упадет, но все еще держится, столько месяцев... Видно, вас ждет. Берите ее поскорей и приезжайте в Валенсию праздновать.
Проехав мимо бивуаков обеих бригад, Лукач поручил их Петрову, пересадил адъютанта на место Крайковича и пригласил в свою машину Белова. Необходимо было побывать в арагонском штабе, поскорее разобраться во всех деталях приказа и начинать действовать.
В замке, на большом расстоянии от передовой, где по-барски расположился генерал Посас, Белов со все возрастающим удивлением ознакомился с ненужно длинным приказом. А когда стал переводить его, то не только Лукач пришел в негодование, но и его адъютант.
С бюрократической тщательностью объяснив положение на участке, многословная бумага архаическим языком расписывала предполагаемую операцию по часам и даже минутам, не оставляя никакой инициативы командованию интердивизии и не допуская никакой случайности. Но большей странностью было то, что всем издавна окружавшим Уэску частям было предписано, не производя ни единого выстрела, ждать, пока 45-я возьмет два укрепленных и защищающих единственный узкий выход из города на запад населенных пункта — Чимильяс и Алере. Несколько предыдущих неудачных атак, сопровождавшихся серьезными потерями, а главное, утратой республиканцами веры в успех, до того безвыходно законсервировали их в траншеях и настолько лишили вкуса к действиям, что, как стало известно еще в Меко, сигналом авиационной тревоги под Уэской служил... выстрел из винтовки. Из стоявших вокруг Уэски трех дивизий лишь одна, носившая имя Карла Маркса, была сформирована каталонской партией, объединявшей коммунистов и социалистов. Остальные же две лишь с оговорками признавали право правительства Народного фронта и республиканского командования распоряжаться у них на Арагоне. Объяснялось это чрезвычайно просто: одна из них была анархистской, подчинявшейся (да и то не беспрекословно) руководству ФАИ, а другая, представлявшая более существенную военную силу, состояла из сторонников весьма напористой левацкой группировки ПОУМ, имевшей заметное влияние в Каталонии и почти никакого в остальной Испании, хотя руководящий центр ее находился в Мадриде и даже выпускал там газету. В осаде города участвовало еще несколько мелких и абсолютно независимых черно- красных отрядов. Казалось бы, после нескольких месяцев молчаливой, почти символической, осады одновременное и внезапное открытие огня по всему фронту должно было бы произвести психологическое воздействие на осажденных и если не ввергнуть в панику, то хотя бы посеять тревогу, однако в приказе черным по белому было пропечатано: «Ningun tiro de fusil»[Ни одного выстрела из винтовки
— Чистый бред,— вознегодовал Лукач.— Во-первых, какого черта с самого начала запирать ворота, через которые смогут уйти женщины с детьми и вообще все желающие из гражданского населения? И потом, разве не ясно, что взятые в котел будут драться до последнего, поскольку у них нет пути отступления? Ладно... Что в ступе воду толочь?.. Я пошел к Посасу, а ты двигай к его начальнику штаба. Оба потребуем внести необходимые поправки. Не могут они не послушаться. Детишкам понятно, что так не воюют.
Через полчаса из кабинета своего старшего коллеги вышел Белов. По виду его можно было догадаться, что переговоры прошли не так, как предрекал Лукач. Чуть позже по устланной сукном лестнице со второго этажа спустился и он сам в сопровождении адъютанта.
— Об упрямстве Посаса я наслушался от наших еще в Мадриде,— садясь рядом с Беловым, вспоминал Лукач. — Наивно, что я к нему так, без подготовки, пошел. Увидев же, что он и слушать меня не хочет, я обозлился, но Алеша-то у нас дипломат, переводил меня на французский вежливо. Да результат все равно — нуль. Кончил Посас тем, что будет настаивать на последовательном и неукоснительном выполнении всех параграфов приказа, чтобы Уэска не позже захода солнца 12 июня была очищена от мятежников.
— Ну а мне начальник штаба сказал, что во многом со мной согласен: действительно, составленный оперативной службой план взятия города не дает ничего самостоятельно решить его исполнителям, но сразу же объявил: изменить приказ ни на йоту нельзя, потому как генерал Посас никогда не меняет принятых решений.
— Все будто специально для удобства фашистов придумано, чтоб они, ни о чем не беспокоясь, целиком свои резервы против нас сумели обратить. Но до операции еще целых два дня, и все это можно поломать. Давай так, мой дорогой, я сейчас же звоню Григоровичу, да и остальные переговоры с начальством беру на себя, а ты займись своим делом. Но сначала совместно с Петровым набросай собственный, наш, план, чтоб дивизия Карла Маркса начала демонстративное наступление, а, когда пальба разгорится, мы с противоположной стороны неожиданно ударим.
