Хрустальная мозаика дверного полукружья. Её путь оканчивается здесь. Аля останавливается, цепляясь взглядом за пол. Скулы напрягаются, а глаза, вдруг, влажнеют непрошеными слезами. Но девочка сразу же распрямляется. Решительно и резко вскидывает голову. Возвращает лицу восковую маску бесстрастия. Пальцы прихватывают зажимы у ворота. Огненная хламида плаща соскальзывает с плеч. Толкающий мах ладони. Створки расходятся. Выдохнув до конца воздух, как перед погружением в ледяную воду проруби, Аля ступает внутрь.
* * *
А это хорошо, отлично даже, что воздуха нет! И, вместо вскрика, получился вдох. Глубокий. Но осмотрительно беззвучный.
Кровавая вакханалия вряд ли уже окончена. И в этих истерзанных, изломанных останках, распластанных на белом мраморе пола, еще теплится слабая искорка жизни. Он, значит, растягивал удовольствие. Не убивая сразу, а продлевая и продлевая их мучения. Чтобы сполна насладиться каждым последующим взрывом отчаяния и боли, этим своеобразным коктейлем гормонов и адреналина....
Одна.... Вторая.... Еще две в глубине алькова. Господи, да приберите же, на это невозможно смотреть!
- Хозяин не велел, миледи!
Наморщив брови, Аля стискивает челюсти. Как пить дать, он проделывает это специально! Её боль тоже вхожа в рецепт его удовольствия. Пускай и называется по-другому: закаливанием воли. Воли! Ха-ха и хи-хи! Да её выдержке уже армия камикадзе обзавидоваться может. А вот то, что в душе творится, не его дело гребаное, черт подери! Туда она его не впустит, по собственному пожеланию - никогда!
Уведя глаза от подернутых смертельной пеленой, синюшных застывающих личиков, девочка медленно движется дальше. К арке, отделяющей от зала обширные спальные покои.
Первое, что ловит захлебнувшийся мукою взгляд, немедленно уроненный вниз, к собственным ногам - два слившихся воедино силуэта, посреди залитой ярким дневным светом комнаты. Мерцающий белый шелк набедренной повязки кричаще контрастирует с бронзовым рельефом могучих мышц. Иссиня-черные кудри рассыпались по обнаженным плечам. Восставший из Валгаллы бог войны, упивающийся жертвенным подношением верных своих фанатиков! Хрупкая девичья фигурка полувисит бессильно в железных объятиях беспощадных рук. Тонкие пальчики уцепились за запястья мучителя, будто силятся оторвать, освободиться. Но головка уже запрокинулась набок, упав щекою на плечо. Глаза закатились. А дыхание сухим шелестом агонии вырывается толчками из раскрытого рта.
Несчастная невольница, как и те, в зале, полностью раздета. Одной рукою рагезт удерживает её за талию, другая - прижата к груди. Длинные пальцы впиваются в измученное тело. Черные лезвия ногтей погружены в трепещущую плоть. Глубокие тонкие порезы продолжают сочиться вязко густеющими потеками. Прильнув губами к бледной тонкой шейке, трансформер чуть покачивает склоненной головой. Со стороны кажется, что он нежно целует пленницу. Так невесомы, так осторожны и чутки его движения. Но Але слишком хорошо известно: происходящее и отдаленно не схоже с лаской. Ввертевшись штопором глубоко в прорезь раны, подобно острейшему ножу, кончик его языка проткнул стенку артерии. И тянет теперь кровь, медленно, но верно высасывая вместе с нею и жизнь. Похоже, по каким-то своим извращенным соображениям, хищник решил применить на сей раз частичку гипноза. Возможно, сподобился проявить снисхождение, но скорее - для большего удобства. Поскольку сопротивлением и криками пресытился по горло.
Глядя в сторону, Аля опускается на одно колено. Против стараний глухо произносит:
- Приветствую моего господина. Ты приказал. Я здесь.
- Не приказал, малыш. - Лимонные кошачьи глаза поднимаются, останавливаются на её расстроенном лице. Голос шипением отдается в голове, а рот не отрывается от шеи умирающей пленницы. - Попросил, а не приказал. И рад, что ты откликнулась. Обожди немного, я уже заканчиваю.
