— Витька, да оставь ты свой цинизм! — щеки Лиды пылали. — Что случилось с девчонкой?
— А случилось с девчонкой ничего хорошего, как говорят в Одессе. Но я должен упомянуть еще одну подробность: «прописывали» Инночку без презервативов, поскольку знали, что она чистая. И здесь мы переходим ко второй части нашей истории, ибо в действие вступает некая Нино Кунадзе, в девичестве Шаликашвили, дочь вора в законе, невестка вора в законе и жена будущего вора в законе…
20
…Нино, жена Тенгиза, имела обыкновение каждые две недели проходить гинекологический осмотр — благо имела личного врача. Обычно это не занимало много времени, но на сей раз доктор долго и как-то недоуменно изучал ее внутренние органы, хмыкал, пожимал плечами, снова и снова разглядывая то, что отражали его специальные зеркала.
— Что там еще? — спросила Нино раздраженно. — Эрозия?
— Видите ли, Нина Вахтанговна… — смущенно начал врач. — Вставайте! — вдруг спохватился он. — Вставайте, вставайте, уже можно!
Нино встала.
— Так что там? — повторила она напористо.
— Видите ли, Нина Вахтанговна, — опять заюлил врач. — Мне даже говорить неудобно…
— Да говорите же! — сердито воскликнула Нино.
— Похоже, у вас сифилис… — брякнул врач удрученно.
— Что?! Да как вы смеете?! — Нино влепила ему пощечину. — Сифилис?! Да как повернулся ваш грязный язык?!
Борух Абрамович был человек циничный, жадный и терпеливый. За те деньги, которые платила ему Нино, он мог снести десятки пощечин и сотни плевков в лицо. Лишь бы клиентка осталась довольна.
— Извините, — пожал плечами он. — Конечно, стопроцентной гарантии не даю, нужно сделать анализ, но, знаете… Твердый шанкр есть твердый шанкр. И паховые лимфоузлы у вас воспалены… Сдайте кровь.
Когда исчезли все сомнения, Нино взбеленилась. Ладно болезнь, в ранней стадии она достаточно легко лечится. Но Тенгиз… Каков ублюдок! Нино никогда не изменяла мужу — нет, не из-за великой любви, а просто по лености. К тому же интересоваться мужчинами ей мешала другая всепоглощающая страсть — страсть сверхмодно, сверхбогато и сверхдорого одеваться, поражая знакомых сногсшибательными безвкусными нарядами. Свою портниху Нино обычно доводила до истерик постоянными злыми придирками. Голова ее вечно была занята продумыванием очередного убойного туалета, а обильный досуг — изучением модных журналов. Какие уж тут мужчины?
Нино догадывалась, что Тенгиз, мягко говоря, ходит налево, но, признаться, ее это мало волновало. Таскает домой деньги, и ладно. А если Нино хотелось секса, она, отловив мужа, просто волокла его в постель утихомиривать надоедливый, мешавший ей жить инстинкт. Большего не требовала и не желала.
Однако на сей раз Нино почувствовала себя глубоко оскорбленной. Этот похотливый кобель подцепил мерзкую болезнь от своих вонючих сучек, а она страдай? Ну нет! Грузинка гордо вскинула голову, вспомнив собственную безупречную супружескую верность. Теперь Нино ставила ее себе в заслугу, хотя раньше даже не задумывалась о ней — зачем задумываться о том, что тебе безразлично? Зато сейчас… Неблагодарный подонок! Она отомстит ему, жестоко отомстит!
Первым ее порывом было пожаловаться отцу. Но потом Нино представила, как оскорбится за дочь спесивый Вахтанг Шаликашвили, какие претензии предъявит старинному другу Дато… Все может кончиться очень плохо, развалом семейной империи и войной кланов. А значит, тысячи вожделенных, обожаемых до дрожи в прямой кишке долларов будут потеряны… Ну нет, себе дороже! Сделаем по-другому. И Нино отправилась к свекру…
— Когда она явилась к Дато, тот сразу вызвал Тенгиза, — продолжал Витька свой рассказ. — Тенгиз, что называется, ни уха ни рыла… А едва узнал, что сам заражен, буквально взбесился.
