– Неправда твоя, тетенька. Не делал он этого, – защищаю я животное. Шейла непонимающе смотрит на меня, хихикает и утыкается носом в траву.
– А ты откуда знаешь? Кир, мы зря лежим. Назад они другой дорогой пойдут.
– Почему?
– А вот!
Это аргумент. Кабан, кстати, не вернулся. Наверно, Шейла права.
Нет, не права! Возвращаются! Шейла пропускает трех первых и дергает веревку. Наповал! Прямо в сердце. Ну и глазомер у девочки.
От дикого победного визга лоси разбегаются кто куда. А я думаю, что нам теперь делать? До шалаша километров пять, до захода солнца – часа два. Три центнера мяса на двоих.
Работаем всю ночь. При свете костра и местной луны. Она поменьше земной, но поярче. Шейла выделывает шкуру. Склонилась над ней и сурукает, сурукает… Я опять копчу мясо. Из ста килограммов сырого получается двадцать копченого. А то и меньше. Все хорошо, но без соли…
Возвращаемся к шалашу. Два усталых верблюда. Нас встречают пять волков. А может, это гиены? Они обсуждали, что делать с моим тайником, но мы их отвлекли. А проблема у них серьезная. Перед тем, как закопать, я обложил тайник ветками сэкондийского колючего папоротника. Не знаете, что это такое? Колючую проволоку видели? Представьте, что на ней листья растут. Узкие, как у осоки. Синие. Шипы по три сантиметра. Как у барбариса, только потолще и покрепче. А теперь представьте, копаете вы песок. Голыми, необутыми лапами, а там – сэкондийский папоротник. Короче, волко–гиены были на нас очень обижены. Пахнет! Мясом пахнет! Но – не достать.
Шейла сбросила узел на землю, наложила стрелу на тетиву. Кто сказал, что местные зверюшки семь лет человека не видели? Человека, может, и не видели, но что такое дикий турист, знают! Злой, голодный дикий турист – это страшно!
Шейла расстилает на траве шкуры, прутиком снимает с меня мерки и сочиняет выкройку. Дело идет туго. Шкура слишком маленькая. Я утверждаю, что если лось в нее влезал, то и я влезу. Шейла утверждает, что шибко вумных надо стрелять в детстве из рогатки. Укладывает меня на шкуру, заворачивает, закалывает шипами как булавками, отмечает что–то угольком. Сгоняет и решительно кроит ножом. Мне даже страшно, как бы не пришлось еще одного лося убивать.
– … Шить – женское дело! Мужское – с копьем бегать, провиант добывать!
– Назови хоть одного знаменитого модельера–женщину! То–то.
Я и мужчину не назову… Нет, одного назову. Скафандр Сомова! Сказка! Кто в «сомике» не ходил, не поверит. Переполняюсь гордостью за сильную половину человечества и, скрепя сердце, берусь за иголку. Шейле палец в рот не клади.
Шьем леской. Крупными стежками. Шейла утверждает, что шкуры больше месяца не протянут – не та выделка, поэтому нечего выпендриваться. Я заканчиваю куртку первым. Надеваю. Шейла бегает вокруг, одергивает, где–то закалывает по–новому. Распускает некоторые швы и заставляет перешить. Хорошая куртка получилась – с капюшоном. С пуговицами проблемы. Делаю из палочек – как в туристской палатке. Шейла откладывает иголку и кроит мне меховые штаны. Вновь берусь за шитье. Хорошо хоть, с обувью проблем нет. В сумках оказались надежные туристские ботинки с шерстяными носками. Вообще, содержимое сумок подозрительно напоминает комплект вещей, которые мне разрешено взять. И совсем не похоже на стандартный комплект носимого аварийного запаса. Оружия, например, нет. Если не считать ножей.
Ночью возвращаются волко–гиены и обсуждают наше нехорошее поведение. Бывалая таежница Шейла это предвидела. Шалаш защищен сэкондийской колючкой, но все равно страшно. Мне. Шейле – нет. Берет лук, высовывается и пускает стрелу в темноту. Темнота – хоть глаз выколи. Но она попадает! Визг, вопли, словно домашнему бомжику на хвост наступили. Хруст костей и чавканье. Ну, теперь сыты. Может, уйдут…
– Как ты это – в темноте…
– Чудак, – смеется Шейла. – У них глаза светятся.
