хлеб, и размазывают тонким слоем. И ведь держится веками! И яркости цвета не теряет!
Перед покраской двери они еще позакрашивали кучу небольших дощечек — на образцы. Косиде тоже предложили покрасить такую дощечку, но он почему-то очень перепугался, чуть под стол не залез. И говорит: «Пусть лучше Неко-сан красит». Я то есть! А мне что, я и стала красить, без всяких предрассудков. Ничего, процесс занятный, только пованивает порядком. Потом они за дверь взялись. И закрасили ее. За всем этим наблюдали какие-то корреспонденты, до зубов вооруженные фотоаппаратами. Уж они щелкали, уж они снимали! Причем меня в основном. Косида сказал, что в завтрашнем выпуске киотийских новостей все выйдет. Но я, конечно, той передачи не видела, к сожалению.
Потом мы еще с Косидой в один храм заехали. Погода была хорошая, закат солнечный, лучи сквозь пушистую травку просвечивают, вороны у пруда гуляют. Тут, знаете, не вороны, а вороны везде. Огромные, черные, носатые, и голос у них другой — не противный и резкий, как у наших: «Каррр! Каррр!» А такой мягенький, интеллигентный: «Кагь! Кагь!» Смешно.
Потом Косида меня домой отвез. На дорогах пробки были. Я бы на электричке за час добралась. А так — три часа ехали. Но я не расстроилась, потому что Косида всегда так со всеми обращается (а со мной — особенно), как будто это не люди, а хрупкие елочные игрушки. И машину так же ведет. А это приятно. Его, кстати, на самом деле зовут Нобуку, а Косида — фамилия. Только он своего имени отчего-то не любит.
По иронии судьбы с японской Охраной памятников я имею несравненно больше дел, чем с родной, нашенской. Сегодня ездили с Сакураи смотреть два храма, которые претендуют на звание архитектурного наследия. Один — большой осакский храм Дзинендзи. Другой мелкий какой-то храмик, но у него там во внешней стене такая странная часовня, которая в их архитектурную теорию совсем не укладывается. И они подозревают, что первоначально ее назначение было совсем другим, только не ясно, каким именно. У этой часовни сгнила балюстрада, и они думают ее реставрировать. Сакураи сказал мне:
— Будь моя воля, я бы эту верхнюю пелерину оставил старую, заменил бы только балясины и нижнюю часть столбов. Но если я так сделаю, плотники меня прибьют!
— Надо же, сэнсэй, вы, оказывается, тоже плотников боитесь, а я-то думала, что одна я такая ненормальная!
Сакураи даже не смеется:
— Плотников все боятся, не переживай.
— Вот те на!
Еще с нами ездили Косида и аспирант Фуруи, любимый ученик, как его Сакураи называет. Весь август и сентябрь Фуруи видно не было — на каникулах отдыхал, а явился ужасно похудевший. Раньше он был довольно упитанным пареньком. Интересно, отчего он похудел? Но спросить как-то неудобно…
В храме Косида с Фуруи стали все фотографировать. Фуруи новичка-Косиду тихонько подправлял — очень незаметно все показывал, поручал ему работу попроще. На них было приятно смотреть: Косида ведь не архитектор, хоть и старается. Не знаю, смогли бы наши парнишки так тактично и по-взрослому решить эту довольно политически тонкую ситуацию. Я им помогала — держала рулетку с одной стороны и пялилась в чертеж. Они меряют все не в сантиметрах, а в сяку и сунах. Один сяку — приблизительно 30,3 сантиметра, а сун — его десятая часть.
Внутри храма, между колоннами, лежат полоски деревянного пола. Как шахматные клетки. А между ними — татами. Когда идешь по татами, оно не оставляет впечатления незыблемой твердыни, пружинит и слегка проваливается. А когда вдруг наступаешь на полоску дерева между колоннами, чувствуешь себя как на островке твердой земли, на надежном оплоте. Вообще, холодно было. Полумрак, подсвечники в виде ушастых черепах. Букеты из астр и можжевельника. От астр — знакомый запах, он напоминает о нашей осени и наших гулких сельских церквях, где тоже, бывает, стоят такие букеты. Во дворе храмов — замшелые камни и дождь, дождь…
Мы с Дашкой поехали в Асука. Раньше это была столица Японии. Она еще древнее, чем Нара, ей более полутора тысяч лет. Асука не похожа на другие японские местечки. Она широкая и разбросанная. Не зажатая в тесные улочки с храмами и подпорными стенами. Нет! Она холмистая и полевая. Представьте себе: очень желтые колыхающиеся поля — это созревший рис. Между колосками растут ряды бордовых пушистых лилий мандзисяге, тоненько-лепестковых, усатых таких. Желтые поля с красными пятнами и полосами. Дальше — ультрамариновые зубцы гор. А за ними — лимонное закатное небо с прозрачными перьевыми облачками. И запах горящей ботвы. Как у нас осенью. И деревья созревшей хурмы. Они небольшие, толстенькие, листья на них почти все облетели, одни плоды висят, и солнце их просвечивает насквозь, такие они спелые. Вот уж где я за всю жизнь хурмы наелась! Вечно дома я ее не могла есть столько, сколько хочется. А тут — прямо с веток. Кайф!