- Вижу. - Голос предательски дрогнул. Желтые глаза иглами вонзились в её зрачки. Губы раздвинулись ядовитой ухмылкой.
- Моя девочка жалеет это никчемное создание? Если желаешь, я приведу её в чувство, чтобы она смогла проникнуться твоим состраданием. Прочувствовать, хотя бы!
- Как будет угодно хозяину. - Бесстрастный ответ. - И даже голос звучит уже гораздо лучше. Равнодушно, с легким налетом иронии.
Оценив её собранность, Краасс посылает ей глазами одобрительную улыбку. На секунду отстранившись от живого обеда, подбородком указывает на явившееся рядом с фавориткою кресло.
- Садись. Жди.
Аля послушно исполняет. Устраивается на мягкой подушке, подобрав ноги и уложив подбородок на лежащую на подлокотнике руку. Такая небрежная отдыхающая поза позволяет ей делать вид, будто она увлечена собственными мыслями и совершенно не обращает внимание на завершающийся жуткий спектакль. Какое облегчение, что он не способен теперь беззатруднительно её читать. Нет, приказать открыться, это конечно, и она, само собою, разумеется, барьер убрать вынуждена будет. Но он редко заставляет её. Во-первых - уверен в послушании. Во-вторых, принуждение-то равносильно признанию собственной несостоятельности. Да и не особо мысли Алины его занимают. Пускай себе думает, что хочет, пока делает - что велят!..
- Котенок!
- Она вскидывает голову. Зов трансформера приглушается тихим плачущим вскриком. Аля видит: девушка, внезапно, пришла в себя. И, похоже, он умышленно вывел её из транса. Заставить жертву на пороге гибели очнуться, в последний раз осознать ужас и безвыходность, ощутить боль от глубоких ран, наполниться отчаянием подступающей кончины. Настоящий монстр в ангельском обличьи - бессердечный, бездушный, кровожадный паук!
Рагезт выпускает пленницу, отпихивает. Несчастная мешком валится ему под ноги. Перешагнув через содрогающееся последними конвульсиями тело, Краасс подходит к Але. Улыбнувшись, забирает её руки. Складывает ладонями вместе. Ласкает подушечки пальцев горячими влажными губами. Потом, вдруг, дергает на себя, вытаскивая из кресла грубым рывком. Глядя неотрывно в горящие желтыми огоньками у самого её лица, янтарно теплеющие очи, Аля ласково, но непреклонно, произносит:
- Я не хочу их видеть, Краасс. Прошу тебя, любимый!
Продолжая просьбу, податливые жаркие губы призывно проскальзывают по атласу его груди. Язык касается напрягшихся вожделением, каменно твердеющих мышц. Острые зубки неожиданно сильно прикусывают шоколадный кружочек у соска. Он невольно охает и посылает в ответ увесистый шлепок.
- Ах ты, садюжка маленькая! Ну, держись, зубастик!
Сковывает стальными обручами объятий. Отодвинув от себя, разглядывает - довольно и размягчено. Бросает вбок, небрежно:
- Тэо, убери!
Тела на полу немедленно рассыпаются прахом. Втягиваются размывающимися тенями в настилы каменного узора. Раскраска интерьера меняется на пастельно-сиреневый. У прозрачной оконной стены возникают струящиеся невесомыми шлейфами, легчайшие газовые занавеси. Из пола, позади, выдвигается, поднимаясь снежным островком, шелковистый меховой овал лежанки.
Рагезт кладет Алины руки себе на талию. Приобняв за плечи, целует раз, другой. Нежно, успокаивающе. И... разрывает ткань блузы от ворота вниз, пополам. Спускает половинки с плеч, стягивает за рукава.
- Но, если ты котенок, то кто же я в нашей дивной игре? - Взяв за подбородок, спрашивает хитро. Аля улыбается ему, а глаза остаются печальными.
- Наверное - повелитель зверей. - Отвечает тихо, приникая теснее. - Во всяком случае, мне, отчего-то, ужасно хочется повиноваться тебе!
Самодовольно хмыкнув, трансформер подхватывает девочку и, опустив на ложе, становится над ней на колени.
- А если доказательств потребую? - вопрошает игриво, но с намеком насмешки.
Аля приподнимается к нему и, не отвечая, быстро расстегивает золотую пряжку ремня.