– А когда научилась так стрелять?
– Знал бы ты, сколько раз я из дома убегала. В тайгу. По месяцу одна жила.
– А потом?
– А потом пересчитаю консервные банки. Девять. Съем две, через день пересчитаю – их опять девять. Соль кончится. Уйду на охоту, вернусь – ее опять целый коробок. Понял? Подкармливали меня родители. Или драконы. Глаз не спускали. Волком взвоешь. Я и сейчас не берусь утверждать, что это именно я его прикончила. Драконы подыграть могли.
– Опять ты о драконах…
– Извини, приступ мании преследования разыгрался, – засмеялась Шейла. – Уже прошел. Спи. – Мазнула губами по щеке и улеглась.
А у меня мурашки по спине забегали. Я не психиатр, но психи себя так не ведут. Не ссылаются на болезнь, чтоб от разговора уйти. А у нее теперь один ответ – забудь, очередной приступ паранойи. И рот до ушей. Конечно, если по месяцу одна в тайге жила… В компании, понятно, веселее. Сесть бы за терминал, да навести о ней справки в информатории. Что бы ответил информаторий? Фиг–вам (жилище такое индейское). Тайна личности – и ежу понятно. Зеленому, сэкондийскому. А зеленому курсанту непонятно. К черту! Не буду торопить события.
– Завтра выходим, а сегодня – день отдыха, – объявила утром Шейла. Уже командовать начала.
– Почему это? Обоснуй, – как можно строже сказал я. Она приуныла и растерянно огляделась. Я просто по физиономии видел, как изобретает отговорку.
– Есть такая гипотеза, что к вечеру пойдет дождь, – заявила она пронзительным голосом, причем не мне, а ближайшему кусту, сложив ладони рупором. – А до вечера мы можем отдохнуть и лучше узнать друг друга. Если дождя не будет, то рухнет весь мой авторитет бывалой таежницы, заработанный с таким трудом!
Я посмотрел на голубое, безоблачное небо. Послюнил и поднял кверху палец, определяя направление ветра. Конечно, я не метеоролог и городской житель, но основы метеорологии мы проходили. Я знаю, откуда дул ветер вчера, куда дует сегодня, помню карту и не верю в чудеса.
– Может, шалаш передвинем?
– Зачем?
– Придавит, однако, когда твой авторитет рухнет!
– Ах ты! – схватила ветку и погналась за мной.
День провели замечательно. А вечером пошел дождь…
– Вы это просили – вот вам!
– Кир, прости засранку.
Я в шутку, а она – всерьез. Глупо получилось. Весь день дурака валяли, а на крышу свежих веток набросать не догадались. Теперь сидим в темноте, мокнем. Стучим зубами и вздрагиваем от молний. Водостойкости шалаша хватило минут на десять. А непромокаемая пленка укрывает запасы фуража. Провианта, то есть. Мясо в нее завернуто. Меховые куртки и штаны – в сумках. Их мочить нельзя. Так Шейла говорит. Вопрос – зачем мы их шили?
Если гроза всю ночь пойдет, я уволюсь по собственному желанию. Нет, каптенармуса уволю! Космодесантнику положен скафандр. В скафандре можно спать хоть в луже. В луже даже лучше. Мягче.
– Шей, что ты говорила насчет того, что это не настоящая Кентукки?
Шейла плотнее прижимается ко мне. Укрываю ее, как могу, своей курткой, но она не водостойкая.
– Это долгая история. Драконам нужна была пригодная к жизни планета, но без людей. Вот Мрак и организовал.
– Как?
– Об эпидемии синей чумы на Кентукки слышал?
Кто о ней не слышал. Пандемия. Во–первых, к настоящей чуме никакого отношения не имеет, во– вторых, заболевание вирусное. В третьих, смертельно только для человека. Местный вирус мутировал, а биосферщики проглядели. И, не успели отдать планету под заселение, как… Так и не заселили. Репутация
