Рассказываю Платану, что завтра на помощь к нему придут двадцать драконов. Морда у него вытягивается, глаза грустнеют.
– Они хотя бы в курсе, чем мы тут занимаемся?
– В общих чертах. Я их два часа назад набрал, час назад инструктировал.
На Платана жалко смотреть. Сообщаю ему, что один из новеньких – Дориан. Глазки загораются, хвост встает торчком, но тут же вновь стелется по полу.
– Еще кто?
– Тимур.
– Тоже неплохо. Элана?
– Есть такая. – Передаю на его очки весь список.
– Тонара, Майя, Волна… Баб–то сколько! Гранит. О, черт!
– Что такое?
– Если среди драконов и есть смертельные враги, так это Лобасти и Гранит.
– Почему?
– Гранит – биологический отец Мрака. Когда Лобасти приказала Майе положить ребенка в инкубатор, Майя знала, что Гранит никогда на это не согласится, и за десять дней до родов подала на развод. Гранит – парень суровый, и, когда Майя вышла из инкубатория, врезал ей по зубам. Десять лет они смотреть друг на друга не могли. Недавно Гранит узнал правду, и пришел к Майе просить прощения. Майя развернулась, и такую оплеуху влепила ему хвостом, что морда в кровь, а зубы в стенку.
– Массаракш! Я думал, они незнакомы. Гранит с Сэконда?
– Да. И намного старше Майи.
– Совсем плохо. Мало мне с Мраком проблем, так еще этих мирить.
– Какие могут быть проблемы с Мраком? У людей претензий быть не может. Тело Мрака–человека похоронено на Зоне. Кто такой Мрак–дракон, они не знают.
– Ты задумывался, чем займется Мрак–дракон, когда мы его найдем?
– Он, наверно… Дьявольщина! Три тысячи чертей!
– Вот именно.
– Надо позвать Дориана и прокрутить на модели его поведение. Нет, не годится. Модель не пойдет, информация устарела. Слишком много новых факторов, не заложенных в модель.
– Забудь про модель, сам думай.
– Но это же Мрак! Его не предсказать.
– Напротив. Конкретные поступки не предсказать, но цель более–менее ясна. Поставь себя на его место.
– Не могу. Я же не был человеком.
– Но он–то сейчас дракон. Это же ясно как дважды два. Так как те, кто отправил его на Зону, мертвы, он захочет закрыть всю Зону.
– Тут я его понимаю. Мы сами давно хотим закрыть Зону.
– Но не решаетесь. А он решится.
– Он будет убивать.
– Сначала попробует запугать. Подбросит чиновникам свое личное дело. С картинками, чтобы ознакомились и прочувствовали. Потом явится сам. И тут его будет ждать сюрприз. Чиновники не испугаются. Не потому, что они храбрые, нет. Они просто разучились бояться. Они не понимают, как это так, их могут убить. Они же на работе! При исполнении. Бумажки пишут. Разве за это убивают? Но Мрак начнет убивать. Опять же, не на глазах у всех, а так, чтоб придраться было не к чему. Того током стукнуло, этому кирпич на кумпол упал. Чиновники будут умирать, и все равно ничего не изменят. Потому что они не были на Зоне. На них не охотились, их не гнали как дикого зверя. Они не знают, что такое бежать по полю зигзагами, когда по тебе стреляют. Не слышали свиста пуль над ухом. У них никогда не дрожали поджилки от страха.
Настроение у меня окончательно портится, и женщины врываются в каптерку.
– Вы что, поругались?
– Все в порядке. Плохие новости. И предвижу, что сейчас будут еще хуже. Так что прогуляйтесь куда подальше, или глушилки включите, иначе неделю кислые ходить будете.
Женщины знают, что я не шучу. В такие моменты я или сам уединяюсь, или предупреждаю их, поэтому послушно топают куда–то вдаль, звякая по полу магнитными подошвами. А мне в голову приходит гениальная идея насчет использования дара. Кто сказал, что рождению гениальной идеи сопутствует радость? Объективная реальность, данная нам в ощущениях, мать ее… Противно до тошноты, в этом–то и суть…
– Платан, вызывай сюда Гранита и Майю. Немедленно.
– Гранит спрашивает, сколько минут даете на сборы.
Подключаюсь к их каналу связи.
– Я сказал немедленно! Это значит – бегом. Вприпрыжку! – отключаюсь.
Появляются через минуту сорок секунд. С учетом того, что одевали скафандры, время очень неплохое. Смотрю в окно каптерки, будто любуюсь станцией. Мне сейчас нужен другой эмоциональный фон. Думаю о том, что предстоит сделать, и опять становится тошно. Поворачиваюсь к ним, хмуро осматриваю. Застыли у двери, встревоженно переминаются. Сесть не предлагаю. Мне противно от того, что предстоит сделать, но они думают, что противно смотреть на них. На это уже попадались и Уголек, и Анна.
– Засранцы! – с выражением произношу я и отворачиваюсь к окну, так как настроение начинает подниматься. Все–таки идея гениальная. И придумал ее я!
– Что мы сделали не так? – спрашивает Майя.
– Заткнись, – бросаю я ей. – Гранит, ты сколько с ней жил?
– Два года.
– Подонок.
И опять обвожу обоих мрачным, тяжелым взглядом.
– Предыдущих жен ты тоже ласкал кулаком?
Гранит наливается злобой, Майя уже плачет. Осталось еще чуть–чуть надавить.
– А ты чего ревешь, плакса? Десять лет момент ловила, чтоб любимому муженьку хвостом по морде врезать.
– Не трогай ее! – взрывается наконец Гранит. – Это не твое собачье дело.
– Не мое? Всякая шваль лезет в мою команду, это не мое дело, щенок?
Гранит не выдерживает. Хватает меня за грудки.
– А ну извинись перед женщиной, великий предок, или… – Тут я провожу прием, Гранит размазывается по стене, стекает вниз. Я хватаю его за хвост, поддергиваю к себе, наступаю лапой на горло.
– Я тебя породил, я тебя и…
– Не надо! – кричит Майя, обхватывает мою лапу, пытается снять с горла Гранита.
– Любишь его?
– Вы что, с ума сошли?
– Любишь, или нет?
– Люблю, люблю, люблю!
Убираю ногу. Майя, шмыгая носом, хлопочет над Гранитом, помогает ему подняться. Он кашляет, кладет лапу ей на плечо. Кажется, получилось. Меня охватывает радость. Но это немного не та эмоция. Вспоминаю Кору, бархатистую перепонку ее крыла, мягкую улыбку. Ура! Они уже обнимаются!
– Ну как, помирились?
Гранит скользит по мне взглядом.
– Да пошел ты…
– Вот так всегда, – объясняю я Платану. Миришь их, здоровьем рискуешь, а они тебе – «да пошел ты…» Обидно, однако!
У Гранита отваливается нижняя челюсть.
