работать на потоке, его не стали бить или пытать, пропуская электрический ток через гениталии. Ему быстро заткнули рот, устроив свидание с женой и сыном. Он ужаснулся, увидев их здесь, на Фабрике. Похитившие его негодяи были хорошими психологами и знали, как заставить людей, ненавидящих Фабрику и свою работу, делать эту самую работу добросовестно. Шалаеву приходилось оперировать женщин и даже подростков, но не младше четырнадцати лет. Интересно, куда эти негодяи девают маленьких детей? Наверняка что-нибудь придумали, у них ничего не пропадает зря, организация идеальная, все «отходы производства» идут в дело. В чем, в чем, а в профессионализме, высочайшем научном и техническом обеспечении процесса им не откажешь. Все продумано до мелочей. Пока врачи-узники работают, им раз в три дня устраивают двухчасовое свидание с семьей. Как только их направляют в Накопитель, вслед за ними туда же отправляется и семья. Все напичкано телекамерами и микрофонами, режим дня соблюдается с точностью до секунд, охрана состоит сплошь из зомби. Последнее исключает любую возможность побега. Любопытно, кто придумал это адское производство? Какое ужасное и нелепое сочетание великого гения и извращенной психики… Только человек с больной психикой, пусть он даже трижды гений, может стремиться к мировому господству. Именно такова конечная цель этого человека. Шалаев это знал наверняка.
И все же он нашел слабое звено в цепи этого дьявольского замысла. И теперь он вынашивал свой собственный план. План, с помощью которого он, Шалаев, попытается воспрепятствовать замыслам Безумца.
Шалаев еще раз проверил, надежно ли экранированы его мысли. В сущности, он не боялся Шестнадцатого. Тот, как всякий серийный зомби, мог считывать только самые яркие поверхностные мысли и эмоции. Все работающие здесь врачи, как истинные профессионалы, прекрасно владеют своим мозговым аппаратом и при желании легко могут поставить заслон неуклюжим попыткам надсмотрщиков шарить под их черепными коробками. Но на Фабрике водятся звери и пострашнее, чем эти истуканы. Правда, это тоже зомби, но какие-то особые, модернизированные, со значительно расширенным диапазоном возможностей. Поговаривали, что их «производят» не здесь, на Фабрике, а в какой-то суперлаборатории и в очень малых количествах. Именно от этих дьяволов и прятал свои помыслы Шалаев. Он мысленно возвел у себя в мозгу многоэтажное здание и позволял себе думать о плане только в нижнем, подвальном этаже. Он не опасался Шестнадцатого, но самодисциплина прежде всего; все время нужно быть начеку, чтобы не нарваться на неприятности раньше времени.
Шалаев поймал себя на мысли, что он опять с отвращением подумал об этих несчастных зомби. Напрасно. Скоро он сам станет одним из них. Эти бедняги ни в чем не виноваты.
Да, времени осталось совсем мало, максимум дней пять. Фабрика внимательно следила, чтобы своевременно производился профилактический отстрел всех, кто провел достаточно времени на производстве. Это же касается и тех, кто страдает излишней любознательностью. Несколько минут назад Шалаев имел наглядную возможность еще раз убедиться в этом. Он узнал человека, которого конвейер доставил из Накопителя. Это был профессор Мезенцев, руководитель клиники, в которой работал Шалаев. Он пропал без вести еще в конце 94-го, и судьбе было угодно свести их именно здесь, в преисподней. Чтобы узнать Мезенцева, не нужно было срывать кислородную маску – достаточно одного взгляда на родимое пятно, которое виднелось на макушке бритого черепа. Именно у Мезенцева Шалаев стажировался во время своих первых трех недель пребывания на Фабрике. А теперь у него есть свой стажер, который заменит Шалаева, когда того отправят в Накопитель.
Профессор Мезенцев вводил Шалаева в курс дела и открыл ему глаза на то, чем в действительности занимается Фабрика. Профессор застал еще времена, когда сам Морок частенько наведывался в Лабораторию и следил за ходом операций. Компьютерная технология тогда еще только осваивалась, и почти все операции делались вручную, что требовало участия в них таких профессионалов, как Мезенцев. Теперь необходимость в этих зубрах отпала. Те мелкие погрешности, которые допускает комплекс, в состоянии выправить даже ремесленники средней руки. И Морок решил избавиться от опасных свидетелей, которые не только знают его в лицо, но и имеют представление об истоках и причинах его могущества.