— Почему он раньше не заметил, что болен? — спросила Мила. — Мужчине ведь легче заметить…
— Ну ты что, не знаешь Тенгиза? — усмехнулся Чекан. — Более самовлюбленного индюка мне встречать не приходилось. Он считает, что никакая зараза ему не страшна. Болезни — это для быдла, для серой массы, для тупых совков. А божества вроде Кунадзе не болеют…
— Ясно, продолжай, — кивнула Мила.
— Продолжаю. Последний раз без резинки Тенгиз трахал только Инну. Естественно, он сразу ее вычислил. Нино потребовала примерно наказать девчонку. Мне довелось лично присутствовать на третьем, заключительном акте этой драмы…
…Кунадзе-младший позвонил Чекану вечером.
— Я сейчас за тобой заеду. Съездим, развлечемся.
— Куда? — спросил Витька.
— Есть одно местечко… Жди!
Звучало это приказом, а приказы Чекан обсуждать не привык. Вскоре он уже сидел в машине Тенгиза. Спереди и сзади ехало еще несколько машин. Выехали за город и наконец добрались до места — обширной лесной поляны. Автомобили оставили на дороге.
Дальнейшее напоминало кадры из дрянного фильма ужасов. Толпа мрачных мужчин, сжимавших фонари, встала полукругом возле свежевырытой ямы. Юрка Клещ и четверо его постоянных спутников, приехавшие сюда раньше остальных, как раз складывали лопаты.
Напротив, по другую сторону ямы, Чекан заметил Инну, которую раньше видел мельком, когда заходил к Олегу в «Приют любви». Девушка была связана и так бледна, что, казалось, светится. Витька удивился: чем провинилась новенькая шлюха? Работает недавно, говорят, старается… За какие грехи ее связали? И зачем привезли сюда?
Рядом с юной проституткой стояла Нино Кунадзе. Глаза грузинки хищно блестели.
— Отец! Пора начинать! — сказал Тенгиз Давиду.
— Может, передумаешь, сын? — спросил Дато. — Девка вылечится и сможет работать… Жаль губить такой товар. Что скажешь, Нино?
— Решать Тенгизу, — отозвалась грузинка. — Он напакостил, пусть он и искупает свой грех передо мной…
— Ладно! — решительно произнес Дато. — В конце концов, девок много… Приступай, Тенгиз!
Кунадзе-сын, мрачно ухмыляясь, приблизился к Инне и положил свою огромную лапу на плечо девушки.
— Не надо! — всхлипнула Инна.
— Иди-иди, сука! — резким толчком Тенгиз швырнул ее в могилу.
Девчонка упала неловко, боком, но тотчас перевернулась, устремив затравленный взгляд вверх.
— Закапывайте! — приказал Дато Клещу и его дружкам. Те схватили лопаты.
— Не-ет! — закричала Инна, почувствовав падающие комья земли. — Мальчики, не надо! Мальчики, пощадите! У меня мама больная! Она умрет без меня! Мальчики, пожалейте! Мальчики!..
Нино счастливо улыбалась. Тенгиз гордо смотрел на жену.
— Фашисты! — закричала Инна из ямы. — Подонки черножопые! Мразь! Будьте вы прокляты! И дети ваши, и ваши русские шестерки! Будьте прокляты!
Брошенная земля упала девушке на лицо, забила рот. Инна захрипела, отплевываясь, но все новые и новые комья покрывали ее, погребали заживо. Вскоре все было кончено…
— Ты довольна, дочь? — спросил Дато Нино, когда могилу затоптали и забросали ветками. — Ты прощаешь Тенгиза и обещаешь ничего не говорить уважаемому Вахтангу?
— Я удовлетворена, отец, — кивнула Нино. — Одной шлюхой в мире стало меньше. По-моему, мы