Хурма по-японски будет «каки». Идем мы с Дашкой по Асуке, рвем хурму прямо с деревьев и жуем. И тут она решает похвастаться одному своему знакомому на родине — отправляет ему с мобилки имэйл следующего содержания: «Ага! А мы тут КАКИ едим!» Причем ни Дашка, ни я ничего странного в этом послании не видим. И только когда в ответ приходит крайне взволнованный имэйл: «ЧТО-ЧТО вы едите????!!» — мы начинаем хохотать, как сумасшедшие.
Так вот, идешь в Асуке через поля по узким тропинкам, как Элли через маковое поле. Спать хочется. Кое-где метелочки риса не желтые, а черные — другой сорт. Полевых и полудиких цветов много: космеи, мальвы, майоры, чернобровцы — наш типичный состав. В полях стоят храмы. И дороги к ним вымощены (нет, не желтым кирпичом, хотя напрашивается), ультрамариновой, поставленной на ребро черепицей. На перекрестках дорог стоят среди полей навесы с полочками, в них уложены запакованные фрукты и овощи и стоят коробочки. Там пакетики, каждый — 100 иен стоит. Кладешь деньги в такую вот коробочку и берешь, что тебе надо. И статуи божеств дороги тебя встречают. Все — с букетами полевых цветов и в шерстяных малиновых вязаных шапочках — наверное, по случаю осени. Летом-то вся эта братия в панамках щеголяла!
А храмы такие старые, что многих зданий в них не сохранилось — одни только фундаменты указаны. И в фундаментах этих есть что-то откровенно древнегреческое. Диптер, периптер, все имеется. В Японии даже размеры храмов описывают не длиной-шириной, а количеством интерколумниев — пролетов между колоннами. Точно так же в Древней Греции считали.
Иногда посреди полей зеленые холмы. Там — древние могилы. Настоящие скифские курганы, только размеры их огромны. Называются местные захоронения «кофун». Мы в некоторые заходили — целые пещеры под камнями. Кстати, о камнях — в Асуке много очень древних камней-изваяний: камень с выбитым на нем символическим солнечным кораблем, большие обезьяны. Еще есть Чертовы камни. А самый удивительный камень — огромная веселая черепаха. Такая толстая, круглая, с маленьким хвостиком. Под боком у нее растет компания красных лилий.
Храм Асука-дера — самый старый буддийский храм Японии. Много раз перестроенный и недоукомплектованный, конечно. Но внутри там есть Большой Асукский Будда. Не такой огромный, как в Наре, и даже меньше, чем в Камакуре, — метра три с хвостиком в высоту. Но это однозначно — лучший Будда. Меня, вообще, далеко не все подобные скульптуры восхищают. Но этот! Сидит себе тихо, руки большие, широколобый. Не статуя, не бог, не пророк. Просто пожилой и усталый, очень мудрый и очень добрый человек. Теплый очень. О такого погреться хочется. Там монах экскурсантам про Будду рассказывал. Будде почти две тысячи лет, и даже мастер-скульптор известен — его звали Сиба Тори. Потом туристы все разошлись. А я сидела на деревянном полу напротив Будды и разглядывала его. Глаза у Будды миндалевидные, их острые уголки задраны к вискам, волосы курчавые. Я сидела-сидела и заснула… Хорошо мне напротив Будды спалось. А потом я ушла. Вечно же там не посидишь. Наверное, еще приеду к нему. И не раз.
А еще — мы с Дашкой поехали в Кисиваду. Кисивада — маленький замковый городок недалеко от Осаки. Он в основном знаменит своим безумным фестивалем с несущимися на дикой скорости колесницами. Фестиваль бывает в середине сентября, но в этом году я на него не попала, потому что была на Окинаве. Надеюсь попасть в следующем. А сейчас мы с Дашкой решили съездить в Кисиваду просто так — поглядеть, на что она похожа. Там симпатичный небольшой, окруженный рвом замок, старая малоэтажная застройка, несколько крупных храмов с милыми скульптурами: у каждой — свое лицо. В замке ходил молодой человек в самурайской одежде — черной, с родовыми гербами, очень красивой. Самое интересное в его наряде — большие белые кроссовки, высовывающиеся из-под развевающихся штанов- хакама.
