки способны затмить это не просто головокружительное и сногсшибательное впечатление, а верх гениальности окружающего мира? Все людские пороки вдруг предстали в смехотворном виде, меня поражало это тупое неведенье, когда человек вырубал лес, дабы построить себе никчемную хижину или таверну, в которой он будет до посинения накидываться алкоголем. Зачем? Почему остальные не могут увидеть этой первозданной красоты, ощутить в легких неподдельную свободу и, самое главное, отпустить себя на волю мира, в котором суждено родиться?

Это понимание шокировало не просто глубины моей души, оно затмило все то, что я знала и любила раньше. Почему магия с волками привела к такому умопомрачительному эффекту, я совершенно не предполагала, но мне не жаль. Каждое мгновение похожее на бесконечную тягучую каплю проведенное этой ночью в полном загадок и тайн живом летнем лесу изящным узором вплелось в мою память. Что-то лишнее ушло из меня, я была полностью открыта этому ощущению, осознавая, что Ниллица и Алди подвержены такому же всепоглощающему благоговенью, как и я. Союз трех молодых уверенно бьющихся сердец открыл нам нечто невообразимое и фантастическое, но самое обидное, что это чудо не пряталось никогда и ни от кого. Любой человек, любое животное, да кто угодно, в конце концов, сумел бы увидеть эту природную магию, если бы захотел смотреть. Но люди… как они разочаровывали. Вот оно — счастье. Оно лежало у них на ладонях, оно сочилось меж их невежественных пальцев, глаза их видели его, но сознание отказывалось воспринимать. Человеку хотелось нечто существенное, придающее ему вес в обществе, то, чего не было у других. Моя раса просто сознательно отказывалась воспринимать истину в чистейшем виде, предпочтя природную естественность, красоту и то благоговейное счастье, что они дарили, своим грязным порокам, в рутине которых все становилось ничтожным и глупым. Почему? Ну почему?! Мне так яростно захотелось рассказать об этом чуде всем и каждому, чтобы они сумели обрести счастье в полном его проявлении, но решительно понимала, что это человеку не дано. Нынешнему человеку. Он не хочет замечать того, что у него под носом. Очень жаль. Я бы наверняка расстроилась, если бы мое тело и сердце не были полны первозданным и древним счастьем, что сочилось ото всюду. Если бы я показала бедняку раскрытые пустые ладони, он посмеялся бы мне в лицо, не заметив того, что видела я. А там было оно. Счастье.

Задыхаясь в эйфории, я скользила по ночному лесу, постепенно изумление уходило на второй план, уступая место неописуемому спокойствию, которое все усиливалось и усиливалось. Теперь мне не надобно