важнее первой. Прибывшим мистер Пибоди едва ли не раскрыл объятия: «Большая честь приветствовать вас здесь, господа! Перед вами поклонник всех ваших фильмов, мистер Чапский! О, мистер Корбах! Моя жена видела ваш спектакль в „Черном Кубе“. Мы ведь соседи с президентом вашего университета. Нэнси Миллхауз чуть ли не насильно затащила мою Энди на премьеру, а домой она вернулась в сущем восторге! Просто была восхищена вашим талантом. Вы ведь недавно в Вашингтоне? Что ж, добро пожаловать в нашу столичную провинцию! – Он повернулся к своим сотрудникам: – Теперь все в сборе, можно начинать. Давайте, ребята, все заходите ко мне».
Чапский успел перед началом совещания шепнуть Корбаху: «Потом расскажу, кто есть кто, пока что просто сиди с вдумчивым видом; это все, что от тебя требуется».
На совещания в ЦК КПСС это все-таки было мало похоже, учитывая тот факт, что часть народа сидела на валиках диванов, а двое даже на полу, демонстрируя идеально натянутые носки. Все называли друг друга сокращенными, чаще всего односложными именами: Эд, Джо, Фил, Рекс. В советской партийной этике небольшой элемент неформальности вносится как раз за счет удлинения имен хвостатыми патронимами, ну, отчествами, мой друг.
Говорить начал Чапский, и по ходу его выступления картина прояснялась, как будто он протирал ее своим круто загнутым большим пальцем. Речь шла о большом игровом фильме, посвященном советским военнопленным в Афганистане. Все понимают, что это горячая тема, но мы, «Чапски продакшн», не гонимся за актуальностью. Мы хотим создать настоящую человеческую драму силами современного – хотелось бы подчеркнуть это слово – искусства. Это должен быть жесткий аутентичный фильм с почти документальной фактурой. Никаких Слай Стиллонов с пулементными фаллосами, никаких бла-бла-бла «танцев с саблями» моджахедов, пылких глазок из-под чадры. В то же время наш жесткий фильм должен быть пронизан некоей постмодерной эстетикой, с моментами гротеска и ностальгией советского упадка. Учитывая все эти элементы, гайз, мы решили предложить постановку Алексу Корбаху. Никто в Америке, кроме него, не сделает того, что мы хотим, господа, мистер Пибоди.
Все присутствующие, а их было не меньше двух дюжин, с пониманием кивали, как будто такие уж собрались мастаки по части фильмов в этом политическом совете, а когда речь зашла о Корбахе, к пониманию прибавились сочувствие и симпатия. Неужто «Гоглоевский» мне сослужил в Вашингтоне такую службу? Вздор, тому виной, конечно, миссис Нора Мансур: перипетии жизни этой ненышней суперстар, конечно, обсуждаются сейчас по всему Вашингтону. Впоследствии Александр узнал, что в совещании среди всех этих «гайз» (ребят) участвовали большие специалисты внешней политики, пара высоких чинов Пентагона (в штатских штанах, но в казенных ботинках), а также эксперты из Си-Ай-Эй, что звучит почти как «племя сиу». В русской номинации ЦРУ представляет, между прочим, некий противовес ГРУ, а вместе они образуют своего рода фигуру тяни-толкая: ЦРУ-ГРУ-ЦРУ-ГРУ; кто кого, кто куда?
Чапский продолжал: «Конечно, мы могли бы обойтись и без правительства. Не в традициях Голливуда просить правительственных субсидий. После долгих дискуссий, однако, мы решили предложить вам сотрудничество, в том числе и по части финансового риска. Однако не думайте, что мы думаем об экономии собственных средств. Голливуд не заинтересован в экономии, он заинтересован в прибылях. Покажется парадоксальным, но мы обращаемся к правительству ради художественных задач, в частности для воплощения принципов аутентичности и для того, чтобы полностью избежать элементов бродвейского шоу, которыми мы все грешим. Вот в чем дело, а совсем не в том, о чем подумало почтенное собрание».
Короткий перерыв в виде хорошего смеха и обмена понимающими взглядами. Никто пока не торопился взять слова, и Чапский немного продолжил: «Не думайте также, что мы с Сашей Корбахом преследуем какие-нибудь политические цели как жертвы тоталитаризма. Художественные задачи для нас прежде всего. Советские пленные – этнические европейцы, между прочим, в руках неукротимых мусульман – это как раз то, что называется маргинальной ситуацией».
Будучи в активной фазе, Чапский тараторил на своем, к удивлению Корбаха, далеко не идеальном английском, однако все его великолепно понимали: американцы натренированы на речь варваров. Услышав слово «тоталитаризм», многие собравшиеся, что называется, сделали ушки. Очевидно, недолюбливают, подумал наш герой. А может быть, и уважают как предмет постоянного изучения.
