однажды заметил Павел и проверил с помощью своего друга-муровца. Оперативник обратился к экспертам и вслед за ними был поражен. Он долго допытывался у Павла, чей же текст тот ему принес. Но врач не сказал, и опер решил, что приятель его разыграл — писала машина.
Именно таким почерком Север нацарапал записку Федору. В записке говорилось следующее: «Столетник! Отдай мою жену! Иначе я вас всех убью, ты меня знаешь! Белов».
Север вытащил пружинный нож, выщелкнул лезвие. Сложил листок вдвое и плотно насадил его на клинок. Теперь письмо следовало переслать.
Аккуратно, не задев ни одной ветки, Белов подкрался к смотровой вышке. Дежуривший там боец чувствовал себя явно неуютно. Он бросал тревожные взгляды по сторонам, нервно сжимая автомат. Север примерился и метнул нож. Узкая полоска стали с легким стуком вонзилась в столб вышки прямо перед лицом часового. Парень заорал и полоснул очередью по окружающим зарослям. Но Север уже отпрыгнул назад, укрывшись за стволом дерева. Тем временем бандит успокоился, выдернул нож, снял записку и начал читать. Прочитав, обернулся, громко позвал командира. Белов удовлетворенно усмехнулся: послание передадут. Он тихо удалился обратно, поближе к воротам поместья.
Примерно через полчаса Север увидел, как дверь возле ворот открылась. Оттуда вышел человек, державший в руке палку, на которой болталась белая тряпка. Ага, парламентер… Человек отошел на десяток шагов от ограды и воткнул палку в землю у обочины. Затем укрепил на этом шесте большой лист бумаги, снял белую тряпку и, помахивая ею над головой, удалился.
Север испытывал огромное желание завладеть письмом Столетника немедленно. Но он сдержал себя, решив дождаться темноты. Ведь стоит ему выйти на открытое пространство — и даже плохой стрелок легко срежет его автоматной очередью с вышки. Лучше перестраховаться — доверять Столетнику нельзя.
Когда стемнело, Север змеей скользнул в траву, растущую вдоль обочины. Ни единый кустик не шелохнулся от его движения. Белов дополз до шеста, резко опрокинул торчащую палку, сорвал письмо и лягушачьим прыжком метнулся назад и в сторону, избегая возможных выстрелов. Секунды не прошло — Север укрылся за спасительной листвой деревьев. Однако никто не стрелял.
Отойдя подальше, Белов принялся читать послание Столетника. Север имел острое зрение, мог видеть в темноте почти как кошка, к тому же территория поместья хорошо освещалась, и доходившего оттуда света Белову было вполне достаточно.
Письмо Столетника оказалось совсем не таким, как ожидал Север. Он ожидал угроз и насмешек, издевательских высказываний относительно болезни Милы или в крайнем случае условий ее выдачи ему. Однако то, что писал вор, озадачило Белова.
«Север, — начиналось послание, — ты напрасно не позвонил мне. Можно было избежать бессмысленных жертв и бессмысленного риска. Я понимаю, что моих ребят тебе не жалко, но ты сам мог нарваться на пулю. Хоть ты и умеешь ловко уворачиваться от них, однако пуля — дура. А ты мне нужен живой. Очень нужен, я недавно осознал это. Так что кончай партизанскую войну. Вылезай из леса и иди прямо ко мне. Даю тебе слово вора — тебя никто не тронет. Ты видишь, я пишу открыто, все мои парни, находящиеся здесь, ознакомлены с письмом. Доказательство тому — человек, который вынесет тебе его. Он может сто раз прочитать текст по дороге. Поэтому ты должен убедиться — я не скрываю своих намерений. И поверить мне. Слово вора, данное публично, не нарушается никогда. Еще раз предлагаю — кончай стрелять и приходи для серьезного разговора. Можешь оставить себе свое оружие — его никто не попытается отнять. Пойми — ты у меня в безопасности, поскольку мне есть что предложить тебе.
Предупреждаю: особого выбора у тебя нет. Мила здесь, и ей плохо. Мы не пытаем ее, Боже упаси. Просто все это время до нее не дотрагивался ни один мужчина, а ей такая ситуация приносит куда больше страданий, чем любая пытка. Если ты станешь раздумывать, тянуть резину, твоя жена умрет. Похоть сожжет ее. Рассуди, Север, стоит ли игра свеч. Жду тебя.
