если бы не знала, что ты отправишься следом! Не делай этого! Я ушла, потому что мне стыдно находиться рядом с тобой, стыдно быть грязной шлюхой, а не быть ею я не могу. Но есть же надежда, что я стану другой! Этой надеждой я и буду жить отныне… И тогда, когда болезнь пройдет, я найду тебя и мы все-таки соединимся. Только ради Бога не убивай себя! Иначе и моя жизнь лишится смысла… А я верю, не могу не верить, что когда-нибудь мы будем вместе! И твоя жена будет только твоей женой… Я люблю тебя, Север!
От Ивана я сбежала по дороге. Теперь уеду из Москвы. Еще раз прошу: не ищи меня. Если ты меня найдешь, а я все еще буду проституткой, получится просто невыносимо. Я сама найду тебя, когда очищусь, клянусь!
Я не говорю «прощай». До свидания, Север, и помни: наше свидание обязательно состоится! Не губи себя, а я постараюсь не погубить себя. Сохранить для тебя. Прости за бессвязность, но я очень волнуюсь.
Твоя душой, но, к сожалению, не своим проклятым похотливым нимфоманским телом, Мила».
Запись кончилась. Лишь шуршание пленки нарушало повисшую в кабинете тишину. Север молчал. Павел выключил магнитофон и озабоченно поглядел на друга. Белов не издал ни звука.
— Север! — позвал Кузовлев.
— Она ушла, — произнес Север странным голосом. — Боже мой, я столько народу завалил ради нее… А она ушла…
— Север, возьми себя в руки! — попробовал прикрикнуть Павел.
— Она ушла. Ты понимаешь, она ушла! — истерично выпалил Белов. — Она была, а теперь у меня ее нет, понимаешь ты, нет! Ты понимаешь, Паша?! Только что было ее тело, ее руки, ее губы, ее голос, а главное — ее душа, ее золотая душа! И вот ничего этого нет, потому что она ушла от меня! Ушла на долгие годы или навсегда! Она меня бросила! Одного бросила! Кто мне теперь отпустит все мои грехи, все эти убийства, всю эту кровь и грязь?! Какой в них смысл, если она ушла?!
— Молчать! — крикнул Павел. Он видел — у Белова истерика, которая может окончиться неизвестно чем.
Север замолчал. Некоторое время стояла тишина.
— Север! — позвал Павел.
— Она ушла… — бесцветно повторил Север.
— Север! — испугался Кузовлев.
Белов молчал, тупо глядя в одну точку.
Павел подскочил к нему, влепил пощечину.
Север не прореагировал.
— Лиза! Лиза! — крикнул Павел, открыв дверь кабинета. Лиза дожидалась в приемной — Кузовлев предупредил ее, что их другу, возможно, потребуется срочная помощь.
— Что случилось? — воскликнула девушка, влетая в кабинет.
— У него ступор, — Павел кивнул на Белова. — Помоги мне переправить его в спецпалату. Его никто не должен видеть, сама знаешь. Да прикрой ему лицо — еще узнает кто-нибудь по дороге… Он ведь сейчас беспомощен.
— Ты сможешь вывести его из ступора? — спросила Лиза озабоченно. — Жалко парня, натерпелся. А мы ему стольким обязаны… Сможешь?
— Постараюсь. Все же я стал приличным психиатром. Благодаря ему, кстати…
113
…Алая Роза? Алая Роза… Алая Роза! Боже, как она танцует! Как бьет по нервам, как надрывает душу каждое ее движение, каждый жест! Как больно и сладко смотреть! Но какие вокруг рожи. Тупые, скотские рожи, выпученные, бессмысленные, блестящие похотью глаза… Ну и мерзость этот «субботник»! Почему люди — а они все же люди, хомо сапиенсы — позволяют себе докатиться до такого?! Мила, я тебя не отдам им! Посмотри, какая харя напротив! Плюнуть срамно! Да еще не выпускает! Да еще осмеливается прикасаться к тебе! Снизу в челюсть — р-раз! Улетела харя, нет ее, путь свободен! Но что это?! Мила, Мила, девочка, что они над тобой творят?! А ты сама?! Зачем тебе эти грязные гопники, неужели тебе нравится свисать на собственных волосах из чердачного окна?! Глаз… Мутный глаз подонка, видевший твое унижение, Мила… Сталью глушителя — под глазницу, со всей силы! Вот так! Глаз долой! Пусть хлещет кровь, пусть торчат разорванные нервы! Разорванные жилы, разорванные вены! Страшная штука — разрывная пуля! Но надо еще топором! Пьяный мерзавец сам отрубил себе руку, кто посмеет усомниться?! Топором, еще топором… Господи, до чего омерзительно… Сам себе омерзителен… Но ты, Мила! Ты высшее, что есть на этом свете, а они посягнули!.. Они хотели взять твою жизнь! Они все хотят взять твою жизнь! Но я не отдам! Ни за что не отдам, Мила! Мы их победим! Танцуй, Мила, танцуй, мы их обязательно победим, танцуй! Ты восхитительно танцуешь, Алая Роза! Алая Роза? Алая Роза…
Север лежал на койке, отвернувшись лицом к стене.
— Что с ним? — спросила Лиза.
— Это реактивный психоз, — объяснил Павел. — Из ступора Север вышел, но теперь он в состоянии аутизма. Когда надо — встает, может есть и так далее… Но живет в каком-то своем внутреннем мире. На внешний мир практически не реагирует.
— Ты его вылечишь?
— Не знаю… Во всяком случае, лечение будет долгим.
114
Стоя на обочине дороги, девчонка голосовала. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть, как волшебно она красива. Поэтому все немногочисленные попутные машины притормаживали. Но каждый раз уносились дальше по трассе. Ибо, приблизившись, водители чувствовали: девчонка опасна. Не сама по себе, нет, — сама по себе она прекрасна и беззащитна. Просто принадлежит страшному миру: миру вознесшегося до высот российской власти человеческого дна. И любой контакт с ней грозит бедой случайному человеку.
Но девчонка не отчаивалась. Она шла вперед, легко переставляя свои ладные ножки, и упорно голосовала, едва завидев вдали очередной автомобиль.
Наконец ее усилия увенчались успехом. Шикарный лимузин остановился рядом. Шофер — лощеный рослый атлет лет двадцати пяти — наклонился через сиденье и открыл дверцу. Двое его спутников — плечистые гориллоподобные парни — жадно оскалились, оценивая возможную пассажирку.
Девчонка зовуще-затравленно улыбнулась и решительно шагнула к машине.
Примечания
1
Прописка» проститутки — групповое изнасилование ее бойцами «крыши» за право работать на их территории.