Кое-кто уже начал показывать председательствующему палец: «Пару слов, Эд, если не возражаете». Пибоди притормозил ладонью, сейчас-сейчас, и сам первым высказался:
«Мы чрезвычайно благодарны Стиву Чапскому за его выступление. Очень интересный проект, спасибо. Я думаю, что правительство не должно сторониться фильмопроизводства; в конце концов, ведь это одна из главных статей нашего экспорта. Пора расшатывать стереотипы, друзья. Перед тем как перейти к дискуссии, я хотел бы задать вопрос нашему новому талантливому другу Александеру Корбаху. Алекс, я надеюсь, вы полностью разделяете энтузиазм Стива? Вы себя видите в роли постановщика?»
В опыте этому начальнику не откажешь, подумал Корбах. Должно быть, заметил мою обалделость. Мудила Чапский даже не сказал мне, что фильм будет о пленных. «Конечно, Эд, – ничтоже сумняшеся заявил он. – Мы со Стивом только об этом и говорим днями и ночами. Сделаю все, что смогу».
Тут снова выступил Чапский, сказав, что Сашу Корбаха они собираются использовать в трех планах: во-первых, он напишет сценарий, во-вторых, он поставит этот фильм или с моей помощью, или, что лучше, один, в-третьих, он сыграет роль парадоксального характера – советского генерала, ненавидящего коммунизм и мечтающего стать президентом свободной России. Говоря это, Чапский смотрел на Корбаха с некоторым давлением: понял, ты понял, Сашка? Корбах кивал и улыбался. Похоже, друг, что ты не так уж сильно независим от этих ребят и что бедолагу Корбаха ты используешь здесь как приманку. Покивав, он произнес: «Я бы предложил снизить чин этого персонажа до полковника. Он летчик, он катапультируется над горным массивом для того, чтобы пробраться к нашим».
– К нашим или к вашим? – спросил один из людей в казенных ботинках. Он был очень серьезен и делал пометки в своем желтом линованном блокноте.
– Говоря «к нашим», я имею в виду «ваших», то есть американских наблюдателей, – уточнил Корбах. – Иными словами, наш полковник хочет дефектнуть к нашим представителям, то есть, простите, их генерал сбежит к нашим, иными словами, к вашим наблюдателям, сэр; простите, малость запутался, где ваши, где наши.
Все собрание бурно захохотало, а, как мы уже указывали ранее, хороший общий смех в Америке часто становится предвестником положительного решения. Чапский был в восторге.
Участники совещания стали высказываться. Все с энтузиазмом поддерживали проект. Основная задача, конечно, лежит в создании сильного высокохудожественного произведения. Участие правительства поможет разрушить стереотипы рынка. Создаст прецедент. Если удастся сделать такой мировой боевик, как «Доктор Живаго», затраты окупятся. Окупятся с лихвой. Главное все-таки художественность. Большая высокохудожественность, индиид. В финансовом отношении тоже окупится. И в других отношениях. Разумеется, и в других отношениях. Высокохудожественная вещь повлияет и на состояние умов. Правительство, конечно, должно участвовать в финансировании, но главным образом в поисках источников. Использовать наши рычаги в больших корпорациях. Для создания высокохудожественного произведения. Солдат с блокнотом высказался определенно. Мы тоже за создание высокохудожественного произведения, потому что оно оказывает более сильное влияние на умы, чем низкохудожественное произведение. В данном случае такое произведение поможет остановить опасное приближение русских к нефтеносным районам.
Перед тем как время вышло, Пибоди предложил создать рабочую группу по связи с «Чапски продакшн», пожелал успеха в создании полновесного бюджета и поблагодарил всех присутствовавших. Прощаясь, он сильно тряс руку Корбаху и говорил, что вскоре надеется с ним встретиться в окрестностях «Пинкертона», то есть в своем собственном доме. Обещаю, что за столом не будет никого из университета «Мейсон». Тут окружающие рассмеялись, потому что все знали о традиционном соперничестве этих двух школ.
На выходе к Корбаху присоединился один из молодых участников совещания, человек, очевидно, всесторонне хорошо тренированный. «Между прочим, Саша, – запросто обратился он к нему по-русски, – ваши песни снова стали колоссально популярны в Союзе. И в Сороковой армии тоже, то есть в Афганистане. Политруки охотятся за кассетами, но солдаты все равно крутят старые шедевры врага народа: и „Чистилище“, и „Фигурное катание“, и „Сахалин имени Чехова“, и „Шведский бушлат“, и „Дельфинов“, и „Балладу Домбая“, и „Балладу Бутырок“, и абсолютно превосходного „Кола Брюньона“. Юнцу явно доставляло удовольствие перечислять все эти песни, совершенно никому, как он считал, не известные в этой стране. АЯ между тем подумал: значит, и здесь была парочка специалистов, занимающихся песнями