Выяснилось, однако, что Григорович отбыл в Мадрид, где, как Лукачу было известно, готовилось наступление и тоже в масштабе интердивизии, а командовал 35-й генерал Вальтер, только создали ее по другому рецепту — придали Четырнадцатой еще две серьезные испанские бригады: бери, голубчик, и командуй на здоровье.
Уверившись, что в ближайшее время с Григоровичем ему не связаться, Лукач еще более помрачнел и все чаще брался за виски, а ложась в постель, принял какие-то порошки.
— Вот и сам знаю, что безнадежно: это ведь не просто так голова разболелась, это же непоправимые последствия давней контузии, а глотаю, хотя никто и ничто не помогает — ни врач, ни знахарка и ни лучшие лекарства... Ну а вы спите,— гася лампу, посоветовал комдив адъютанту,— спокойной ночи.
Рано утром все офицеры штаба дивизии съехались в крохотное Сьетамо, километрах в пяти от которого лежала скрытая холмами Уэска. Во всем селении не нашлось достаточно большого дома, где хотя бы старшие командиры смогли устроиться вместе, и Лукач с адъютантом и Крайковичем поместились на выезде из Сьетамо в однокомнатном домике, хозяева которого перешли к родственникам, а Петров, Белов, Мориц и другие заняли на противоположной окраине пристройку к пустому каменному складу, очень пригодившемуся интендантам.
Несмотря на то, что мигрень еще не прошла, Лукач сразу же выехал осмотреться. За возвышенностью, позади которой теснились домики Сьетамо, дорога выходила к перекрестку и раньше вела прямо на Уэску, по теперь по ней туда не ездили, а поворачивали направо. Широкое шоссе дальше сужалось и километра два бежало долиной, а затем круто брало опять вправо и серпантином подымалось на довольно крутую гору. По-видимому, серпантин этот откуда-то просматривался неприятелем, потому что был закрыт сплошными кулисами из сухого тростника на металлических опорах; по сторонам же дороги было немало воронок от гранат полевой артиллерии. Но в долине, вероятно, шоссе было невидимо неприятельским наблюдателям; во всяком случае, следов разрывов ни на нем, ни по сторонам от него не было. Тем не менее перекресток у Сьетамо был началом прифронтовой зоны, потому что возле него стояла хижина, напоминавшая пастушью, откуда выскочило двое караульных. Крайкович вышел поговорить с ними по-каталонски, а садясь обратно, объявил, что это пост дивизии ПОУМа.
Серпантин, на который они благополучно свернули, повилял, повилял и выпрямился на широком плато. Лукач остановил «пежо» и через засаженную старыми оливами обширную террасу направился с адъютантом к обрыву. Внизу, на некотором отдалении, лежала Уэска. Отсюда, где они стояли, простым глазом можно было различить крыши больших зданий и колокольни церквей. Однако комдив принялся разглядывать город в бинокль. Адъютант последовал его примеру. В цейсовские стекла отчетливо стали видны и сохнущее во дворах ближней окраины белье, и развевающийся, вероятно, над резиденцией военного губернатора оранжево-красный королевский флаг, о котором в дореспубликанские времена романтические испанцы говорили, что он цвета золота и крови. Лукач опустил бинокль.
— Как думаете, возьмем? Это вам не Бриуэга,— вполголоса, чтобы снова не разбередить головную боль, спросил он и сразу же сам ответил: — Возьмем. Как пить дать — возьмем. Только, понятно, не завтра, а деньков этак через пять. Сначала необходимо будет обойти командные пункты всех до одного окружающих ее соединений и со всеми, даже с поумовцами, по-хорошему договориться, кто, как и когда будет действовать. А там, подготовив все с толком, с чувством, с расстановкой, возьмем, обязательно возьмем. При этом ни Чимильяса, ни Алере, мы, ясное дело, и трогать не будем. Зачем на рожон лезть? Пройдем ближе к городу...
— А как же завтра? — с беспокойством спросил адъютант.
— Будто вы меня не знаете. Мы же с вами не со вчера знакомы. Не стану я завтра наступать, и все тут. Благо в приказе все по часам и минутам расписано, есть за что уцепиться. Например, девять республиканских бомбардировщиков в шесть сорок пять двумя налетами подавляют огневые точки
