Эту информацию Лариса вывалила на одном дыхании, торопливо, словно боялась что-нибудь пропустить. При этом на лице ее отчетливо отражалось чувство гордости, видимо, за свою причастность к этому кругу.
– Я рада за тебя, – совершенно искренне отозвалась Галина. Острым глазом она сразу же приметила совершенно преображенный облик Ларисы: на ней был модный брючный костюм, волосы пострижены и уложены по-новому, и это шло ей.
– Ты хорошо выглядишь, – заметила Галя.
– Я теперь хожу к мастеру, которого мне рекомендовала свекровь, он настоящий художник, – сообщила Лариса и, еще раз поблагодарив Галю за консультацию, ушла, махнув рукой: – До встречи!
Галина удивлялась все более возрастающему у Ларисы интересу к старинным родам, особенно дворянским. Это началось с безобидной, на первый взгляд, ее самоидентификации с фамилией отчима матери – Шаликов, хотя она его вовсе не помнила, так как он умер, когда Ларисе было всего два или три года, а главное, не имел никакой родственной связи ни с матерью, ни с ней. Но где-то, в какой-то книге, в сносках, она наткнулась на эту фамилию. Оказалось, что до революции был такой князь Шаликов, который то ли редактировал, то ли издавал короткое время женский журнал. С этого все и началось. Сначала Лариса задумала изменить свою фамилию, но мать воспротивилась, поскольку отчим оставил о себе не самые лучшие воспоминания. Тем не менее вскоре она уже рассказывала о своем дворянском происхождении, стала стесняться фамилии Киселевых и во всех новых знакомых искала корни старинных дворянских родов. Галина предположила, что и у покойного писателя, видимо, были дворянские корни, о которых в СССР было не только не принято, но и опасно упоминать. Так что, став любовницей его сына, Лариса могла на законных основаниях приобщиться к вожделенному дворянству. Впрочем, все это были лишь предположения Галины.
Ближе к лету Лариса неожиданно позвонила и напросилась к ней в гости. С первой же минуты было ясно, что у нее неприятности. Рассказала, что переводчик отправился в дом творчества работать над переводом большого романа какого-то зарубежного писателя, – Лариса забыла его фамилию, помнила только, что «жутко модный на Западе», – а ее с собой не взял.
– Что ж тут удивительного, – заметила Галина, – он же работать поехал.
– Но другие писатели берут с собой жен, – возразила Лариса.
– Ну, ты еще не жена, потерпи, придет и твой час.
– Понимаешь, за все время, что мы вместе, он никогда со мной никуда не ходил – ни в театр, ни на концерты, ни в гости, вообще не знакомил меня со своими друзьями.
– Постой, но ты же говорила, что к ним приходят очень интересные люди, – напомнила Галина.
– Ну да, но только их принимает мать, а мы даже не выходим в гостиную, сидим в его кабинете. Это все старшее поколение, и он говорит, что у них в доме всегда так было принято.
– Откуда же ты знаешь про этих людей?
– По его рассказам, по рассказам матери, – объяснила Лариса.
– А его друзья к вам не приходят? – полюбопытствовала Галя.
– При мне ни разу…
– Странно.
– Да вот и я об этом.
– Ты пробовала спросить его?
– Конечно. Он всегда отвечает, что когда я с ним, ему никто не нужен.
– Может, это так и есть?
– Может быть… – неуверенно согласилась Лариса, – но нельзя же сводить все только к постели.
– Наверное, ты права. Мне трудно что-либо предполагать и делать выводы, я же его совсем не знаю. Тут ты сама должна во всем разобраться, – заключила Галина, а подумала, ну почему Лариса не видит, не чувствует, не понимает, что новый поклонник использует ее, вернее, пользуется ею просто так, для здоровья, как говорят обычно циники!
Через некоторое время она узнала, что переводчик с известной фамилией женился на француженке, аспирантке московского вуза, и вместе с матерью уехал в Париж. Гале было жаль Ларису, но помочь ей она ничем не могла. Во время случайных встреч говорили они в основном о работе. Лариса с невероятной энергией пробивала разрешение представить свою работу в качестве кандидатской диссертации, что в условиях обычной городской больницы, а не специализированной клиники, было не так-то просто, Тем не менее по прошествии двух или трех лет ей это удалось, и она блестяще защитилась на базе новой клиники, куда почти сразу же перешла работать по приглашению руководства. На банкет по поводу защиты кандидатской Лариса пригласила соседку. Галина удивилась – они давно близко не общались, каких-либо встреч, общих интересов у них не было, что же стояло за этим приглашением?