Федор».
Белов скрипнул зубами. Что это — ловушка? Милка уже мертва? Но слово вора… Его не нарушают, если произносят на людях. А люди Столетника — блатные. Они не простят пахану пренебрежения законами их стаи. Федор может потерять весь авторитет…
А если Столетник не врет? Если Милка там действительно загибается? Сволочи, даже трахнуть девчонку не могут! Небось, будь она нормальной, все бы отметились, насильно бы приласкали, скоты! А тут, понимаешь, жалко им!.. Боже, ну и мысли у меня… Дошел… А что — мысли?! Мысли и мысли! Да катитесь вы все к черту! Только Бог нам судья, только Бог! Что я могу поделать, если она больна?! И если болезнь у нее особая, гнусная?! Ей самой омерзительная?! Впрочем, покажите мне приятную болезнь…
Все. Так можно окончательно свихнуться.
Стоп. Не думать. Не думать! Идти! Нет другого выхода! Идти! Убьет Столетник? Пусть убивает, гад! Господи, хоть бы еще раз увидеть ее, только увидеть…
Север поймал себя на том, что барабанит в ворота поместья. Он удивился — когда только успел дойти сюда? — но еще яростнее продолжал крушить металл ворот.
— Что вы там, оглохли все, что ли? — заорал он. — Открывайте, ваш хозяин ждет меня, открывайте, черт вас всех подери совсем!
— Господин Белов! — раздался спокойный голос слева. — Чего вы разволновались? Проходите сюда, вас действительно очень ждут.
Север недоуменно взглянул на говорившего. Откуда он вылез? Ах да, дверь… Маленькая дверь. Действительно, зачем открывать ворота, если есть более удобный проход? Север помотал головой, окончательно приходя в себя.
— Идите за мной, господин Белов, — предложил между тем встречавший его бандит. — Я отведу вас к хозяину.
Север двинулся следом за ним. Они шли по длинной, хорошо освещенной аллее, но Белов даже не смотрел на сопровождавшего его парня.
— Ты меня не узнаешь, Север? — вдруг спросил парень.
— Не узнаю! — буркнул Белов, мельком оглядев спутника.
— А ведь мы когда-то работали вместе… — продолжал бандит. — В Энске. Я Иван Саратовский…
— Хорошо, что не тамбовский. Говорят, в Питере тамбовские масть держат. Или держали. Говорят, зверье не хуже чеченов. «Братва», твою мать…
— Север, мы вместе работали! — настойчиво повторил Иван. — Неужели не помнишь?
— Не помню! — оскалился Белов. — И что же мы делали? Грабили? Долги вышибали? Убивали на заказ? Что?
— Россию спасали… — вздохнул Иван.
— И как — спасли? — спросил Север с горькой иронией.
— Сам видишь… А твоя фамилия тогда была Зубцов.
— Ага, мне говорили. Только нет больше Зубцова. Есть Белов. И есть Алая Роза, без которой нет даже и Белова. Я понятно излагаю, или твои блатные мозги не воспринимают мою речь?
— Ох, Север, Север… Неужели ты все забыл? Кстати, ты ведь и с Милой познакомился в Энске. И полюбил ее там. И уехали вы оттуда вместе. Она сначала была любовницей одного подонка, слизняка…
— Я познакомился с Милой, — жестко перебил Север, — в кабаке под названием «Приют любви». Мила танцевала стриптиз. А еще работала проституткой. И все. И не надо тут мне вправлять.
— Не хочешь вспоминать прошлое? Ты тогда был другим, Север.
— Ладно, я был другим! — выкрикнул Белов. — Ладно, мы вместе Россию спасать пытались! Но я после аварии очнулся как новорожденный! У меня полная амнезия, потеря памяти! Я помню себя только с того момента, когда пришел в себя! А ты? Почему ты, спасатель России, работаешь на Столетника? Сказать? Ты элементарно продался! Продался хуже, чем продается проститутка! Робин Гуд, тоже мне!
— Ты сам работал на клан Кунадзе! — обиженно воскликнул Иван. — На кавказскую мафию, на «зверей»!
— Да, работал! Но только ради Милки! И еще немного — ради того, чтобы истреблять тех, кого ненавижу! Но я даже в бандитских делах пытался навести какой-то человеческий порядок! А твой шеф озабочен только собственной задницей, как и ты!..