Морок определенно что-то затевает. Шалаев это кожей чувствовал. На территории Фабрики появился какой-то секретный объект, куда не допускают даже зомби. Часть человеческого материала из Накопителя идет туда. Чем там занимается Морок, только самому черту известно. К тому же и сама Фабрика неуклонно набирает обороты. За последнюю неделю запущено еще пять комплексов. Теперь их общее количество приближается к тридцати. Каждый комплекс обслуживается бригадой из четырех человек: нейрохирурга и его ассистента, анестезиолога и психиатра, выполняющего функции ОТК. В среднем операция занимает около получаса, а так как поточные линии-комплексы работают круглосуточно с часовым перерывом на профилактику, то нетрудно подсчитать общее количество выпускаемой «продукции» – полторы тысячи зомби в сутки. Да, такой организации труда и масштабам производства мог бы позавидовать сам старина Форд. «Господи, – подумал Шалаев, – даже не верится, что вся эта махина находится под землей. И где гарантия, что эта дьявольская Фабрика – единственная на земном шаре? Неужели человечество еще ни о чем не догадывается? Судя по тому, что еще ни разу никто не пытался произвести нападение на Фабрику, так оно и есть. Мороку пока удается держать свою сокровенную тайну в секрете. Матрицы самоуничтожения, вшиваемые в мозг зомби, надежно предохраняют эту тайну от раскрытия».
Пока Морок сохраняет свои фатальные знания в тайне – он непобедим. Когда Шалаев услышал звук ревуна, свидетельствующий об окончании смены, решение полностью сложилось в его голове.
Шалаев кивнул сменщику, расписался в журнале и отправился вместе с бригадой обедать. Во время обеда он все время посматривал на сидящего против него невропатолога Калещука, в функции которого входил контроль за прохождением завершающего цикла операции. В конечном итоге Калещук имел право либо забраковать новоиспеченного зомби, либо начитать на его мозг недостающий кусок программы. Это случалось очень редко, линия практически не давала сбоев, и психиатрам дополнительно вменили в обязанность следить за тем, чтобы каждый зомби, сходящий с конвейера, имел встроенную матрицу самоуничтожения.
Калещук, почувствовав на себе пристальный взгляд, наконец оторвался от своего остывшего овощного рагу и вопросительно посмотрел на Шалаева. Тот прикрыл на секунду оба глаза, а затем, как бы невзначай, спросил:
– Виталий Семеныч, вы, кажется, жаловались на плохое самочувствие? Я думаю, вам пора отдохнуть. Хотите, я попрошу, чтобы вместо вас прислали кого-нибудь из подмены?
На лице Калещука на какое-то мгновение появилось недоуменное выражение, но тут же исчезло; что значит профессионал – реакция отменная, умница, догадался, что Шалаев ведет какую-то свою игру.
– Спасибо, Василий Петрович, за заботу. Вы меня опередили. Я только что собирался попросить вас, чтобы кто-нибудь из резерва подменил меня на одну смену. Знаете ли, адские нагрузки, все время нужно быть предельно внимательным, чувствую, что вот-вот может наступить нервный срыв. – Калещук мастерски изобразил недомогание – плечи опущены, глаза полузакрыты, лоб прорезала глубокая вертикальная складка.
– Можете отдыхать, – благодарно кивнул головой Шалаев. – Я сам скажу Качаряну, чтобы он подменил вас на одну смену.
– А вот, кажется, и он, – Шалаев кивнул в сторону дальнего стола. – Пойду «обрадую» его.
Шалаев подошел к столу, за которым обедала резервная бригада, и, поздоровавшись, сказал ее руководителю:
– Алексей Иваныч, у меня Калещук приболел. Я заберу у вас Ашота на одну смену. Вы не возражаете?
Получив положительный ответ, он дружески хлопнул Качаряна по плечу и изобразил на лице улыбку.
– Ашотик! Давненько мы с тобой не сражались. Приходи через полчаса в «кишку», сгоняем партейку.
«Кишкой» врачи-узники называли между собой двухсотметровую галерею-переход между Лабораторией и жилым массивом. Это было любимое место для прогулок и тайных бесед. Галерея была напичкана скрытыми камерами и микрофонами, но все равно это было единственное место на Фабрике, где при соблюдении определенных предосторожностей можно было поговорить по душам.
Когда Шалаев добрался до «кишки», там уже прогуливались несколько десятков человек из дневной смены. В толпе мелькнуло лицо Качаряна, и Шалаев помахал ему рукой.