А все объяснялось самым банальным образом: за год до этого Галя в очередной раз вышла замуж, на сей раз по взаимной нежной любви. Он был талантливым драматическим актером, но популярность свою снискал главным образом как поющий актер, и в этом качестве пользовался широкой известностью. Именно это обстоятельство и подвигнуло Ларису пригласить Галину вместе с мужем. Но когда в разгар застолья она обратилась к нему с просьбой спеть что-нибудь, он посмотрел на нее, развел руками и очень галантно, склонив голову, произнес:
– Только после вас.
– Что вы? – воскликнула Лариса. – Я не пою.
– И я тоже, когда ем и пью вкусное вино, – ответил он с обезоруживающей улыбкой и обнял за плечи Галину, которая мгновенно все поняла и стала демонстративно что-то накладывать ему на тарелку.
После этого банкета отношения вновь разладились, и соседки практически перестали общаться.
Иван наконец закончил все обязательные процедуры по подготовке к главному испытанию, защите диссертации. Пока он бегал, крутился, что-то доставал, чего-то добивался, ему казалось, что все это пустая трата времени, одна формальность. На самом деле так оно и было, вся эта суета не имела никакого отношения к науке, но никуда от нее не денешься, поскольку каждый соискатель в Советском Союзе обязан был пройти все узаконенные правилами и традициями пути и тропинки. Когда же все закончилось и оставалось только ждать защиты, расслабиться, отдохнуть, то оказалось, что вся эта беготня отвлекала от волнений, занимала время и мысли, а теперь началось самое неприятное, мандраж, как говорил Иван. Он старался держать себя в руках, не поддаваться этому неприятному состоянию школьника перед экзаменом, стал чаще бывать на концертах, покупал и слушал новые пластинки, больше уделял времени изучению языка, много читал. Но внутреннее напряжение, непривычное свербение где-то там, под ложечкой, каждый раз, когда он мысленно представлял себя одного на кафедре перед целой гвардией известных профессоров-хирургов, не отпускало его. Он стал нервозен, раздражителен и нетерпим ко всяким мелочам, которые прежде совершенно его не волновали.
В коридорах клиники, иногда в раздевалке или в буфете Иван Егорович встречал милую, с озорными глазами медсестру, ту, что как-то принесла в ординаторскую очки Анны Васильевны. Интересно, думал он, почему это прежде я не замечал ее? Возможно, чтобы разглядеть человека, нужно, чтобы он совершил какой-нибудь добрый поступок, впрочем, если за ним числится что-то дурное, подлое, его также трудно не заметить. Эти абстрактные рассуждения, видимо, в какой-то степени должны были ответить на его молчаливый вопрос, адресованный самому себе. На самом деле, если быть честным, девушка просто нравилась Ивану. Чем? Именно этого он и не знал. При встрече она всегда вежливо и приветливо здоровалась, что делали и другие сестры, но в ее приветствии он замечал особую теплоту и секундный радостный всплеск в глазах, а может, это ему просто казалось. Он почему-то запомнил слова Анны Васильевны, что медсестре всего девятнадцать лет, и еще имя, Антонина, а главное, что она, несмотря на свою молодость, прекрасно справляется с обязанностями операционной сестры. Иван стал присматриваться к ней с любопытством, которое объяснял необыкновенно живым и изменчивым лицом девушки. Он даже сравнивал его с калейдоскопом, детской игрушкой, привезенной отцом из города и подаренной ему в далеком детстве: только приглядишься к замысловатому, необычному рисунку из разноцветных стекляшек, как тут же он исчезает, а на его месте появляются угловатые, острые осколки чего-то прежде прекрасного, а сейчас такого несуразного, но не успеваешь огорчиться, потому что через мгновение возникает совершенно новый рисунок, ослепительный узор, лучше прежнего и тоже наверняка обманчивый, зато такой прекрасный и соблазнительный.